Древний Рим. Имена удовольствий (СИ) - Грез Регина - Страница 17

— Что с ней случилось, она мертва?

— Думаю, нет… Она скоро очнется и улетит, но надо отнести ее в безопасное место. Зачем ты покинула пиршество и пошла за мной?

Ох, если бы я точно знала это сама…

— Гай…, мне ведь можно тебя так называть, ты мне разрешил? Я просто хотела с тобой чуть-чуть поговорить… Мне хочется объяснить тебе, что я не собираюсь до тебя домогаться, даже не думай! Я сказала про то, что хочу выйти замуж и именно за тебя, чтобы все отстали. Ну, и пусть будут болтать, мне точно все-равно, а тебе? Уж, ты-то точно можешь плевать на них с высокой колокольни… Кто они и кто ты. Тебе и вовсе не пристало зависеть от чьих-то пересудов. А насчет меня… Мы как-нибудь выкрутимся с Клодием, ничего…

Может, ты еще придумаешь мне какое-нибудь дело. Я много чего могу… Я вижу, ты хорошо относишься к «дяде» Клодию, если бы у тебя была дома библиотека, ты мог бы сделать его смотрителем, ну, и я бы там нашла чем заняться… Хотя, конечно, ты вовсе не обязан нам помогать…

— Библиотеки у меня в доме нет…

Гай Марий смотрел на эту девушку, что чуть ли не с неба на него свалилось и никак не мог понять ее. Она была словно не в своем уме, чудная какая-то… И правда, чужестранка… Но речь ее была более чем разумна и даже на редкость изысканна, как у лучших ораторов города. Ну, тех немногих из них, кого доводилось слушать консулу. Гай никогда не любил праздную болтовню, он был военным и по тому придерживался строгих, четких текстов и приказов.

Наталия… Сейчас в сумерках сада в своем юношеском наряде она вдруг напомнила консулу одного молоденького ординарца, что служил при Гае ровно год назад. Юный Лирис Верцелл был контуберналом («соседом по палатке»), личным секретарем и посыльным, верным слугой и добрым товарищем.

Несмотря на разницу в статусе и возрасте, между мужчинами зародились теплые товарищеские отношения, впрочем Лирис был даже не против оказывать консулу некоторые особые услуги, что вовсе не возбранялись в римской армии во времена длительных походов, когда солдаты долго были лишены женского общества.

Но Гай Марий никогда не был сторонником подобных забав и все свои мужские нужды при отсутствии девиц справлял без помощников, уж так привык, так был воспитан в строгой и надо признать плебейской семье младшего центуриона в отставке. Однако услужливого, расторопного юношу Консул очень ценил и был крайне огорчен его преждевременной гибелью во время тяжелой осады британской крепости. В парня попал камень, выпущенный из пращи, Лирис умер на руках у Каррона, со словами любви и преданности на окровавленных устах.

Лирис был ему другом… Нежным, веселым и заботливым… Всегда хлопотал, чтобы консулу поставили палатку на самом лучшем месте, хотя Гай был не прихотлив, следил за тем, чтобы военачальнику вовремя доставляли еду и воду для умывания. Готов был на все ради своего любимого, но сурового полководца…

И теперь эта странная девушка неожиданно напомнила Лириса, воскресила в памяти лучшие черты друга… Даже ее мягкий, доброжелательный голос и эти большие голубые глаза, ее стройная фигура, скрытая за складками подростковой туники… Гаю вдруг безумно захотелось сжать в объятиях эту женщину, овладеть ею прямо на широком бортике роскошного бассейна.

Вся природа вокруг способствовала соитию… ароматы цветущего миндаля и терпкие пары олеандров, гортанные возгласы павлинов, что бродили неподалеку, свежесть и прохлада тенистого сада… все влекло и манило отдаться чувственным удовольствиям.

Он вдруг наклонился ко мне и провел пальцами по моей щеке, это было так неожиданно. Я думала, он будет ворчать на меня за мои необдуманные импульсивные речи, а он только смотрит и молчит, и смотрит так, что мне уже становится жарко и… кажется, я начинаю его безумно хотеть. Этого еще не хватало! Чтобы он меня тут прямо у бассейна поимел и вернулся к Оливии, как ни в чем не бывало продолжать пьянствовать!

Ничего не выйдет, господин Консул! Я шагнула назад, причем довольно неуверенно, потому что более всего мне хотелось бы притиснуться как можно ближе к его широкой груди и погладить его сильные плечи. Какой мужчина… Хочу трогать его и гладить везде, хочу раздеть его и… да я хочу облизать его как леденец и что такого? Я взрослая темпераментная женщина, а он привлекательный мужчина и мы оба свободны.

