Антология советского детектива-43. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Любимов Михаил Петрович - Страница 13

Ложь громоздится на ложь, все из одного ряда: фальсификация спиртного, упоминание о знакомствах с «сильными мира сего»... Скорее всего этот камуфляж — следствие укоренившейся привычки прикрывать собственную незначительность близостью к авторитетным людям и организациям. Но может ли эта привычка иметь какую-нибудь связь с преступлением?

С человеком-блефом нужно держать ухо востро: все, что его окружает, может оказаться фикцией, надувательством, мистификацией. А что, если и та картина преступления, которая мне подсовывается, тоже блеф? Тогда все неясности и неувязки объясняются очень просто...

Следствие практически закончено, надо получить еще пару-тройку документов, и можно составлять обвинительное заключение. И если мои сомнения небезосновательны, то этим актом блефу будет придана юридическая сила.

Но кто может быть заинтересован в такой игре? Как могли развиваться события на самом деле?

На эти вопросы мозг должен был начать выдавать возможные варианты ответов, но он работал впустую, как магнитофон на холостом ходу, и мне показалось, что если хорошо прислушаться к себе, то можно различить шелест чистой ленты. Ничего толкового на ум не приходило.

Рабочий день подходил к концу, срочных дел на сегодня не было, и, если не подоспеет какое-нибудь происшествие, через полчаса можно будет идти домой.

Я вышел в коридор и толкнул дверь соседнего кабинета с табличкой «Лагин Ю. Л.».

— Добрый вечер, Юрий Львович. Как поживаете?

— Мы поживаем. А ты, вижу, бездельничаешь?

Так всегда начинались наши диалоги. Лагин — добрый и умный человек, с огромным житейским и профессиональным опытом, но за тридцать лет следственной работы накопил немалый запас сарказма. Впрочем, я уже привык к его манере разговора, и мне нравилось общаться с ним. К тому же всегда можно было рассчитывать получить от него дельный совет.

— Бездельничаю, Юрий Львович. От вас ничего не скроешь.

— Ну тогда подожди пару минут, я допишу, и побездельничаем вместе.

Ему было пятьдесят пять. Высокий, плотный, с большой головой, Лагин держался всегда солидно и внушительностью вида мог поспорить с шефом, недаром посетители, встречая в коридоре, часто путали его с прокурором.

Зато вне стен нашего учреждения его можно было принять за кого угодно, только не за следственного работника. Интеллигентными чертами лица и пышной, поредевшей спереди, но торчащей в обе стороны над висками шевелюрой он более всего напоминал композитора, известного скрипача или дирижера. Он и в действительности имел некоторое, хотя и специфическое, отношение к миру искусства: специалист по большим хозяйственным делам, расследовал организацию «левых» концертов и сопутствующих им хищений в областной филармонии. Говорят, что однажды толпа жаждущих любителей музыки приняла его за администратора и окружила, вымаливая лишний билетик или контрамарку. Хотя скорее всего это чья-то шутка.

— Ну-ну, так что, ты говоришь, у тебя стряслось? — Лагин закончил писать и откинулся на спинку стула.

— Стрястись ничего не стряслось...

— Отчего же тогда тебя гложут сомнения? И что ты хотел спросить у старика Лагина?

Нет, он не читал мысли. Но, как всякий хороший следователь, умел определять направление хода размышлений собеседника и его намерения.

— Странная штука получается, Юрий Львович. По делу практически все сделано, а ясности никакой...

— Такое бывает. — Лагин неопределенно крякнул, потирая руки и хитро посматривая на меня, ожидая продолжения.

Я пересказал обстоятельства. Лагин, снисходительно улыбаясь, перебирал мелкие предметы в объемистом ящике своего огромного, обтянутого зеленым сукном стола, но по глазам было видно, что он слушает внимательно.

— И что же тебя смущает? Вначале не говорила, а потом сказала? Такое бывает сплошь и рядом! Для обвиняемого ложь — одна из форм защиты. Придумала, как облегчить свое положение, — и изменила показания. Разве это настолько не правдоподобно?

— Но такую же версию упорно подбрасывает Золотов! Он и адвоката ориентировал на самооборону или неосторожность еще до того, как Вершикова...

