Знамение. Трилогия (СИ) - Ильясов Тимур - Страница 40

Он попробовал открыть глаза снова. Совсем чуть‑чуть. Чтобы попытаться узнать больше о том, где находился. Но стоило ему это сделать, как на него накатила очередная волна острой головной боли. Как будто в его черепную коробку залили раскаленный металл, который принялся разрывать и выворачивать внутренности наружу.

Еще он ощутил мерзкую, звенящую ломоту в теле, как бывает при сильной простуде. Он попытался подтянуть к животу ноги, но обнаружил, что и они были крепко связаны, не давая ему двинуться с места.

В его сознании проскользнула мысль, что его могли отравить. И даже похитить. Но, рассудив, он также отбросил подобные догадки, решив, что, вероятнее всего, он находился в больнице. А если так, то где‑то рядом должны были быть врачи и медицинские сестры. И значит можно было позвать их на помощь.

Некоторое время он собирался с силами. Раздумывал о нужных в подобных ситуациях словах. Потом открыл рот и пошевелил пересохшими губами, словно рыба пойманная в сеть и вытащенная на берег. Он немного набрал в легкие воздух и выпустил его обратно в попытке выкрикнуть слово «сестра». Но в результате у него получился лишь чуть слышный хриплый стон.

Он решил попробовать снова. Набрал через нос воздуха чуть больше. Но тут его дыхание сперло, в легких защемило и зажало, не давая вдохнуть полной грудью, и его скрутил кашель. Мучительный, разжигающий нестерпимую боль. Будто выламывающий ребра.

Когда приступ кашля, наконец, закончился, он решил лежать без движения, не пытаясь заговорить, боясь спровоцировать очередную волну спазмов. Понемногу, события прошедших дней начали проявляться в его сознании. Он не был уверен в том, какой был сегодня день, но последнее, что он помнил, вроде происходило пятнадцатого мая. В тот день, когда он и еще двое космонавтов, завершили миссию на международной космической станции. А после приземлились в степях южного Казахстана. Недалеко от космодрома Байконур.

Он прокрутил шестеренки памяти немного дальше, и в его сознании всплыли картинки событий, произошедших на станции. Выход за пределы корабля. Равнодушная чернота космоса. Проплывающая под ногами Земля. Прокол скафандра. Заканчивающийся кислород в баллонах. Шлюз. Борьба с люком. И красивое лицо американской женщины с именем Джессика.

Теперь он вспомнил все. Кто он и что он. Где он был и что он делал. И от осознания себя, прошедших событий и достижений, он, превозмогая боль, улыбнулся. Почувствовав за себя гордость. Что все‑таки сделал то, к чему стремился. Что он покорил этот гребаный космос, оказавшийся совсем другим, чем он ожидал. Хотя теперь он твердо понял, что ненавидит его. Этот космос. И что никогда больше туда не вернется. Наверх. В пугающую пустоту. Даже если такая возможность когда‑либо подвернется снова. Но несмотря на разочарование и на то, что он почти погиб там, на станции, он все же был благодарен. Судьбе. Проведению. Богу. За то, что смог выжить и закрыть тему с космосом. Тему, которая заняла добрую половину его жизни.

Он попытался восстановить в памяти, что было после. Но дальнейшие воспоминания теряли фокус и рассеивались. Они вроде успешно приземлились. Их встретили, как нужно. Необычным ему показалось количество врачей на земле. Их было точно больше, чем обычно. И еще, они были в странных костюмах. Будто в скафандрах, почти как у них самих – космонавтов.

Врачи возились с ними, как с прокаженными. Поместили в чумные боксы. Как он понял из разговоров с центром, все потому что были подозрения, что на станцию с Земли занесли коронавирус и весь экипаж был заражен. Да! Теперь он вспомнил! Американец из его экипажа заболел, вроде, первый. Не вышел с ним в космос, как планировалось. А потом начала кашлять Джессика… За собой же он не замечал каких‑либо симптомов.

