Бедный Павел (СИ) - Голубев Владимир Евгеньевич - Страница 31

Под шумок начала войны и по результатам моей поездки было проведено решение Синода об организации церковной школы в Казани — для усиления миссионерской деятельности среди татар, башкир и на восточных окраинах. Для этого туда переводилась вся структура Киево-Могилянской школы, а в Киеве школа ликвидировалась.

Бунтовать они, конечно, начали. Но наиболее радикальных преподавателей, как и было задумано, тут же повязали и отправили по дальним монастырям, одни Соловки получили сразу шестерых новых насельников. Нарыв на теле церкви был ликвидирован без особых осложнений.

— Здравствуйте, Алексей Григорьевич! — приветствовал я Орлова.

— Добрый день, Павел Петрович!

— Вы, я смотрю, активно на войну рвётесь?

— Да, очень хочется сабелькой помахать, душу отвести, горе залить! — вот наглец, ну не может хоть слегка, но показать своё огорчение отстранением брата от тела императрицы.

— Давайте обсудим с Вами, дорого́й учитель, куда Вы двинетесь, и что Вы будете делать? Ваши планы, насколько я понимаю, Средиземное море? — вот тебе, Алексей Григорьевич, знаю я о твоих намерениях.

— Да, Ваше Императорское Высочество! Хочу на море! — взор отважен, вид идиотски-храбрый. Красавец! Аника-воин[84]!

— А Что Вы, душа моя, там делать-то будете?

— Как что? Турок бить!

— На это и одного Спиридова хватит. Вы-то там зачем?

— Ну, как же?

— Итак, давайте обсудим. По моему мнению, Ваша основная задача — политическая!

В середине февраля я получил известие, что Анютка в Москве родила дочку, названную Дарьей. В Москву я всё-таки поехал. Не мог я так просто бросить любимую девушку и своего первого ребёнка, не мог. Трудно мне это далось, Анюта плакала. Я смотрел на неё, юную, нежную, любимую. На своего ребёнка, первого и единственного во всех мирах.

Мне было очень плохо… Но всё, что я мог ей пообещать — они не будут испытывать ни в чём недостатка. Я даже не мог назвать Анютку любимой, ибо это внушило бы ей неверную надежду. Я уже взрослый.

Анютку мама выдала за потомка младшей ветви известной и верной фамилии Соймоновых — Дмитрия, дочку тот принял как свою и увёз свою новую семью на новое место службы в Иркутск, где ему была высочайше пожалована должность вице-губернатора. Мать моего ребёнка, удалённая от своих родных, критической опасности не представляла, о происхождении её дочери в Иркутске ходили слухи, но Соймонов всегда настаивал именно на своём отцовстве. Я следил за судьбой своей первой любви и дочки, всегда следил… Анютка приняла моё решение, и жила с Дмитрием душа в душу, тот человек был хороший и добрый, и Дашка выросла в счастливой и большой семье. О своём происхождении Дарья не знала, хотя, наверное, и догадывалась. Мама выбрала им хорошую судьбу.

Вернулся в столицу. На душе было плохо. Потёмкин упросил разрешить ему уехать на войну. Друзья-соратники обхаживали меня, увлекали новыми занятиями. Как-то отпустило, хоть и не до конца.

Ломоносов придумал всё-таки быструю почту — голубиную! Как я про такое не подумал, не знаю. Ведь даже в моей молодости ещё голубятни по нашим городам стояли, но не вспомнил, а он — догадался. Поузнавал, а в Голландии сейчас такая связь популярна, выписал пять пар голубей и инструктора — Ханса ван Ренне. Скоро будем со связью. Решили эту задачу в почтовое ведомство не передавать и сначала Захару её препоручить.

Пономарёв совсем заматерел. Многому научившись у старого Кошки, он создал структуру тайного политического и уголовного наблюдения уже в обеих столицах, а сейчас активно осваивал прочие крупные города — талант, что говорить. Ему быстрая и скрытая связь нужна была. В качестве аналитического отдела у него обосновались, как с моей лёгкой руки их стали называть, старики-разбойники.

