Антология советского детектива-45. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Юзефович Леонид Абрамович - Страница 104

— Ну, хорошо, допустим, так и было... Хотя... что за отношения у них в семье царили, я с трудом могу себе представить. Но письмо осталось дома почему?

— Да просто не успели отослать! — сердясь на недогадливость Невского, воскликнул майор. — В ту ночь Мостова укокошили. Какие уж тут письма?!

— Ага, и поэтому конверт остался лежать в ящике стола — до лучших, так сказать, времен? — насмешливо отметил Невский. — Вам не кажется, что это явный перебор? Ведь Лидия Степановна в ту ночь спала внизу, одна, а муж ее остался в кабинете, наверху, и что-то делал допоздна. Когда ж письмо-то сочинялось?

— Вероятно, раньше, днем.

— Она весь день сидела в санатории и никуда не отлучалась. Это кто угодно подтвердит.

— Ну, значит, еще раньше! За день или за два!

— А письмо так и лежало в ящике стола?! Тогда какой был смысл его писать? Для самоудовлетворения? Потомкам в назидание? Нет, Анатолий Аверьянович, по-моему, вы тут из принципа мудрите!..

— Но ведь не убийца же, придя в ту ночь к Мостову, заставлял его писать?!

— Уж надо думать!.. Сценка получилась бы — дурнее не сыграть! Мол, я тебя сейчас убью, но прежде ты напишешь, что я продиктую. Совершенная нелепость!

— Я — в растерянности, — горестно признал майор. — Почему письмо никто не отослал?

— Да, Господи!.. — сказал со вздохом Невский. — Потому! Причин может быть сколько угодно. Посмотрите, как Мостов лепил строчки, повнимательней вчитайтесь в текст — письмо нервное, стилистически небрежное, от начала до конца злое, если не сказать больше. Мостов явно сочинял его в состоянии аффекта, минутного душевного расстройства. Как плотину прорвало. А копилось-то, наверное, давно. Видите, — Невский снова достал текст из конверта и разложил на столе, — слова, даже целые фразы зачеркнуты, надписаны новые, порой не над тем же самым местом, шариковая ручка нагрелась и текла, отчего остались грязные смазанные наплывы в начале многих букв. Создается впечатление, что это — только черновик, всего лишь первоначальный план того письма, которое Мостов хотел отправить своему врагу. Вероятно, он еще собирался текст окончательно отделать, переписать набело, может, даже отпечатать на машинке.

— Да, у него дома, в кабинете, стояла пишущая машинка, — подтвердил Афонов. — Старенький такой "Рейнметалл". Портативная модель.

— Значит, я скорее всего прав, — с удовлетворением заключил Невский. Мостов собирался еще поработать над своим письмом и потому временно отложил, да так и не успел его докончить. Оттого и нету на конверте адреса! Потому и лежало письмо на дне ящика, под бумагами, а не на самом верху! Повторяю: маловероятно, чтобы Мостов просто хотел потешить свою душеньку, излить горе на бумагу — и на том угомониться. Явно не тот человек!.. Письмо должно было дойти до адресата! Судя по тону, решение было обдуманное, выстраданное и окончательное. Отнюдь не разовая прихоть и не игра в оскорбленную добродетель. Напротив, это — реальная угроза реальному противнику. И это надо помнить постоянно.

— Возможно, вы и правы, — скрепя сердце признал майор, когда Невский, выговорившись, умолк. — Похоже, по крайней мере. Однако даже такое письмо еще не повод, чтобы требовать санкции на арест Ломтева.

— Вас что-то смущает? — насторожился Невский.

— Да не то чтобы смущает. Конечно, в определенной степени это письмо допустимо рассматривать как косвенную улику. Но — и только! На большее не тянет. Да и то, если не принимать во внимание, что в жизни соседствует множество событий, на первый взгляд крепко связанных друг с другом, а на самом деле не имеющих ничего общего.

— Отменно свежая мысль, — кивнул Невский. — Мыслю — значит, существую.

— А уж это — как умею! — взъерепенился майор. — Не все вам по-столичному-то щеголять! Я вас, к примеру, не пытаюсь. умалить, когда вы — ни бельмеса! А у вас это случается довольно часто.

— Ну, пардон, — смиренно поклонился Невский. — Вы бы тогда уж загодя меня извещали: мол, сейчас скажу такое, что ты будешь, Миша, ни бельмеса! Я бы тотчас начинал готовиться, смотрел бы вам, не отрываясь, в рот.

