Шарм, или Последняя невеста (СИ) - Билык Диана - Страница 30

– Сможешь, – подвигаюсь вплотную, головкой касаюсь горячей плоти. – Ты хочешь этого так же сильно, как и я, – одно движение, и она вскрикивает. Впивается ногтями в плечи, обвивает ногами мои бедра.

– Нет, – хрипит и сжимается внутри. Запрокидывает голову и кусает губы, ищет меня ладонями, шарит по телу, стискивает кожу до острых невыносимых всплесков где-то под ребрами.

– Да, – толкаю и ловлю ее стон. Съедаю его, глотаю. Наши языки переплетаются, как и тела. Несколько рывков вперед и, приподняв, переворачиваю Леру на себя. – Можешь идти, – усмехаюсь, когда она усаживается поудобней.

– Не дождешься, повелитель лекарственных букетов, – грозно шипит и процарапывает по груди ленты жарких прикосновений.

Меня сотрясает от смеха, но движение ее бедер вниз вырывает из груди рык. Сдавливаю пальцы на ягодицах и тащу на себя. Ритмично, быстро, офигительно. Светлый свитер все еще на ее плечах.

Запыхавшись, Лера стаскивает лишнюю одежду через голову и ворчит:

– Даже не раздел толком, негодяй, – откидывает назад роскошное золото волос.

– Достоин наказания, – перебираюсь с упругих ягодиц на ее аппетитные груди. Царапаю острыми сосками ладони. Как же она великолепно сложена, так и просится на холст. Мазками, точками, оттенками, силуэтами. До полного экстаза и безумного самовыражения.

– Нет, – толкается и сдавливает меня собой. – Я буду тебя мучить, пытать, чтобы ты умолял меня уйти, – в ее улыбке сто тысяч коварных смешинок, в ее тембре развратно-сладкие интонации. Я тащусь от нее. А-а-а!

– Если сможешь меня заставить это сделать, я раскрою тебе все карты, – выкручиваю темно-розовые навершия и подаюсь вверх. Принимаю ее вес на себя и терплю тиски сильных ног. Так только круче, глубже, острей.

– Смогу! – в синих глазах загорается озорство и ликование. – Пари-и? – ее голос совсем осип. Лера наклоняется и, провев языком по груди, двигается, сумасшедше двигается мне навстречу, будто опытная куртизанка. Так яростно и умело, что я лечу на берег Оргазма быстрее, чем я ожидаю. В последний момент выдыхаю и сдерживаю волну.

– Лера, осторожней… Я не бесконечный, могу и разлететься на куски, – притормаживаю ее за бедра, но юркий язычок мечется по груди и находит сосок. Лера прикусывает его до острого спазма в паху. Мне приходится собрать волю в кулак, оттолкнуть ее немного и снова занять позицию сверху.

– Я хочу посмотреть, как ты разлетаешься на куски, – стонет она и шире приоткрывает рот. Хватает разогретый воздух. Втягивает мой стон и последние попытки не впускать ее в душу.

Я не могу больше говорить. Просто тараню ее, пропускаю руки под спиной и откровенно теряю голову. Лера напрягается внутри и, прежде чем кончить, шепчет обессиленно:

– Не люби, но только не отталкивай… – горячим импульсом мчатся по мышцам ее сокращения. Они выковыривают меня из темноты, достают самые старые мечты и тревоги, делают меня уязвимым.

Трепет на кончиках ее пальцев добавляет моим ощущениям острых нот: высоких, будто скрипка затянула соло и прорезала тишину. Худенькие руки опадают с моих плеч и, растекаясь по синему ковру, вытягивают за собой и мой пик.

Успеваю вырваться из ее пульсирующей теплоты и излиться на гладкий живот. Нам не нужны дети. Мне не нужны дети. Я не хочу страдать еще больше, чем сейчас.

Филипп – высокий и крупный мужчина лет тридцати – сидит возле Генри и поглядывает на меня из-под густых черных бровей. Запуская пальцы в длинные и черные, как смоль, волосы, перебрасывает их назад. Открывает этим жестом высокий лоб и грубую фактуру лица. Долго и задорно что-то говорит жениху на болгарском, но и достаточно тихо, чтобы я ничего не разобрала и не поняла.

Я краснею, когда Север поднимает на меня взгляд и застывает на миг. Смотрит и будто говорит, что никогда не отпустит. Никогда не предаст. Мне хочется верить, но в сердце все равно беспокойный хаос.

