Шарм, или Последняя невеста (СИ) - Билык Диана - Страница 15

Через несколько минут дверь отпирает мачеха и молча пропускает меня в коридор. Я боюсь оставлять ее позади: от нее даже толчок в спину можно ожидать. И тогда за сломанный хребет отвечать будет только случайность, а мачеха разведет руками и скажет, закатив жалостливо глаза: «Ах, она, бедняжка, так спешила к своему жениху».

Крепко вцепляюсь в дерево перил и, осторожно спускаясь, слежу, чтобы Валентина оставалась от меня подальше. А она безмолвно смеется, и этот ехидный взгляд щекочет мне лопатки.

Вылетаю в холл и вижу, как Генри обнимает сестру. Прижимает ее к себе, а когда замечает меня, отпускает Клаву и холодно спрашивает, готова ли я.

Одно желание: послать его на толстый и жирный болт, но воспитание останавливает. Чем меня эта сцена так взбесила, не понимаю, но выдавить «да» получается с трудом.

Руку ему не подаю, прохожу мимо, будто хочу еще прихорошиться у зеркала. Берет и перчатки напяливаю медленно и долго поправляю волосы, стараясь незаметно прикрыть покрасневшие ушибы и расцарапанную щеку.

На дом опускается неловкая тишина: даже Валентина решает промолчать, что удивительно. Наверное, час назад она все сказала.

В отражение смотрю не на себя, а на Генри. Неужели он и правда такой бабник, как сказала мачеха? Выдержу ли я, если он начнет размениваться на женское внимание, приводить домой любовниц и всячески забивать колья в мое сердце?

Ведь шарм когда-то развеется.

Вот так помощь может обернуться неприятностью, напряжением и несправедливой обидой. Хоть Лера и делает вид, что все нормально, я вижу, как зыркает на меня из зеркала. Ревнует? Как такое возможно?

– Надолго вы нашу Лерочку забираете? – лелейно говорит Валентина, а мне хочется скривиться от неприязни, но сдерживаюсь.

Падчерица еле заметно вздрагивает и сильнее закрывает лицо распущенными волосами.

– Я ее силой держать не буду, – отвечаю спокойно. – Захочет в любой момент поедет домой.

Валерия оборачивается, отсекает мой взгляд и говорит размеренно, но я чувствую, как в ней кипит ярость:

– Это вряд ли. Доброго вам здравия, дорогая матушка, – последнее сквозь зубы. С сестрой не прощается и, прихватив рюкзак, просто выходит на улицу.

Короткое: «Хорошего дня» и я иду за Лерой, но за дверями она внезапно встает, как испуганная лошадь, и вручает мне рюкзак.

– Минуту, – шепчет и, высоко поднимая ноги в снегу, исчезает за домом. Через несколько секунд вылетает с пачкой бумаг. Я не задаю вопросов, логика подсказывает мне, что она не просто так прятала документы. Меня оберегала, выполняла просьбу оставить все в секрете. И отчего это так приятно? Даже теплее стало на морозе, а под ребрами чаще заколотилось сердце.

Открываю девушке дверь авто и замечаю, что она как-то странно уводит от меня правую щеку. Наклоняет неосознанно голову, чтобы волосы просыпались гуще именно с этой стороны.

Пока пристегиваю ее, нарочно заползаю в салон до пояса, скрытно наблюдаю и замечаю что-то темно-вишневое на бледном лице. И губы мне кажутся более алыми, словно ее…

Вот же сука мачеха!

Осторожно защелкиваю ремень и прикрываю дверь. Тише, спокойно. Вдох-выдох.

Обхожу авто намерено позади, сгребаю с капота немного свежего снега и умываю лицо. Мне нужно успокоиться, потому что недостаток сна и нервы сильно бьют по душевному равновесию. Я едва держу ноги на месте, а кулаки в карманах, чтобы не сорваться сейчас же и не поколотить тетку за рукоприкладство. Пока отец в больнице, мачеха много себе позволяет, а Лера защититься не может. Я не дурак, все же ясно, как белый день.

Когда сажусь, девушка смотрит в противоположное окно. Прячется, накрывая ладонью лицо. Кажется, что такой небрежный жест, просто кулачок под щеку подставила, но моя наблюдательность вылавливает в ее глазах тревогу и боль: Лера не признается мне о проблемах, я ведь чужой. Боится, что засмею? Что не пойму?

