Последний грех - Волков Роман - Страница 8

Григорий ругнулся себе под нос и стал говорить уже не так рьяно и с заметной досадой в голосе:

– Но арестовать Лося нельзя – он депутат. А Тагира арестуешь – сразу вой поднимут, что угнетаешь малые народы, так сказать. Вот и все. И что тут делать, я не знаю. Бомжа какого-нибудь найди погаже – благо они сейчас у нас появились в большом количестве – или наркомана и сажай, чтобы отчитаться на первых порах. Или там по личным связям погибшего пошеруди, так сказать. Может, соседу он на ногу наступил… Только это вряд ли. Семьи у него не было, любовниц вроде тоже. Вот и все, так сказать. Давай, действуй-злодействуй. Я у прокурора в машине, если что. Протокол еще надо подписать.

Святослав внимательно выслушал старшего следователя, кивнул и сказал:

– А я пойду, похожу, понюхаю.

Сказано – сделано. Он стал не торопясь обходить двор, цепко следя за действиями всех, кто находился сейчас на месте преступления. Криминалисты брали образцы и складывали их по пакетам и баночкам. Кинолог, слегка запыхавшись, рысил за овчаркой, водящей носом по земле. Два милиционера все еще допрашивали дворничиху. У тела копошились белые халаты под руководством Зарубовой, которая, махая дымящейся папиросой, отдавала распоряжения, будто заправский генерал.

– Товарищ майор! – оторвал Соколова от созерцания голос молодого лейтенанта. – Я нашел какое-то странное послание! Вот!

Он развернул пинцетом грязную скомканную бумажку.

– Внимание! С камерой сюда! – скомандовал майор, чувствуя, как быстро начинает биться сердце. И как только рядом оказался один из спецов, майор указал в нужном направлении: – Смотрим сюда.

На бумажке было выведено большими буквами: «ГРѣШЕНЪ 3:16».

– Это что еще за ересь?

– Покажите-ка, – протиснулся поближе Григорий Чуб, который так и не пошел в прокурорскую машину.

– По-славянски, – негромко сказал молодой лейтенант, – смотри-ка чего.

Повисла недолгая пауза, затем снова заговорил старший следователь:

– Знаешь, майор, я, наверное, погорячился с кругом подозреваемых. У наших бандюганов до этого ума не хватит, так сказать. То есть круг сильно расширяется.

– А что это значит, кто-нибудь может мне объяснить?

– Не знаю, – пожал плечами Чуб.

– А он пил? – решил уточнить Соколов, снова начав что-то писать в блокноте. – Ну, выпивал?

Тут уже к разговору подключился подошедший на общий шум Раткин:

– Да выпивал, так, немножко. Он, в общем, нормальный мужик-то был, не то что там блаженный, так сказать. Мог и матом ругнуться, и выпить рюмочку. То есть если вы типа хотите предположить, что это означает «смерть непьющим», то это не то.

Соколов продолжал записывать:

– А у вас отделение психиатрии есть какое-нибудь? Или судебная психиатрия?

Тут уже и Семичастный подоспел. Он поправил фуражку и крякнул смущенно:

– Ну, это ж все-таки не Москва… Больница у нас небольшая. Это вам в область надо ехать. В техникуме лесотехническом психолог есть, а у нас – вон, одна Зарубова по этой части. Судебной психиатрии нет то есть.

– Мы по старинке, товарищ майор, с этим делом, – дополнил лейтенант.

Святослав усмехнулся:

– Пьете, что ли, по старинке?

Остальные тоже негромко рассмеялись, немного разряжая обстановку.

– Не, ну это-то само собой. Но я не про то, – пояснил лейтенант. – Мы вместо психоаналитиков к батюшке ходим, на исповедь.

Рыжий ежик старшего следователя заходил ходуном. Он хлопнул молодого милиционера по спине:

– А это мысль, кстати. Вам нужно со священниками пообщаться. Это люди не в пример поинтеллигентнее нас, так сказать. Лекари человеческих душ. И с психиатрией знакомы, так сказать, в академиях проходили. Так что за консультацией – к ним. Есть координаты-то у вас?

– Есть, я в поезде как раз познакомился с новым настоятелем.

