Вероника из Тарлинга (СИ) - Грез Регина - Страница 9

Мальчишка еще с прошлой весны повадился ловить бедных пташек за южной стеной замка. Но по закону Тарлинга снегирей строжайше запрещено держать в клетках. И все равно не хотелось доводить дело до властей. Паренек — сирота, а хозяин за малейшую провинность с него три шкуры дерет. Нет, нет, Вероника совсем не желала наглецу больших неприятностей, но держала себя очень строго.

— Не стану жаловаться, если просто откроешь клетки.

— С какой стати мне их открывать? Купи!

— С собой у меня нет и гроша. Пойдем к нам, я найду тебе медный далер и напою медовой водой, ты совсем продрог, заодно зашью твой драный колпак и накидку.

— Никуда я с тобой не пойду!

— Не упрямься, Свиташ, прости, что накричала, мне просто жаль ни в чем не повинных пташек, смотри, как они нахохлились и притихли, словно горюя о своей участи. За что их держать в плену? Они родились на воле, наполняют свистом и трелями наши леса и сады, славят небо и землю. Смотри, как дрожат их клювики, как часто бьются испуганные сердечки… А эти черные бусинки глаз, разве они не взывают к нашему состраданию…

— Це-це-це! Ты известная болтушка, Вероника, любого можешь уговорить, только я уши закрою и ничего не хочу знать, — упрямился паренек, нахохлившись, как озябший галчонок.

— Ах, ты так… Не смей продавать снегиря, я сейчас принесу тебе деньги. Открой уши, разбойник! Жди здесь, я скоро вернусь.

На ее плечо легла тяжелая ладонь в кожаной перчатке.

— Останься! Я заплачу сразу за всех, и ты сможешь сама их выпустить.

На глазах изумленной Вероники, рыцарь протянул мальчишке новенькую серебряную монету с профилем короля.

— Клетки теперь тоже мои, а также силки и приманки. Девушка права, тем, кто привык к полету, неволя хуже смерти. Хотел бы ты оказаться привязанным веревкой к железному пруту или скованным цепью? Молчишь… Беги домой, пока уши не отморозил!

— Я верну вам деньги, — прошептала Вероника, прижимая к груди неожиданный подарок — радостная и смущенная.

Первым она избавила от оков снегиря — он легко выпорхнул из клетки и, покружив над площадью, уселся на бронзовую голову Стойкого Тариоля. С давних лет статуя отца-основателя города украшала собой фонтан. Вероника с восхищением следила за полетом счастливой птички, а рыцарь не мог отвести взгляда от ее раскрасневшегося лица.

«Вероника Дарующая свободу. Прекрасная и решительная Вероника с добрым и верным сердцем. Кого мне еще искать…».

Звонкий голосок ее эхом рассыпался по площади, что начала заполняться народом.

— Благодарю вас от всей души! Идемте же, Марлен и Ламарк заждались, я помогу вам нести клетки, но что вы будете с ними делать?

Она улыбалась и сама щебетала, как довольная птичка, отчего грудь его наполнялась давно забытым теплом и покоем, схожим с безмятежностью морской глади — неизвестно, когда начнется буря. Но в эту минуту Конта вдруг ощутил себя снова юным и живым, полным страстных желаний и надежд.

— Ты, волшебница, Вероника, — печально пробормотал он, перекинув через плечо легкую суму.

— Нет, но я верю в чудо, — раздался веселый ответ. — Оно обещано мне давным-давно и непременно произойдет. А, может, не только со мной… Я точно знаю, чудо мое будет столь огромным и светлым, что с лихвой хватит на двоих. А если нет, я готова отдать его без остатка, ничего не тая для себя. Так же, как он поступил однажды.

Порывисто отвернувшись, последние слова Вероника прошептала, будто убеждая себя, но в голосе ее внезапно послышались слезы.

— Не смотрите на меня так, я всегда волнуюсь, открывая очередную клетку. Эгей, летите скорее в сад! Рауль насыпал зерен в кормушку и приготовил немного сальца для синиц — вам надо пережить зиму, а уж к лету сами сыщете прокорм, очищая поля от толстых гусениц и жуков.