Давай, Натаха, вперед, может, это как раз ты его поимеешь, а не он тебя, вот только что будет потом? А потом, ты ему станешь безразлична, он и думать про тебя забудет, у него дома куча рабынь всех сортов и в Риме полно борделей, они тут правда называются лупанары, но суть от этого не меняется…

Я отстранилась еще дальше, и заметила его потемневших грозовых глазах что-то вроде досады и сожаления. А еще желание и тоску…

— Не уходи…

Он взял меня за плечи и приблизил к себе, еще мгновение и мое лицо едва не обжигает его горячее дыхание, но рядом раздалсся шорох и белая голубка вспорхнула ввысь, задев крылом голову консула. От неожиданности мужчина вздрогнул, ведь еще секунду назад птичка неподвижно лежала на бортике бассейна… Я засмеялась и хлопнула в ладоши, а не последовать ли и мне ее примеру, не удрать ли и мне от этого обольстительного вояки.

Так я и сделала! Круто развернулась и побежала в сторону дома, пусть мчится в погоню, если хочет, тоже мне Фавн нашелся. Но Гай за мной не побежал, а медленно пошел следом, вид у него снова был хмурый и отчего-то немного смущенный. Я обернулась у порога атриума и помахала ему рукой, улыбаясь, пусть знает наших… падать в его объятия, сломя голову, и подол задирать я вовсе не собираюсь. И вообще, я не очень-то и шутила насчет женитьбы… кажется, ма-а-аленький шанс у меня все-таки есть!

Пиршество было в самом разгаре, гости пьяно шумели, икали и даже блевали в специальные золотые чаши, которые с невозмутимым видом держали специально для этих целей приставленные рабы. На столах появились два маленьких ослика, нагруженные всяческой снедью, как только эти обжоры не лопнут, ага, можно же вызвать рвоту, освободить желудок и нажраться новой едой. Это здесь в порядке вещей, вот с кого берут пример наши современные девицы, увлеченные худобой…

Вокруг столов извивались полуголые плясуньи, а пожилые патриции вовсю тискали и лапали их за особо выпуклые места, кажется скоро начнется настоящая оргия. Как бы сбежать отсюда подобру поздорову… Клодий ухватил меня за руку и заплетающимся языком провякал:

— Она хочет провести со мной эту ночь…

— Кто???

— Богиня!

Я невольно возвела взор к высокой мраморной статуе, что украшала угол атриума, не иначе сама Юнона, а потом я догадалась…

— Так не теряйся! Ты же у меня — лев!

Клодий схватился за голову и замычал:

— Какой я лев… я — осел, я тупой, никчемный осел…

— Вот и прекрасно, ослы очень выносливые животные! Иди к ней, я в тебя верю!

— Я не смогу, я ни на что не годен, я не умею обращаться с благородным женщинами, я привык к дешевым шлюхам…

— Ну, ты точно дурак, уж прости меня дядя Кло, но это — правда! Твоя «Богиня» давно пресытилась всякими изысками, отшлепай ее как следует по пышному заду, а потом возьми грубо и жестко, и при этом назови как нибудь… э-э-э… как можно более неприлично… ну, вроде того… ты моя похотливая сучка… ну, не ослица, конечно, Оливии, думаю, не понравится такое сравнение…

— Вот, значит, каковы твои пристрастия, отшлепать и обозвать… значит, это тебя возбуждает?

Гай Марий стоял рядом и все слышал! Это же подло вот так подкрадываться из-за спины и наносить удар…

— Я всего лишь давала советы своему робкому дяде. Я волнуюсь за него и хочу помочь в его амурных делах. Хоть кого-то пристроить из нашей непутевой семейки, авось да повезет… А что до меня… Мне нравятся нежные мужчины, заботливые и ласковые. Еще настойчивые и в меру строгие… такие как ты… Ты-мой идеал! А ведь мы едва знакомы… может, у тебя множество дурных привычек. Поэтому, не вздумайте гордится, мой генерал… то есть мой консул… то есть даже вообще не мой…

Кажется, вино мне ударило в голову, а ведь я почти не пила. Высокий чернокожий раб подошел к нашему поэту, низко поклонился и что-то прошептал, указывая на занавеси, что вели в соседние покои. Хоть кто-то сегодня будет наслаждаться любовью тел… Я надеюсь Клодий не оплошает, ему бы только начать… Да я более чем уверенна, поэту и трудится-то не придется, страстная матрона все сделает сама.