Лучший друг детектива - Устинова Татьяна - Страница 2

– Сам уехал, а собаку не взял?

– Сказал, на новом месте новую заведет.

– Ничего себе! А сейчас в этом доме что?

– Риелторы пытались под курортников сдавать, но не пошло дело.

– Почему?

– Глушь. Достопримечательности далеко. Автобуса нет.

Маша усмехнулась:

– Подумаешь! Зато дом красивый. Уединение, лес рядом. Воздух какой!

– Красивый он только с виду, а построен криво-косо. Еще и хозяйской руки нет, – вечно то протечки, то канализация воняет. И Джек еще: под забор приходит, воет, туристов раздражает. Так что нет больше желающих арендовать. Пустует дом, ветшает. Хозяин каждый год цену сбрасывает.

– И сколько сейчас?

Дедок назвал сумму. Ничего себе – целый дом по цене однокомнатной квартиры!

– Я его куплю, – пообещала Маша.

Маша всю жизнь прожила в «муравейниках», горячую воду в трубах и прочие удобства воспринимала как должное, поэтому частный дом ее ошеломил. Каждый день новое приключение: то сколопендра заползла или рой летучих муравьев залетел, то свет погас, то пол провалился. До магазинов неблизко, машины нет, все необходимое таскай на своем горбу. Да и проклятый пес – наследство от бывшего хозяина – нервировал. Джеку явно не нравилось, что в его бывшем жилище завелась какая-то дамочка. Днем не показывался, но по ночам выбирался из лесу, устраивался под окном спальни и выл – негромко, тоскливо, надсадно.

– Да вызови ты ловцов каких-нибудь! Или хоть охотников найми! – увещевал соседский дед. – Пусть пристрелят его.

Но Маша твердо отвечала:

– За что его стрелять? Я понимаю: обидно ему. Потерплю.

Она упорно пыталась подружиться с собакой. Закупила мешок корма, обязательно ставила под калиткой плошку с едой и питьем. Но Джек к угощению не притрагивался – все доставалось бродячим котам.

Соседи принимали Машу за очередную эксцентричную москвичку. Явно ждали: поначалу будет всем восторгаться, бродить по горам, рисовать пейзажи, но очень быстро заскучает и смоется обратно в столицу.

Но уезжать ей было некуда. Все сбережения ушли на дом, жалкие остатки стремительно утекали на занавески, постельное белье, постоянный мелкий ремонт. Нужно было искать работу.

Куда только устроишься в курортном поселке? Аниматором, детей приезжих буржуев развлекать? Администратором, по двенадцать часов в день за стойкой, размещать гостей и выслушивать их претензии? В магазин продавцом?!

В Лос-Анджелесе она одно время работала – поющей официанткой. Разносила кушанья, а пару раз за вечер подходила к микрофону. Но в Розе Хутор подобной профессии не имелось, а просто певицей Машу ни в один ресторан не взяли.

В итоге получила место на самой обочине сектора luxury – в дорогом СПА-салоне. Ей выдали красивую форму, оформили скидку на маникюр с массажами и выдали бесплатный ски-пасс. Работа, правда, оказалась скучнейшая: набирать клиентам ванны (хвоя, бишофит, морская соль), помогать в них забраться и подавать полотенца.

Салон располагался при пятизвездочном отеле, и публика здесь собиралась изысканная. «Бентли» на парковке и бриллианты на часах кружили головы. С клиентками-дамами сотрудницы общались холодно-вежливо, зато перед клиентами-мужчинами стелились. Кто плавал мельче, старался за чаевые. Остальные надеялись очаровать, поразить, влюбить, женить.

Маша поневоле втянулась во всеобщий марафон. Перед каждой сменой она тщательно укладывала волосы, красилась. Полотенца подавала с голливудской улыбкой, всегда старалась сказать клиенту приятное, чем-то порадовать.

Но тягаться со свежими, юными коллегами оказалось нереально. Изюминки-чертовинки в ней не имелось, апгрейда, омоложений-подтяжек Маша не делала, острое словцо к месту ввернуть не могла, кокетничать не научилась. Заезжие богачи равнодушно давали на чай, но никто не смотрел на нее с вожделением – воспринимали ее как персонал, безмолвную «подай-принеси».

«А ведь могла бы с Денисом по всему миру ездить! Сама бы сейчас по крутым салонам ходила, а все мне прислуживали!» – переживала Маша.

