Геноцид - Диш Томас Майкл - Страница 40

• Предыдущая
• 40/41
• Следующая

Стоявшие в корне отчетливо расслышали, как прозвучал ужасающий шлепок. Мериэнн перекрестилась, а Бадди что-то пробормотал себе под нос.

— Что ты сказал? — спросил Орвилл, стараясь перекричать бушевавшую стихию. Ураган достиг апогея, и даже здесь, в укрытии, им пришлось цепляться за извилистые ветки, чтобы воздушной волной их тоже не втянуло назад, в клубень.

— Я сказал, сегодня к вечеру у них в лимонаде разведутся черви.

— Что?

— Черви!

Скрежещущий звук, который то ли умолк, то ли просто не был слышен в грохоте бури, возобновился, затем ветер стих так же внезапно, как и начался. Как только наступила тишина, все пятеро вернулись в клубень. Перемены были заметны даже без света. Пол опустился на несколько футов, голоса, точно ударяясь о стены, отдавались гулким эхом, толстая кожура и та была выскоблена дочиста и провисала. В центре образовавшегося просторного помещения, над самой головой, торчала здоровенная капсула или труба, протянувшаяся от верхнего корня к нижнему. Она была теплая на ощупь и к тому же безостановочно продвигалась дальше, вглубь.

— Это что-то вроде насоса, — сказал Орвилл. — Вот уж вычистил так вычистил, как свисток продул. Теперь тут и мышь с голоду подохнет.

— Жнецы явились, — сказал Бадди. — Не могли ж они посадить тут эту картошку, а потом бросить, чтобы все сгнило, как ты полагаешь?

— Ну, пошли наверх, посмотрим, как выглядит господин Главный фермер.

Странно, но почему-то они медлили, им было жаль уходить из опустевшего, сухого клубня. На них нахлынула печаль, элегическая, грусть.

— Бедная Грета, — произнесла Блоссом.

Им стало легче от того, что прозвучало это скромное поминовение. Грета умерла, и вместе с ней умер весь старый мир. Стало ясно, что тот мир, в который им предстояло выйти, будет совсем не похож на прежний, оставшийся далеко позади.

ВЫМИРАНИЕ БИОЛОГИЧЕСКИХ ВИДОВ

Подобно тому, как червь, проползая по яблоку, должно быть, считает, что все оно и сутью, и качеством не отличается от тех крох, которые прошли через его жалкое чрево, хотя он сам уместился в нем целиком, а его прогулка внутри плода едва ли плоду повредила, точно так же и Бадди, Мериэнн, их дитя и Блоссом с Орвиллом, выбравшись из-под земли после долгих блужданий по запутанным лабиринтам, не подозревали — ничтожные порождения греха человеческого — о присутствии всепроникающего огромного Зла, лежащего за пределами того, что мы зовем реальностью.

Серые баскетбольные мячи, до отказа наполненные собранной фруктовой мякотью, взмыли и понеслись над землей, которая больше уже не была зеленой. Затем, подобно древним земледельцам, очищавшим свои поля и угодья огнем, машины внеземных фермеров превратили всю землю в сплошной погребальный костер. Возвышавшиеся башнями стебли огромных растений были сожжены, и облик Земли начал являть собою величественный пейзаж лежащей в руинах цивилизации. Оставшиеся в живых люди едва успели укрыться в спасительном подземелье. А когда вернулись опять, то открывшееся их глазам зрелище опаленной земли, укрытой дымовой пеленой, заставило воззвать к небесам — да ниспошлют им покровы ночные.

С озера подул ветер, завеса дыма растаяла, густые, тяжелые тучи толпились над головой. Пошли затяжные дожди. Чистая влага промыла небеса, освободила тела людей от многомесячной коросты и ушла в черную землю.

Вышло солнце, обсушило следы дождей, всем существом своим все еще живые люди ликовали и праздновали первое апрельское тепло. И пусть земля чернела, но небо было голубым, а ночью ярче, чем когда-либо прежде, сияли звезды — Денеб, Вега, Альтаир. Никогда на их памяти звезды не были такими, а особенно ярко сверкала Вега. В предрассветных сумерках на востоке взошла ущербная луна, еще немного, и небо снова просветлеет, и вновь взойдет солнце.

Это было так красиво, что они поверили — земной порядок, а проще говоря, привычный порядок, возвращается.