— Вы можете нормально? — вдруг с тоской спросил майор. — Без этих вот.

— Могу.

— Ну так и нечего! Не думайте, что все тут, кроме вас, — сплошные идиоты.

— Хорошо, не буду.

— Вот ведь!.. Так и норовит последнее-то слово за собой оставить! дернулся майор. — Что за привычка?! Ладно. Препираться с вами — только время зря терять. Болтайте, что хотите. А я буду говорить о деле!

— Да и я о том же, видит бог, пытаюсь!.. — Невский на мгновение прикрыл глаза. — Так что вы мне хотели сообщить? Похоже, что-то важное...

— Да, — строго произнес майор. — И вправду. Я ведь что стараюсь вам вдолбить? У нас с вами нет сейчас явных, направляющих улик. Таких, как, скажем, отпечатки пальцев на ноже, следы галош, показания свидетелей. Афонов исподлобья посмотрел на Невского. — Теперь вам отчего-то Ломтев поперек дороги встал. А дальше — кто?! Вот вы обвиняете меня то в затягивании дела, то в пристрастности, а сами-то!.. Нет, так негоже. Это вам не в фантики играть. Тут — люди, уважаемые люди. И, покуда идет следствие, оценки вообще недопустимы! Хвалить или бранить кого-то будем не сейчас. А вот за дело отвечаю я, учтите! Так что мне решать. Кому — гнилые шишки, кому — пряники. Ну, ладно, — он сложил листок и сунул в конверт. Письмо подшейте к делу и, если обнаружите что-нибудь еще, немедленно сообщайте, — обратился он к сотруднику, который на протяжении всего разговора стоически томился у раскрытого окна.

Сотрудник ловким движением отправил конверт в папку и, на прощание кивнув обоим, вышел из кабинета.

Чуть дребезжа, негромко звякнул телефон.

Афонов снял трубку.

Видимо, сообщали нечто важное, поскольку он вопросов никаких не задавал, а только слушал, озабоченно хмурясь и делая в блокноте быстрые пометки.

Пока длилась беседа — если это можно было, конечно же, назвать беседой, — Невский механически принялся листать довольно тоненькое дело Куплетова, которое с самого начала покоилось здесь же, на столе.

В левом углу папки стояла размашистая надпись зеленым фломастером: "ХРАНИТЬ".

Тут были собраны и результаты экспертиз, и протоколы допросов Куплетова, и записи показаний Измайлова, Птучки, Невского, Дергуна.

В самом конце на глаза Невскому попался листок из ученической тетради в косую линейку, на котором аккуратными, почти печатными буквами был выведен стих:

"Люблю поля, люблю леса,

Люблю глядеть я в небеса.

Готов балдеть я от всего

Вплоть до безбюстья твоего!"

Внизу красовалась подпись: "Застеночное творчество Куплетова С.И.".

Фигляр, беззлобно подумал Невский, даже здесь, в такой момент — болтун и фанфарон. Неисправимый человек!

Тем временем Афонов кончил разговор, повесил трубку и теперь сидел, с выражением мучительного сомнения глядя то на телефонный аппарат, то на свои записи в блокноте, как бы гадая, с какого же боку подступиться к делу и стоит ли вообще этим делом заниматься впредь.

По крайней мере, ему явно не хотелось обсуждать услышанное только что по телефону. И он оттягивал момент.

Тут он заметил, что Невский раскрыл папку Куплетова, и мигом рассердился.

— А в чужих бумагах нечего без дела копошиться! Кто позволил?!

— Да лежала папка на столе — вот я и решил. — смущенно отозвался Невский. — Это же не просто так, а имеет самое прямое отношение к убийству!..

— Ну и что?! — сварливо произнес майор. Похоже, сейчас ему годилась любая зацепка, лишь бы выплеснуть наружу скопившееся раздражение. — Неужели не ясно: ни один документ без спросу в руки брать нельзя! Ведь мало ли, о чем там говорится!.. Тайна следствия! Как можно?!

— Собственно, я ничего и не читал из этой папки. Вот только стишата попались на глаза.

— Какие стишата? Откуда? — Афонов с недоверием взглянул на Невского.

— Куплетов сотворил. Здесь, в камере. А листик к делу приобщили.