Пораженный ее горячностью, он молчал, чувствуя ком в горле и стеснение в груди. Отчаянно захотелось расправить крылья и тоже взмыть в посветлевшее небо. Конечно, забрать с собой и ее — девушку, что готова отдать свое чудо придуманному герою из красивых легенд. А разве он это заслужил…

Вероника слишком мечтательна и наивна. Однажды в ней проснется жажда любви и ничто не сможет остановить ее, словно реку, ломающую льды по весне. Если бы он был уверен, что сможет дать ей такую любовь, ни колеблясь ни мгновения увез бы ее из Тарлинга и сделал своей.

Глава 7. Прошлое и настоящее

Вероника ласково успокоила Марлен, поделилась с ней новостями из города и, пройдя в свою каморку на втором этаже, разложила перед собой работу на ближайшие дни. Нужно раскроить и подшить три белоснежные простыни, закончить с вышивкой на рыцарском шарфе и подумать, как освежить серое выходное платье с простым круглым вырезом. Жаль, за последние годы оно стало немного тесновато в груди да и покрой выглядит старомодным.

Разглаживая пальчиками потертую ткань на локтях, Вероника мысленно убеждала сама себя:

«Я согласилась присутствовать на обеде в честь герцога, но разве обязана наряжаться в бархат и атлас… Мне гораздо больше подходит лен и бумазея. Впрочем, напрасно я заупрямилась и отказалась от шелкового отреза, ведь Тереза предлагала от всей души. Барон будет недоволен моим скромным нарядом, а герцог Конта и вовсе не заметит в этой мышиной шкурке.

Тогда я выйду вперед и преподнесу ему свой подарок, может, мне не представиться иной возможности заговорить. Хорошо бы еще спросить рыцаря о платке с гербом, понравится ли он его строгому господину…».

Вероника устало вздохнула — безделье не прибавит в корзине еды и в кошеле монет, пора приниматься за крой. Вот только у нее всего две руки, а хочется начать сразу с десяток дел. Ничего, скоро придут ученицы и Этелина — вторая швея.

Когда была жива матушка, в мастерской трудилось шесть женщин, и заказы сыпались словно из волшебного мешка изобилия. Алисия отлично умела организовать работу и общаться с поставщиками, целыми днями она проводила в заботах и планах, позволяя юной Веронике больше читать и гулять.

В их доме никогда не считали покупку книг напрасной тратой сбережений. Алисия словно наперекор своему невысокому статусу отчаянно желала привить дочери хорошие манеры, для того даже нанимала лютниста и учителя танцев, платила за уроки рисования бродячему художнику. Правда, потом сама же отхлестала парня веником, заметив, какие пылкие взгляды он бросает на округлившиеся формы пригожей ученицы.

Гораздо больше сведений о светской жизни Вероника черпала из книг, что продавали на ярмарках, а также из рассказов дядюшки Баффо, ведь перчаточник некоторое время жил в столице и повидал много пышных господ.

«Конечно, я сама виновата, что после ухода матушки дела наши пошли хуже. Сначала от горя я не могла держать иголку в руках, да еще узнала правду об отце и словно потерялась на время — все расспрашивала Марлен о бароне, затем лучшая наша швея ушла, чтобы открыть собственную мастерскую. Я затянула со сроками, выполняя большой заказ господина Томма, утратила его расположение и доверие…».

Теперь в помощницах Вероники осталась одна Этелина — верная, прилежная, но не слишком расторопная. Она превосходно отшивает камзолы и дамские платья не слишком вычурного кроя, но медленно, так медленно, что зажиточные горожане предпочитают совершать покупки на соседней улице.

«Зато у меня появилась сестра, словно лучик летнего солнца. Возможно, теряя что-то хорошее, мы получаем новые дары. Сколь разумно все устроено в мире. Но не всегда и не для всех…»

Желая отвлечься от грустных воспоминаний, Вероника приподняла крышку большого деревянного сундука, окованного листами железа и подбитого внутри красным сукном. Там, под свертком тонкой шерстяной ткани хранилась шкатулка в виде бочонка, украшенного белыми и голубыми эмалевыми вставками.

Здесь-то и обитали главные сокровища Вероники — пара тоненьких рукописей господина де Моне (Терезе, пожалуй, их не следует читать, они слишком пикантны), батистовый платок, на котором еще пару лет назад она сама вышила герб де Маликор и одна загадочная вещица, несомненно, хранившая множество тайн.