Голубой молоточек. Охота за сокровищами (СИ) - Уоллес Эдгар Ричард Горацио - Страница 18

— Я думаю, вы могли бы попросить у Карлоса один экземпляр.

— Попросите у него сами, ладно? Вы его знаете. Может быть, это помогло бы мне разыскать Фрэда и мисс Баймейер.

— Но если вам это удастся, вы сообщите мне подробности, хорошо?

— Ладно, я о вас не забуду, — проговорил я и тут же отдал себе отчет в двусмысленности своих слов.

Бетти Джо отнесла копию обратно, а я тем временем уселся на ее стул, положил голову на сложенные на столе руки и моментально погрузился в сон. По-видимому, мне снились какие-то авантюрные приключения или, может быть, предчувствие их. Так или иначе, когда девушка коснулась ладонью моего плеча, я вскочил на ноги, хватаясь за спрятанную под пиджаком кобуру револьвера, которого у меня при себе не было.

Бетти Джо резко отпрянула, закрывшись руками с растопыренными пальцами.

— Вы меня напугали.

— Извините.

— Карлос делает для вас копию. А мне, к сожалению, пора садиться за машинку. Я хочу закончить статью, чтобы она могла попасть в вечерний выпуск. Кстати, я могу упомянуть в ней вас?

— Пожалуйста, только без фамилии.

— Вы скромный.

— Не слишком. Но я частный детектив. И мне незачем афишировать свое имя.

Я перешел за стол редактора городских новостей и снова положил голову на руки. Уже довольно давно мне не приходилось спать в комнате, где, кроме меня, находилась девушка. Впрочем, комната была большая, ярко освещенная, а голова девушки была занята совершенно иными проблемами.

Она разбудила меня восклицанием, стоя на некотором расстоянии:

— Мистер Арчер?

Рядом с ней стоял какой-то молодой негр. Он показал мне сделанное им черно-белое фото. Оно получилось несколько смазанным и серым, как будто светловолосая женщина отодвинулась еще дальше во времени, вне пределов досягаемости солнечных лучей. Но черты ее лица можно было различить.

Я поблагодарил фотографа и предложил ему деньги, но он отказался, сделав жест открытыми ладонями, словно отталкивая что-то от себя. Затем он вернулся в свою лабораторию, а Бетти Джо вновь засела за машинку. Напечатав несколько слов, она неожиданно прервала свое занятие, сняла руки с клавиш и опустила их на колени.

— Не знаю, удастся ли мне накропать эту статью. Я ведь не могу упоминать ни Фрэда Джонсона, ни ту девушку. При таком положении дел мне в общем-то не о чем писать, понимаете?

— Будет о чем.

— Но когда? Я слишком мало знаю об этих людях. Если бы женщина с портрета была жива и мне удалось с ней встретиться, ситуация выглядела бы совершенно иначе. Я могла бы сделать ее главным персонажем статьи.

— Вы и так можете сделать это.

— Но было бы намного лучше, если бы я могла написать, кто она и где живет. Если, конечно, она еще жива. Может быть, даже добавить интервью с ней.

— Не исключено, что это знают супруги Баймейер, — заметил я. — Возможно, они приобрели этот портрет по каким-то личным причинам.

Она взглянула на часы:

— Уже слишком поздно. У меня не хватит смелости звонить им в такое время. Впрочем, все равно неизвестно, знают ли они что-нибудь. Рут Баймейер распространяется о своей дружбе с Ричардом Чентри, но сомневаюсь, что ее когда-либо связывали с ним близкие отношения.

Я не возразил ей. Мне не хотелось в эту минуту разговаривать с моими клиентами. С того времени, как они меня наняли, масштабы дела страшно выросли, и я не рассчитывал, что сумею им вскоре все объяснить. Но у меня было желание еще раз попытаться разговорить миссис Чентри.

— А вот с женой Чентри ее связывали близкие отношения.

— Вы думаете, Фрэнсин Чентри захочет со мной разговаривать?

— Ей трудно будет отказаться теперь, когда речь идет об убийстве, которое она, кажется, приняла очень близко к сердцу. Вероятно, ей известно все об этой женщине с портрета. Ведь она и сама часто позировала мужу.

— Откуда вы знаете?

— От нее.

— Мне она никогда об этом не говорила.