Он ничего не ответил в номере, даже не попытался убедить меня, хоть намекнуть, что я ему нравлюсь по-настоящему. Не дал обещание не гнать, потому я решила просто жить и ждать, когда мне укажут на дверь. Потом буду страдать, зачем заранее себя мучить?

Встреча давно закончилась. Владельцы помещения передали Генри права и быстро удалились.

– Ты когда вернешься? – басовито говорит помощник и почесывает густющую бровь.

– Ближе к марту. Вот планы, вот дизайн, – бумаги возвышаются на столе квадратным холмом. – Буду на связи, – распоряжается Север и, наконец, обрывает наши взгляды, от которых мне становится жарко.

Я тихонько встаю, чтобы выйти в коридор и не мешать мужчинам решать рабочие вопросы, но Генри откликает:

– Лера.

– Я на минутку, – бросаю я, немного обернувшись, и все равно иду к двери. Что-то тяжело в груди, тревожно и беспокойно. Дышу, словно в кабинете плюс тридцать. Пот катится по вискам, а по спине царапает холодное и гадкое предчувствие.

Генри коротко кивает и поджимает губы. И только тогда я покидаю кабинет и выбираюсь в парадный холл.

Вечер в Болгарии наполнен благоговейной тишиной и мерцающими бликами. Новый год через две недели, а уже повсюду растянулись гирлянды, деревья приукрасились мишурой и фонариками.

Над головой пустая еще вывеска, где, я так поняла, будет еще одна школа «Арктика».

Север глянул план и сразу согласился на покупку, даже не поднимался на верхний этаж и не смотрел приобретение изнутри. Как мне показалось, он переплатил за недостроенное здание. Здесь только и есть, что пустой кабинет и холл, остальное в стадии постройки: серые стены, бетонные полы и окна-глаза без стекол.

По разговору с Филиппом было ясно, что Генри хочет открыть школу к началу летнего сезона, потому и купил помещение заранее. Он доверчиво передал мужчине все документы, а я настороженно наблюдала и хотела тормознуть, но не осмелилась. Что я смыслю в деловых отношениях? Наверное, интуиции здесь не место. Скорее, я просто разучилась верить людям, потому этот темный насмешливый взгляд Филиппа показался мне неискренним. Вдруг он подставит Генри, а я просто из-за страха быть осмеянной не смогла жениха предупредить?

– Да, конечно, – дверь в кабинет распахивается, болгарин расшаркивается перед Севером, крепко пожимает руку и, проходя мимо меня, незаметно подмигивает. Неловко улыбаюсь и закручиваю сильнее руки на груди. Не нравится мне этот тип. Прямо вот Киркоров, только помоложе. Хитрая морда у него, очень хитрая.

Когда шаги помощника стихают, а дверь запирает нас с женихом в тишине пустого здания, Генри подходит ближе и обнимает со спины.

– Нравится здесь?

– Очень, – поворачиваю к нему голову и ловлю глубокий, ласковый поцелуй.

– Идем, я тебе все покажу, – говорит Генри, оторвавшись от губ. Дышит горячо и поглаживает ладонью спину.

– Это какая по счету школа?

– Я сбился уже, если честно, – он пожимает плечом, будто не делает ничего особенного, и берет меня за руку.

Под ногами хрустит побелка, но помещения чистые и ровные. Север смотрит вперед и рассказывает о планах:

– Здесь будет класс для самых маленьких. Вольная стена, где они будут рисовать, что захотят, а здесь, – он проводит меня в боковое крыло и подталкивает в большой широкий зал. – Тут хочу сделать балетный класс.

Меня пробирает холодом.

– Почему балетный?

– Не знаю, – он улыбается. – Просто. Мне нравится балет. Он нежный, трепетный, ранимый. Всегда мечтал и вот решился.

– Почему сейчас, Генри?

А говорил, что ничего обо мне не знает. Мне неприятно. Север обманывает и скрывает, потому я отрываю ладонь, освобождаясь, и прохожу вперед.

– Ты вдохновила меня, – говорит он тихо.

– Я или мои старые приключения?

– Ты увлекалась балетом? – удивленно говорит он и подходит ближе. – Так вот откуда у тебя такая утонченная походка и выправка шеи. Станцуй мне.

Он шутит?

После того, как я в шестнадцать вышла на сцену, а партнер уронил меня в оркестровую, прямиком в барабанную установку, я больше никогда не надевала пуанты. Во всем виноват шарм. Он ушел так стремительно, что Олег потерял равновесие, скривился и разомкнул пальцы.