Собственное жалкое положение ее задевало, тем более кругом столько богачей: в люксовых отелях живут или в собственные огромные особняки приезжают.

Ей тоже хотелось вести расслабленную жизнь рантье – слушать на балконе записи фортепьянных концертов в исполнении Дениса, пить белое вино со льдом и снисходительно хвалить помощницу по хозяйству за вкусный ужин. Но вместо этого на работе весь день на ногах, да еще дома то полы приходится драить, то унитаз мыть. А когда вдруг розетка ломалась или котел работать переставал – вообще хоть плачь.

Сосед помогал, но ворчал:

– Некогда мне! Мужа себе найди, пусть он возится.

– Ой, а у вас «мужья на час» есть? Ну, фирмы такие, где можно помощь по хозяйству заказать?

– У нас не столица, а курорт. Рес-пе-кта-бель-ный. Нормальный местный никогда не пойдет прочищать канализацию, если можно работать лыжным инструктором.

– Да мне не обязательно нормального, – развеселилась Маша. – Лишь бы гвоздь умел забить.

– Ну, алкаша приваживать я тоже не позволю, – отбрил дедок. – И так одна-одинешенька на окраине живешь. – Он задумался. – Есть у меня один знакомец – Василич. Человек хороший, но блаженный.

– Это в каком смысле? – испугалась Маша.

– Живет один, в лесу. Говорит, что язык птиц понимает: разговаривает с ними – они в ответ что-то чирикают. Но руки золотые.

– Представляю, как от вашего протеже пахнет, – сморщила нос Маша.

– У него сруб рядом с водопадом, – усмехнулся сосед. – И моется там, и вещи свои стирает.

– А зимой?

– До белых мух в своей времянке сидит. Только когда совсем морозы, в Сочи перебирается. У него там квартира.

– Ну-у… зовите вашего аборигена.

Когда Маша увидела Василича, решила: настоящий йети – длинные волосы, борода, усищи, рубашка из холстины, лицо обветренное, ручищи огромные, натруженные. Но глаза (пусть прятались под огромными бровями-кустами) глядели осмысленно. И Ванессу Мэй он попросил выключить.

– Почему? – удивилась Маша.

– Не люблю суррогаты, – поморщился гость.

Она улыбнулась, поставила Первый концерт Чайковского (за роялем, конечно, Денис). Абориген кивнул:

– Нормально, – и отправился воевать с подтекающим котлом.

Потом выпили чаю. Василич не чурался застольной беседы.

– А правда, что вы прямо в глухом лесу живете? – первым делом спросила Маша.

– Правда.

– Убеждения? – Она подмигнула: – Или от кого-то прячетесь?

Он пожал плечами:

– Ни от кого не прячусь, но людей не люблю.

– Почему?

– Вечно у вас театр: то одна декорация, то другая. И самому актерствовать надо. А в лесу – все настоящее: яркие краски, тишина, никто тебя не трогает.

Она прищурилась:

– А живете на что? Натуральное хозяйство?

– Пчелы есть. Апельсины, мандарины, кумкват сажаю. Травы собираю, грибы. Покупателей хватает.

– Все равно должна быть причина, чтоб отшельником стать. Вас по бизнесу кинули? Или любовь несчастная?

– Нет никакой причины. Я просто никогда особо не умел общаться с людьми, но долго пытался: учился, работал, тусовки-вечеринки. И вечно через силу! Сижу в кафе, ем эрзац-еду, дышу дымом. А годам к сорока наконец решил: зачем через себя переступать? И сбежал, построил хижину. В пяти километрах от ближайшей цивилизации чувствую себя просто отлично.

– Но как же без цивилизации? А готовить? Книжку вечером почитать? Или если вдруг к врачу срочно надо?!

– Газовая плитка. Генератор. Квадроцикл. А в телевизоре или ванне-джакузи я не нуждаюсь.

Он взглянул проницательно:

– А вот вы, по-моему, точно сбежали от несчастной любви.

Маша никому на Розе Хутор не рассказывала про Дениса, и Василича- йети видела впервые в жизни. Но она так давно ни с кем не говорила – о себе! На работе вечное чирик-чирик ни о чем, с соседями – тоже только о текущем.

Поэтому не удержалась и выложила – как на духу.

– Это тот Денис, который сейчас Чайковского играл? – уточнил новый знакомец.