Что было дальше, он помнил лишь отрывочно. Их вроде долго куда‑то везли. Потом перетащили на самолет. И там! Да! Там! В самолете! Он теперь вспомнил! В самолете ему стало хуже. А дальше – темнота…

– Вот б…, ‑ с трудом шевеля губами, шепотом, грязно выругался он, осознав, что именно они, трое космонавтов из экспедиции отправленной на МКС 8 апреля, умудрились заразиться знаменитым коронавирусом и занести его на станцию.

Симптомы сходились. Жар, головная боль, ломота в теле, кашель и затрудненность дыхания. Все, как тысячу раз, как он помнил, говорили по новостям.

На всякий случай он сглотнул слюну в пересохшем горле. Чтобы убедиться, что не был подключен к аппарату искусственной вентиляции лёгких. Нет. Горло было свободно. Значит его дела были не так уж плохи.

Прошло еще некоторое время, пока он лежал без движения, ожидая, когда боль в голове и теле немного отступит. Потом он предпринял еще одну попытку открыть глаза. Осторожно. На этот раз у него получилось. И увиденное оправдало его ожидания.

Он находился в больничной палате. На кровати. Его руки и ноги были зафиксированы резиновыми бинтами. Вероятно, чтобы не дать ему смахнуть установленные на обеих руках капельницы и другие приспособления для поддержания жизнедеятельности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Справа от него он заметил громоздкий аппарат, окутанный сетью проводов и трубок. Именно этот аппарат издавал жужжащие и щелкающие звуки, которые он отметил сразу после пробуждения. Некоторые трубки тянулись к его правой руке, заканчивая путь где‑то под слоем медицинского пластыря, закрепленного к вене.

Слева же стояла обыкновенная ржавая стойка для капельницы, к которой была привязана гроздь бутылей, от которых к его левой руке змеями тянулись еще пара трубок.

Место, где была расположена его кровать, было огорожено стенами из плотной, почти непроницаемой пленки. От самого потолка до пола. Посреди одной из этих «стен» угадывалась своеобразная «дверь», надежно закрытая на «молнию».

Сквозь пленку он смог разглядеть движение теней. Видимо врачей, работающих на той стороне от «стены». Они были совсем близко. Но у него уже не было сил пытаться докричаться до них.

Потом его взгляд упал на потолок. Высокий. Безупречно белоснежный. И на люминесцентную лампу, подвешенную ровно над его головой. И тут он обратил внимание, что по лампе ползет мошка. Крохотная мошка. Она неуверенно продвигалась сначала вперед, а потом назад, словно раздумывая о дальнейших действиях.

Он продолжал внимательно рассматривать ее. Головку с двумя выпученными красноватыми глазами. Передние ножки, короткие и мохнатые, которыми она деловито потирала перед собой. Остальные две пары ножек, подлиннее, которыми она цеплялась за поверхность лампы. И на полупрозрачные крылышки с затейливым узором.

И тут, он поймал себя на мысли о том, что так быть не должно. Да, у него было отличное, почти стопроцентное зрение. Но даже с таким зрением, он не мог разглядеть эту крохотную мошку в мельчайших деталях с расстояния трех с лишним метров. Разглядывать ее словно в микроскопе.

Это открытие, которому он не мог найти логичного объяснения, обескуражило и взволновало его. Но от такого волнения его скрутила очередная волна спазмов. И он был вынужден снова закрыть глаза. Стоило ему это сделать, как он ощутил, как проваливается в сон.

Засыпая, он подумал, что обязательно разберется с этой загадкой. Первым делом, сразу, как проснется…

Но он не знал, что эта самая мысль была последней в его жизни…

Человеческой жизни…

Доктор

Его ноги подкашивались от усталости. В глазах рябило. А руки мелко дрожали. Он был рад, что двенадцатичасовая смена, наконец, закончилась. Что он снял опротивевший душный герметичный защитный костюм. И стянул с лица защитную маску‑респиратор, которая была нелепейшим образом натянута поверх его оптических очков.

После недолгого перерыва, часов шесть назад, он, возвращаясь в «грязную зону», неудачно подогнал маску на лице. А потом до конца смены не имел возможности ее поправить. Так что теперь, его переносицу украшал пурпурный нарыв, а также две длинные красные полосы на скулах, повторяющие форму маски.