— Да ведь это самая выигрышная линия защиты! — перебил Лагин. — Ничего удивительного, что и Вершикова, и Золотов, и адвокат склоняются к ней. — Он задумчиво поигрывал стреляной гильзой от «ТТ». — И тебе надо тщательно проверить показания обвиняемой! Изучи акт вскрытия трупа, внимательно изучи, описание не из приятных, некоторые брезгуют, заглядывают сразу в заключение, так можно упустить что-нибудь важное...

Я почесал в затылке — Юрий Львович как в воду смотрел.

— Может быть, понадобится допросить судмедэксперта...

Лагин замолчал, обдумывая какую-то мысль...

— Само по себе то, что Золотов — враль, еще ни о чем не говорит. Ну, хвастался дедом, ну, поил дурех всякой дрянью вместо заморских вин и коньяков — какое отношение это имеет к расследуемому тобой преступлению?

Я хотел возразить, но Юрий Львович предостерегающе поднял руку.

— Это с одной стороны. Но...

Он крутанул гильзу волчком по зеленому сукну.

— Знаешь, что меня настораживает?

И сам ответил:

— Круг лиц, проходящих по делу. Компания Золотова! Внешне все благополучно: каждый работает, характеризуется наверняка положительно, словом, приличные люди, вносящие свой вклад, ну и так далее. Только все это ширма!

Он высоко подбросил гильзу и с неожиданной ловкостью поймал ее.

— Золотов — какой-то полуаферист, прикрывающийся нехлопотной должностью. Эта его подруга, как ее, Марочникова? Скромная продавщица, а одета как дочь миллионера — видел, как она к тебе заходила! Обвиняемая — маникюрша, но небось тоже живет не на зарплату?

Я вспомнил фирменный вельветовый комбинезон Вершиковой, который на черном рынке стоит рублей двести пятьдесят — триста, и кивнул.

— Люди с двойным дном, — сказал Лагин. — С этой публикой надо держать ухо востро.

Он бросил гильзу обратно в ящик и со стуком захлопнул его.

— Знаешь, что мне не нравится?

И опять сам ответил:

— Потерпевший был инородным телом в этой компании, он один занимался настоящим делом. И он убит! Случайность, несчастный случай? Как говорится, все бывает, но лично для меня это крайне сомнительно. И версия самообороны притянута за уши.

— Что же остается? — воспользовавшись паузой, вставил я.

— Как бы здесь не было хитрой, тщательно продуманной инсценировки!

Слово сказано. Мне неоднократно приходила в голову эта мысль.

— Стоит обратиться к философии и вспомнить принцип Оккама, — продолжал Лагин. — «Не умножай без надобностей число сущностей». В переводе на наш язык это означает: не выдвигай версий, если они ни на чем не основаны.

Он откинулся в кресле, побарабанил пальцами по столу.

— Пока что твои сомнения, равно как и мои догадки, висят в воздухе. Если бы был хоть один факт, один камень для опоры...

— Попробую поискать этот камень.

Я встал.

— Не помню, где это сказано: «Ищущий истину да убоится искушений», — улыбнулся Лагин. — В Евангелии, что ли... Впрочем, неважно! Сейчас ты на развилке: можно закончить дело, не обращая внимания на пустяковые неувязки, и с плеч долой — пусть суд разбирается! А можно впасть в противоположную крайность — раздувать червячок сомнений, бояться очевидного, метаться в поисках новых фактов, запутываться в доказательствах. И в поисках несуществующей терять реальную цель!

Когда я вышел на улицу, решение почти созрело. Стоял мягкий теплый вечер, недавно прошел дождь, и воздух был чистым и непривычно свежим, асфальт впитал воду и оттого казался гладким и жирным. Я прошел через аккуратный, с умытой зеленью сквер и собирался повернуть к дому, когда меня окликнули.

Сухощавый, резкий, отчаянный Саша Крылов, с ним здоровенный Роман Полугаров и Костя Азаров из ОБХСС. Все трое радостно улыбались.

— Ты как раз кстати, — Крылов хлопнул меня по плечу. — Пойдем в «Спутник» поужинаем.

— Чего вдруг?

— Отдохнуть немного в кои-то веки! Посидим, пообщаемся в спокойной обстановке. Мы с тобой уже какую неделю друг друга ловим?