В дороге мы молчим. Валерия держит договор в руках, а меня живьем едят мысли о том, что она пережила за последние часы. А если бы я удалил смс, а если бы не вернулся домой за телефоном? Кожа руля скрипит под пальцами, а зубы хрустят от напряжения. Но я не буду ковырять больное, не буду спрашивать, пока Лера сама не захочет поделиться.

Сворачиваю к дому и, пока девушка идет ко входу, тихо прошу Егора привезти свежих фруктов и еще женскую одежду. Строго, но так, чтобы слышал только охранник, приказываю к моему дому не пускать две личности, и, когда он согласно кивает, спешу открыть дверь Валерии.

Она топчется у входа и кусает губы.

Набирает воздух, чтобы что-то сказать, а я перебиваю:

– Не за что.

– Генри, я не успела почитать, – приподнимает бумаги. – И они побывали в снегу.

– Да, я заметил. Проходи, сейчас все расскажешь, – забираю договор и, швыряя его на тумбу, осторожно касаюсь маленького плеча, но она все равно шикает от боли. Стискиваю пальцы и снова крошу зубы. Эта тварь ее не только по лицу била!

– Да не о чем разговаривать, – отступает девушка немного вглубь дома. Скукоживается, слово кислица от прикосновения. – Мне просто нужна помощь, а просить больше не у кого. Я согласна на все, даже читать договор не буду.

– Нет, – прикрываю распахнутую на улицу дверь, пресекая попытки мороза заполонить гостиную. – Даже без помолвки я рад подставить плечо помощи, Лера. А документы почитаешь, но немного позже, и примешь решение. Сначала нам обоим нужно отдохнуть. Давай, – стягиваю куртку. Берет и перчатки она сама аккуратно кладет на полочку, снова прячет лицо под кудрями, но я пресекаю это движение и приоткрываю щеку.

Все, что получается выжать из себя, когда вижу расцарапанную и отекшую кожу:

– Вот же тварь!

– Я просто… – начинает Лера.

– Даже не говори мне, что упала. Я все равно не поверю. Твоя мамашка заплатит за это.

– Так же как ты заплатил ей за меня? – говорит, потупив взгляд.

– Уже сообщила? – сцепляю зубы.

Лера кивает и смотрит в пол.

Вот же связался! Но я не из тех, кто будет жалеть. Тем более, если о девушке заботиться, вряд ли сбежит, значит, я удержу ее. Осталось только не влюбиться.

– Лера, я тоже нуждаюсь в поддержке и этого не скрываю. Мы можем друг другу помочь. Почему нет? – нежно веду пальцами поверх царапины и гематомы, но не касаюсь.

Суматошно думаю, что мне нужно сделать в первую очередь. Вот же гадость какая. Наклоняюсь и слабо касаюсь израненных губ Валерии своими. Я бы забрал боль, если бы мог. Я не должен был утром ее отпускать, но кто знал, что у них в семье все так плохо…

Валерия шире раскрывает глаза, будто удивлена моим вниманием. Упирается ладонями в грудь и уводит голову в сторону, снова подставляя мне здоровую щеку. Будто ей стыдно за то, что ее унизили.

– Только за нарушение договора слишком большая цена, тебе не кажется? – говорит поникшим голосом. Я знаю, что она мне не до конца доверяет. Когда тебя окружают одни предатели, поверить в добрые намерения сложнее всего. – Я первый пункт только прочитала. У меня не будет миллиона, чтобы выплатить неустойку, Генри. Это просто бессмысленно.

– Я вычеркну это пункт, – тихо говорю и не отпускаю ее. Совсем не хочется. Она теплая, маленькая и трепетная.

– Но тогда не будет наказания. В чем смысл? Ты ведь лишаешь себя защиты… если я нарушу договор.

– Ты же еще не читала. Вдруг там нечего нарушать?

– То есть фраза «ты меня возненавидишь» упоминала первый пункт?

Прыскаю и, вырывая себя из ее душистых объятий, веду Леру к холодильнику.

– Нет.

Достаю лед, заворачиваю его в полотенце и заставляю девушку сесть. Лера подчиняется, не сводит с меня лазурных глянцевых глаз. Царапины на щеке не глубокие, но как же мне хочется ту тварь, что их оставила, задушить. Наверное, это написано на моем лице, потому что Лера смотрит с опаской, даже отстраняется и вжимается в спинку стула, будто боится, что я ее тоже ударю.

– За что она тебя так? – шепчу, осторожно прикладывая лед.