Они спускались в корни с единственной целью — отыскать плоды, которые просмотрели сборщики урожая. Удача сопутствовала им крайне редко, но все же случалась. Разумно распределяя крохи, которые удавалось наскрести с кожуры плодов, они рассчитывали протянуть, как минимум, лето. Они возлагали надежды на озеро: там была вода и уж, наверное, какие-то водоросли до поры до времени могли служить маломальским подспорьем. С наступлением тепла они собирались отправиться вдоль берега вниз по течению Миссисипи на юг, в теплые края. Надеялись и на то, что их прокормит океан.

Озеро, однако, было мертво. По всему берегу, выжженному до черноты, грудами высились, точно погребальные памятники, целые косяки гниющей рыбы. Мысль о том, что и океан может оказаться в таком же печальном состоянии, была просто невыносима.

Но главное из их чаяний заключалось в надежде, что Земля все-таки выжила. В почве могли уцелеть и незаметно пустить корни семена, считанные единицы, чудом спасшиеся, как и они сами, они должны были расцвести и спасти землю, вернуть ей зеленое одеяние.

И все же важнейшим среди упований было то сокровенное, без которого пустыми были все прочие надежды. Как ни долог был сезон от сева до сбора урожая с Растений, он миновал, и хотелось верить, что миновал навсегда. Вооруженные сфероиды покинули изнасилованную планету, унося плоды своего вторжения, огнем было выжжено жнивье, и теперь настал час, когда земля очнется от этого кошмара, от второго Сотворения Мира. Надежда не покидала их.

А потом земля вновь покрылась пышным зеленым ковром. Те самые дожди, что отмыли небеса от дыма, принесли с собой мириады спор для нового сева. Как все гибриды, Растения были стерильны и не способны к воспроизводству. Семя нужно было закладывать каждую весну. Их весну.

Два дня спустя всходы Растений уже поднялись по щиколотку.

Разбросанные по однообразной зелени равнины одинокие фигуры людей напоминали гравюры эпохи Возрождения, специально созданные, чтобы показать возможности и преимущества перспективы. Три фигуры на среднем плане образовали группу, подобную Святому Семейству, хотя при ближайшем рассмотрении нельзя было не отметить, что черты их тронуты иным душевным состоянием, нежели счастливый покой. Сидящая на земле женщина горько плакала, а стоящий позади нее на коленях мужчина возложил руки ей на плечи, дабы утешить ее печаль, но сам едва сдерживал слезы. Их взоры обращены были к худенькому младенцу, лежавшему на материнских руках, который тщетно пытался насытиться, приникнув к ее иссохшей груди.

Чуть дальше виднелась еще одна фигура — или все-таки две? — которой мы не найдем иконографических аналогий, кроме, разве что, Ниобы, скорбящей о своих детях. Хотя Ниоба всегда изображается в одиночестве, либо в окружении всех четырнадцати детей, а эта женщина держала на руках даже не тело — скелет единственного своего ребенка. Когда смерть настигла его, ему было лет десять, не больше. Рыжие волосы несчастной вопиюще контрастировали с окружающей ее со всех сторон зеленью.

Почти у горизонта различимы были две обнаженные фигуры — мужчины и женщины. Рука об руку они шли, улыбаясь друг другу. Безусловно, это были Адам и Ева до грехопадения, хотя они выглядели куда более тощими, чем их принято изображать. К тому же с точки зрения возраста они были не слишком подходящей парой: ему давно перевалило за сорок, ей едва минуло четырнадцать лет. Она шли на юг и время от времени переговаривались.

Девушка, например, вдруг поворачивалась к мужчине и спрашивала:

— Скажи, кто твой любимый актер? Ты мне никогда не рассказывал. И он отвечал ей:

— Дэвид Нивен, конечно. Всегда любил Дэвида Нивена. И они опять улыбались. О, что это была за прекрасная улыбка! Но эти фигурки были ничтожно малы. Пейзаж почти поглощал их. Он был зеленый, ровный, и простирался невероятно далеко. В бесконечность. Сколь ни была необъятна и безгранична в своих возможностях Природа — или Искусство — не так много фантазии затратила она на этот пейзаж. Даже с близкого расстояния ничто не нарушало его монотонности. Каждый квадратный фут земли порос сотнями однообразных, схожих, как капли воды, побегов, производивших совершенно безрадостное впечатление.

• Предыдущая
• 40/41
• Следующая