— Потому что вы не мужчина.

— Наконец-то вы это заметили.

Я проехал вместе с Бетти Джо по опустевшему побережью и остановился возле дома миссис Чентри. Он был тихий и темный. На стоянке не было ни одного автомобиля. Прием закончился.

Внезапно я услышал женский голос; это был стон боли или наслаждения, резко оборвавшийся, когда мы приблизились к входной двери. Бетти Джо повернулась ко мне:

— Что это было?

— Это могла быть миссис Чентри. Хотя все женщины в определенных ситуациях издают похожие звуки.

Она с тихим гневным шипением выпустила воздух через плотно сжатые губы и постучала в дверь. Над ней загорелась лампочка.

Спустя довольно долгое время дверь отворилась и выглянул Рико. Возле его губ виднелись следы помады. Заметив, что я к нему приглядываюсь, он отер их тыльной стороной ладони, размазав красное пятно, протянувшееся теперь вниз, пересекая подбородок. Его черные глаза смотрели враждебно.

— В чем дело?

— Мы хотим задать миссис Чентри несколько вопросов, — ответил я.

— Миссис Чентри уже спит.

— Тогда разбудите ее.

— Не могу. У нее был тяжелый день. Тяжелый день и тяжелая ночь. — Полоса помады на щеке придавала словам Рико двусмысленный оттенок.

— Я прошу вас узнать, не согласится ли она нас принять. Как вам, наверное, известно, мы ведем расследование по делу об убийстве.

— Вы ей передайте, что это мы — мистер Арчер и мисс Сиддон, — вмешалась Бетти Джо.

— Я знаю, кто вы такие.

Рико ввел нас в гостиную и зажег свет. Темная орлиная голова и длинный коричневый халат придавали ему вид запальчивого средневекового монаха. В пустом зале стоял затхлый запах сигаретного дыма. Мне казалось, что я слышу гул разговоров, звучавших во время приема. Большинство горизонтальных плоскостей, — в частности, клавиатура большого рояля — было заставлено пустыми и наполовину опорожненными стаканами. Все в этой комнате — за исключением висевших на стенах картин, позволявших заглянуть в иной, более упорядоченный мир, которого даже убийство было не в состоянии изменить, — связывалось с неизбежным похмельем.

Я обошел гостиную, приглядываясь к картинам и пытаясь при помощи доступных непосвященному средств определить, была ли картина Баймейеров произведением самого мастера. Но я не мог ответить на этот вопрос, а Бетти Джо заявила, что она так же беспомощна.

Тем не менее я вдруг открыл, что убийство Граймса, а возможно, и Уитмора, оказало какое-то почти незаметное влияние на портреты, или, может быть, на мою реакцию. В глазах смотревших на меня с картин людей я заметил какую-то подозрительность, а также что-то вроде тревоги, исполненной безнадежности. Некоторые из них смотрели на меня, как узники, иные — как судьи, другие же — словно запертые в клетках животные. Я размышлял над тем, отражал ли какой-нибудь портрет, а если да, то какой именно, состояние души человека, нарисовавшего их.

— Вы знали Чентри, Бетти?

— Вообще-то нет. Он принадлежал к другому поколению. По правде говоря, я видела его всего один раз.

— Когда?

— В этом самом зале. Мой отец, он был писателем, привез меня сюда, чтобы я с ним познакомилась. Это было чрезвычайное событие. Понимаете, он почти ни с кем не виделся. Все время работал.

— Какое он произвел на вас впечатление?

Она на минуту задумалась:

— Он был очень задумчив и робок, почти так же робок, как я. Он посадил меня на колени, хотя в общем-то не имел такого желания. По-моему, он постарался потом избавиться от меня как можно скорее. Я была этому рада. Он или не выносил маленьких девочек, или чересчур их любил.

— Вы действительно тогда так подумали?

— Кажется, да. Девочки чувствительны к таким вещам, по крайней мере, я была чувствительна.

— Сколько вам было лет?

— Четыре… может, пять.

— А сколько теперь?

— Не скажу, — ответила она с неуверенной улыбкой.

— Меньше тридцати?

— Немногим. Это было лет двадцать пять назад, если вас это интересует. Чентри исчез вскоре после моего визита. Мне кажется, я часто воздействую на мужчин таким образом.