Дядька Остап, вначале обучавший Захара премудростям нахождения узлов, из которых и надо тянуть информацию и как лучше подбирать и вербовать агентов, теперь плотно занялся аналитикой. Для этого он притащил из черниговских закоулков пятерых дружков, давно вышедших в отставку, но загоревшихся идеей ещё поприносить пользу империи и старому Остапу Кошке. Их мозговые штурмы были, конечно, весьма своеобразны, с обильным употреблением спиртных напитков и плотным табачным смогом, но вполне эффективны. К тому же они занялись активным обучением молодёжи. В любом случае информация Кошке была нужна своевременная, и вот он её и получит. Будем надеяться…

Сейчас Захарка активно общался с иностранцами, работавшими в Санкт-Петербурге, очень уж ему хотелось наладить работу и в европейских столицах. Смотрю я на них, радуюсь, но и понимаю, что такая тайная служба, это, конечно, хорошо, но без активной внешней разведки нам тоже каши не сварить. Надо подумать.

Уложенную комиссию распустили — война всё-таки, не до них, но на самом деле — надоели они уже всем, даже самим себе.

Емельян был учеником Эйлера, который считал Карпова потенциально более талантливым, чем даже он сам. Великий учёный ослеп, но зато смог начать углублённо разрабатывать теорию математики. Емеля был при нём секретарём и стал по выражению учителя «его глазами». Эйлера ещё Миних уговорил читать лекции по математике в артиллерийском и инженерном корпусах, чему тот с удовольствием и придавался, а Емельян посещал там, с разрешения директоров, лекции и улучшал своё образование.

Ломоносов работал над проектом освоения Сибири, которую считал будущим России. Я подкинул ему несколько идей и попросил включить в разработку и Дальний Восток. При этом он не оставлял свой стекольный завод, активно работая над переводом производства на каменные угли и торф и разработкой механизации производства стекла. Ему в управление передали и фарфоровый завод, где он также думал о теоретизации и механизации производства. Я предложил ему тему производства недорогого фаянса, и он с интересом занялся и этим. Несколько десятков студентов, находящихся на моём содержании, стали его учениками, и он расцвёл ещё и как преподаватель.

Теплов глубоко погрузился в теорию лесного хозяйства и писал проект губернской реформы.

Гришка подобрал себе десяток учеников и натаскивал их на работу телохранителей.

Платон активно занимался проектами церковной реформы и подбирал кандидатов в синод, став таким серым кардиналом.

Мама вела дела государства, погружалась в религию и общалась со мной. Григорий Орлов получил полную отставку в качестве любовника, но сохранял государственные функции. Алексей, возглавил экспедицию Балтийского флота в Средиземное море. Я же лез во все дела, в которых только мог участвовать.

Много разговаривал с командой, посещал опыты Ломоносова, ежедневно бывал в корпусах, каждую неделю ездил к Разумовскому и Воронцовой, посещал тренировки людей Белошапки, много общался с мамой и, главное, занимался Алёшенькой.

Младший мой единоутробный брат рос под моим надзором и руководством. Мама к нему не успела почувствовать материнских чувств — его отняли от неё сразу, а потом заговор, удержание власти и я этому не мешал. В няньки ему подобрали дородную даму — Стефанию Раттацци, она какое-то время была итальянской оперной певицей, а потом состарилась и осталась в России. Женщина она была очень добрая и детей очень любила. Алёша получал от неё достаточно материнской любви, и чувствовал себя счастливым.

К шести годам он практически свободно говорил на родном русском языке, а также немецком и французском. Учил грамоту, заодно и латинский язык, географию и историю. Я не хотел, чтобы преподаватели на него давили, и мы использовали опыт Бехтеева и методики Ломоносова. Обучали его в игре, и пока это получалось, хотя приходилось уделять ему много времени. Но время — сейчас это был, чуть ли не единственный ресурс, которым я обладал.

Так что я плотно занялся теми вопросами, которыми раньше не мог заняться в силу отсутствия авторитета — к вопросам организации гигиены и быта в целом. Для своего пользования я давно получил и душистое мыло, и зубные щётки и пасты, и горячую воду по первому требованию. У меня сложилась устойчивая репутация человека, помешанного на теме мытья, но мне чистота была важна как с эстетической, так и с практической, в части сохранения собственного здоровья, сторон.