Чуб пригладил волосы и, нахмурившись, высказал свои сомнения:

– Но я все же склонен думать, что убийство – политическое. А эта надпись или вообще к делу отношения не имеет, ну, случайно тут оказалась, или нарочно нарисовали, чтобы запутать следствие, так сказать.

– Ничего, разберемся.

– Но к Лосю я бы на вашем месте сразу съездил, по горячим следам, так сказать, и к Тагиру тоже. Только вот как – я не знаю. Лосев-то депутат. Неприкосновенность у него. На допрос, конечно, можно вызвать, но дальше дело навряд ли пойдет, так сказать. Вот кабы не рисунок этот, я бы рубль за пять дал, что это его головорезы. Или Тагировы гашишины, так сказать. Или те, или те. Я так думаю. Может, рисунок, правда, к делу отношения и не имеет, конечно. Но больно он странный, так сказать.

Соколова начало понемногу раздражать обилие советов, которые ему постоянно давал Чуб. Вроде и по делу все, и понятно, что он – майор – человек здесь новый. Но не вчера же он родился, честное слово. И дело это у него далеко не первое. Может, следователю прокуратуры хочется все контролировать от и до, но тогда его ждет небольшое разочарование.

– Я уже принял тут решение, пусть специалисты разбираются.

– О, браво! Какие, если не секрет? Вы ж тут пока вроде бы никого не знаете?

Вздохнув, Святослав пояснил:

– Узнал кое-кого. Отправил краеведам вашим, историкам… Ну, и пригласил вашего нового новостника, журналиста. Он искусствовед по образованию. И заодно пресса будет под присмотром. Потом – настоятелю монастыря вашему, отцу Роману. Он тоже вроде соображает, а тут дело может быть и на религиозной почве. Вон он в «Волгу» садится. Не успел его поймать, ну ничего, приглашу в гости. Ну, и своим спецам старым.

Чуб слушал внимательно и кивал чуть ли не на каждое слово. Похоже, ему хотелось еще какую-нибудь лепту внести в работу нового замначальника, но он пока не придумал, какую именно. Так что в итоге ему пришлось ретироваться:

– Ну, что, с почином, так сказать. Я удаляюсь. – Он пожал руку Соколову, но, уходя, не преминул добавить: – Обо всех новостях мне докладывайте.

Отец Роман ненадолго, будто о чем-то задумавшись, остановился перед дверью в кабинет Соколова, затем решительно постучал.

– Входите, отец Роман, – послышался голос майора. По всему видать, здесь ждали монаха с нетерпением. Замначальника даже не усомнился, что в дверь стучит именно он, отец Роман.

Великан взялся своей огромной ладонью за дверную ручку, которая тут же показалась игрушечной, и открыл дверь. Из кабинета на него пахнуло крепким дымом. Кашлянув, священник вошел и окинул помещение заинтересованным взглядом. На письменном столе был разложен плакат, над которым склонились Миронов и Соколов. Первый курил трубку, пуская круглые облака дыма, как паровоз из мультиков. Второй дымил обычной сигаретой с фильтром. Рядом валялось множество книг с закладками, загнутыми листами и просто открытые на определенных страницах. Беглый взгляд священника зацепился за привычные для церковных книг буквы и слова. Тут же стояли чашки с недопитым чаем, пепельница, лежал большой старый блокнот.

Мужчины в один голос поздоровались с гостем.

– Вы, отец Роман, извините, что я вот так вот вас вызвал, – выразил сожаление Святослав, раздавливая догоревший почти до фильтра окурок. – Но дело серьезное…

– Ничего-ничего. Рассказывайте, – отмахнулся тот, беря стул и устраиваясь за столом.

– Вот такая тут карусель, отец Роман, – ткнул пальцем в плакат журналист. – Кумекаем над надписью.

Священник посмотрел на буквы: «ГРѣШЕНЪ 3:16».

Между тем Иван продолжал:

– Ну, понятно, что это глава и стих. Скорее всего, из Писания, то есть это именно православные традиции, потому что церковнославянский. То есть не протестантизм и уж тем более не ислам.

– Да и мы не в Назрани, – ухмыльнулся отец Роман и провел пальцем по архаичным буквам. – Тут места староверские, так что предположение ваше очевидно.

– Да. А вот цифры эти что означают? – поинтересовался Соколов и с надеждой посмотрел на монаха. Но вместо него ответил журналист, который решил объяснить, как и в какую сторону двигались их собственные мысли: