Секретная командировка (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 3

Газеткой? Я не сразу и понял, а потом вспомнил, что мой отец залеплял порезы от бритвы кусочками газетной бумаги. У него даже были заготовлены беленькие полоски, отстриженные от полей.

– Ага, спасибо, – поблагодарил я, отправившись в свою комнатку.

Заклеив кровоточащие ранки, посмотрел на стол. А ведь этот самый Вовка, который теперь я, был порядочным свинтусом. На столе творится черт-те что! Скомканные листы бумаги, рваные газеты. Не удержавшись, начал наводить порядок. Если честно, всю макулатуру я бы отдал тетке Степаниде на растопку печи, но тут пока не рискнул. Как знать, понадобиться мне это или нет. Особенно газеты. Елки-палки, а я баран! Газеты! Это же находка для шпиона и «попаданца»!

Ну, конечно же, первой попалась на глаза главная газета, именовавшаяся «Правдой», но с подзаголовком, вынесенным в скобки (социал-демократ). Опаньки! Бросилось в глаза, что "цена тридцать копеек", прописана как-то странно. Вместо буквы "е" стоит какой-то знак, напоминавший мягкий, только палочка перечеркнута. Так это же буква "ять", упраздненная в семнадцатом году. Или позже? Соцiал… И слово "копѣекъ" с твердым знаком.

Номер датировался 16 марта 1918 года, но имел две даты – 16(3). Ну, с этим понятно. На «новый стиль» перешли только в январе, не все привыкли. В глаза бросился заголовок «О денаціонализаціи банковъ». Это что же такое? Неужто я попал в альтернативную реальность, в которой большевики отказались от основных декретов? Ан, нет. Оказывается, речь шла о слухах, которые газета поспешила развеять, сообщая, что все банки – как коммерческие, так и государственные, остаются в руках советского правительства. В этом же номере было напечатано объявление о том, что в связи с переездом редакции газеты «Правда» в Москву, просьба «товарищам корреспондентам направлять статьи и прочее по адресу: Москва, Скобелевская площадь, гостиница „Дрезден“, комната номер 254». Где это такая? Ну, если Скобелевская, то на ней должен был находиться памятник «Белому генералу». А он, сколь помнится, был когда-то на Тверской. Может, Тверскую когда-то и называли Скобелевской? Жаль, в «москвоведении» я не силен.

Скромно для главной газеты. Впрочем, издержки переезда.

А вот в следующем номере от 18 марта (по н.с.) была более интересная информация. «Правда» сообщала, что 16 марта с.г. на IV Чрезвычайном съезде Советов советская сторона окончательно ратифицировала договор с немецкой стороной, который был принят делегатами съезда при поимённом голосовании большинством в 704 голоса (против – 284, при 115 воздержавшихся). Еще там было сказано, что в знак протеста против подписания мирного договора все левые эсеры, включая Штейнберга, Шрейдера, Карелина, Колегаева и Прошьяна, в знак протеста вышли из состава Совнаркома.

Отложив в сторону центральную прессу, подтянул к себе другую газету, форматом поменьше. Ага, это уже местная. «Известия Череповецкого уездного Совета крестьянских, рабочих и красноармейских депутатов», датированная 15 (2) марта 1918 года. Опять-таки, написано, что это "что "Извѣстія Череповецкаго Совѣта". Наличествуют твердые знаки, яти.

Череповец. Стало быть, я в Вологодской области. Но почему же «цоканье»? Хотя, возможно, что тетка приехала из Новгорода, а здесь не отучилась от своего диалекта. Хотя…

Стоп-стоп-стоп. Вот тут написано, что Череповец является уездным городом Новгородской губернии. Вон оно как, а я и не знал. Области у нас формировались в году так девятьсот тридцать восьмом, или тридцать седьмом. Ну, как-то так. Значит, Череповец именно в те годы и «пристегнули» к Вологде. Что ж, теперь буду знать.

Местная пресса сообщала, что «Исполнительный комитет Череповецкого уисполкома, обменявшись мнениями, по вопросу войны и мира, принимая во внимание положение и настроение масс Череповецкого уезда о немедленном заключении мира с Германией дает наказ своим депутатам о том, чтобы мир был немедленно подписан. Эх, надо было вначале местную прессу посмотреть, в хронологическом, так сказать, порядке. Ну, теперь уже без разницы. Брестский мир принят, а скоро в стране развернется гражданская война? Или она уже идет? Ну, вот и посмотрим.

Похоже, я увлекся чтением газет и не услышал нарочито громкого покашливания тетушки.

– Володь, а ты на службу-то идешь?

Что это она вдруг, вместо Вовки?

– Да надо бы, – вздохнул я. А потом, неожиданно брякнул: – Еще бы понять, что у меня за служба такая!

– Так цё непонятного-то? – усмехнулась тетка. – Сидишь себе, да бумагу переводишь. Вон, бумаги на пятак изведешь, а пропечатают на семишник. Хорошо, что в твоей газете бумагу бесплатно дают, а то бы по миру пошел!

Ай да тетка, ай да молодец! Теперь я знаю, что я журналист. И, вполне возможно, что работаю именно в газете со столь длинным названием. Вот, чего бы им название не сократить? Одна газета «Известия» у нас уже есть, так чего бы не обозвать «Известия Череповца», или, какой-нибудь «Череповецкий листок»?

– Парни, цто тебя принесли сказали, цто нацальница велела на службу прийти, как оклемаешься, – заявила тетушка.

Хорошая новость, обрадовался я. Можно посидеть дома денек-другой, а то и недельку. Поговорить с тетушкой, потом, потихонечку выйти в люди, народ порасспрашивать. Глядишь, буду владеть информацией о текущем моменте, чтобы не выглядеть полным дураком. Но вслух сказал:

– Вот, прямо сейчас и пойду. Чаю бы только попить.

И чего я так сказал? Да просто, если возникает проблема, лучше решать ее сразу. От того, что отсиживаюсь, лучше не станет. К тому ж, если, как говорили, «сомлел» я вчера, то сегодня народ с пониманием отнесется к моим провалам в памяти. А если я заявлюсь через неделю, то это хуже. Получить репутацию «ушибленного» на голову мне вовсе не хотелось. А так, можно списать на какую-нибудь фронтовую контузию, о которой я и думать забыл. Выглядит вполне правдоподобно.

– Так цего только цаю? – обиделась тетка. – У меня уже и яишня готова. Вот, с хлебом у нас худо, да сам знаешь.

Моя комната была маленькой, а большая совмещена с кухней. Там же, судя по обеденному столу, накрытому клеенкой, была и столовая. Отойдя к рукомойнику, я смочил ладони водой (типа, помыл руки перед едой!) и сел за стол.

– Мяу! – раздалось из-под стола, и ко мне на колени запрыгнула упитанная черно-белая кошечка.

Ну, к кошкам я всегда неравнодушен, как же такую красавицу не погладить?

Я наглаживал кошечку, она благодарно урчала, устраиваясь поудобнее.

– А ну-ка, перекрестись!

Глядя, как тетушка смотрит на меня (а в ее руках грозное оружие – горячая сковородка с яичницей!), я торопливо перекрестился. Чего это она?

Сковородка, от которой исходил огнедышащий аромат, благополучно упала на деревянную подставку прямо перед моим носом.

– Тетя Стеша, ты чего это?

– Ты ешь, да не блей! – сурово сказала тетушка, ставя передо мной солонку, черствый кусочек хлеба и щербатую вилку.

– А сама? – кивнул я на сковородку, куда было вбухано – судя по желткам – не меньше пяти яиц. Мне столько точно не съесть.

– Ну, оставишь немножко. Я ж старая, мне много не надо.

Я только пожал плечами и принялся за еду. Надо сказать, что яичницу я обожаю, ел бы ее каждый день, но супруга считает иначе. Потому, любимое блюдо удается поесть лишь тогда, когда дорогая в отъезде.

Яичница тетушки оказалась выше всяких похвал. Похоже, зря я считал, что мне ее не осилить. Верно, новое тело требовало пищи больше, чем требовалось мне самому. Вот, если бы я ел по пять яиц в день, то уже и сам бы закукарекал. Потому, мне понадобились некоторые усилия, чтобы что-то оставить на сковородке. Однако, тетушка запротестовала.

– Э, да куды мне столько?

Тем не менее, она с удовольствием «прикончила» остатки моего завтрака, довольно вздохнула и принялась наливать чай из небольшого закопченного чайника. Мне был выставлен стакан в шикарном серебряном подстаканнике (может, Фаберже?), а себе квартирная хозяйка поставила щербатую чашку и слегка треснутое блюдце. Сахара, к чаю, конечно же, не оказалось, как не было и того, что я очень люблю – ни плюшек, ни печенюшек. И на вкус чай был немного странным. Ну, не цейлонский, и даже не грузинский. Впрочем, всё лучше такой, нежели хлебать пустой кипяток.