Ювелирная работа - Шляхов Андрей - Страница 12

– Горшок в травмпункте распиливали? – спросил Алекс у Татьяны, рассказавшей ему этот случай.

– Зачем? – удивилась фельдшер. – С мылом сняли. Это можно было бы и дома сделать, только Голова не сообразил. Он вообще туго соображает.

– А почему же его тогда на подстанции держат?

– Ну если ты заметил, очередь из желающих к нам не стоит, на сегодняшний день есть семь или восемь свободных ставок. А Голова – свой, к нему привыкли, потом он хоть и тупой, но ответственный. Не прогуливает, не пьет на работе, вымогательством не грешит и все делает по инструкции. Только иногда происходит сдвиг о фазе и получается, как в той сказке, где дурачок говорил траурной процессии: «Таскать вам, не перетаскать!».

«Вот и славно, – думал Алекс. – Если уж Голова столько лет работает, то я годик продержусь. А потом рвану в Москву, на хорошее место». Каким будет это хорошее место, он представлял смутно. Придет время – разберемся. Заведующий подстанцией обещал осенью отправить Алекса на курсы профессиональной переподготовки в институт Склифософского. Курсы – это замечательно. Во-первых, там можно чему-то научиться, а, во-вторых, завести полезные связи. На ретуевской подстанции с этим дело обстояло туго, в основном приходилось бывать в местных больницах, которые Алекса не очень-то вдохновляли. В московские стационары пациентов возили редко, настолько редко, что дважды или трижды попасть в одно место не удавалось. А ведь знакомства завязываются не сразу, сначала нужно немного примелькаться, чтобы тебя запомнили, а потом уже можно действовать.

Но в целом и общем все было хорошо. Александр Николаевич Бушмакин активно «врастал» в медицину, а в свободное время знакомился с Москвой. На первое время программа была такой – досконально изучить свой район и центр, в пределах Садового кольца. Ну а в идеале… Впрочем, до идеала пока еще было далеко.

Тот вопрос, без решения которого здоровому молодому человеку никак нельзя обойтись, решился очень удачно. Связывать себя брачными узами Алекс пока что не собирался. Заводить амуры на подстанции категорически не хотелось, несмотря на то, что имелись весьма достойные кандидатуры. Скоропомощная свобода нравов, помноженная на всеобщее братство, невероятно располагали к романтике, но Алекс считал, что на работе этим заниматься не следует. Пока роман кочегарится (так выражались в Братске), все вроде бы и ничего, но рано или поздно все проходит и тогда обиды могут приводить к неприятным последствиям. А если у тебя есть такое слабое место, как отсутствие реального медицинского образования и фундаментальных знаний, то тебе всяческих сложностей нужно избегать. Где работаешь – там не любись. А вот там, где живешь – вполне можно, это очень удобно. Как-то вечером, возвращаясь с прогулки по центру, Алекс разговорился с женщиной, выгуливавшей шебутного йоркширского терьера. Собака с грозным лаем набросилась на Алекса, женщина начала извиняться, Алекс сказал, что он нисколько не испугался (еще чего не хватало – пугаться такой мелюзги), так и познакомились. Женщине было тридцать четыре года, ее звали Ольгой, она работала бухгалтером в строительной фирме и третий год пребывала в одиночестве после развода. Судя по тому, какой бурной, нет – поистине ураганной или, даже, вулканической была их первая ночь, одиночество успело изрядно отяготить Ольгу. Так и сложился необременительный роман, от которого обе стороны получают удовольствие и при этом не отягощают себя никакими обязательствами. Матримониальных поползновений с Ольгиной стороны можно было не опасаться. Она не раз говорила о том, что разница в возрасте не дает им никаких шансов.

– Двадцать шесть и тридцать четыре – это ничего, а вот сорок шесть и пятьдесят четыре – это катастрофа для женщины!

Однажды в январе, утром, после бритья, Алекс сказал своему отражению в зеркале:

– А жизнь-то потихоньку налаживается, брателла!

Сказал и сглазил. Придя на работу, узнал, что Татьяна заболела и работать ему до двадцати трех часов придется одному, а затем к нему присоединится фельдшер, отработавший полусутки на бригаде перевозки, занимавшейся транспортировкой стабильных пациентов между стационарами и из стационаров домой. «Ничего страшного, – подумал Алекс. – Справлюсь. Главное делать все, как положено»…

Повод к вызову не предвещал ничего тревожного. «Женщина, пятьдесят два года, плохо с сердцем». «Плохо с сердцем» – это главный и основной повод к вызову скорой помощи. Как говорят в народе: «Что ни болит, все к сердцу валѝт». А уж в субботу вечером, после обильных перегрузок выходного дня, утомленному сердцу просто положено чувствовать себя не самым лучшим образом.

У подъезда пятиэтажки Алекса ждал полный высокий мужик, который представился мужем пациентки.

– С Анечкой что-то не так, – бубнил он в спину Алексу, пока они поднимались на третий этаж. – Здоровье у нее не особо хорошее, часто простужается и разные женские недомогания тоже присутствуют, но такого, как сегодня, никогда не было…

Алекс уже усвоил, что информацию нужно получать только из первых рук, поэтому слушал мужа пациентки вполуха. Дама в сознании? Прекрасно! Значит, сама расскажет, что с ней произошло. Незачем играть в «испорченный телефон».

Женщина сидела в кресле, а не лежала на стоявшем рядом диване. «Значит, не так уж все и плохо», подумал Алекс, привыкший к тому, что тяжело больные люди всегда лежат, а не сидят. Небольшую бледность можно было списать на астеническую конституцию. Толстушки большей частью краснощекие, а худышки – бледные.

– На что жалуетесь? – спросил Алекс, поставив на постеленный на полу ковер ящик с медикаментами и кардиограф.

В самом начале он несколько раз огреб замечания за то, что без спросу ставил бригадное имущество на стол или на стул и теперь предпочитал ставить на пол, если, конечно, на столе не была заранее расстелена газета (бывалые пациенты так обычно и делали).

– Да что-то в груди закололо и вообще как-то нехорошо, – ответила женщина, положив на грудь правую ладонь. – Уронила пульт, наклонилась и тут прихватило…

– Когда наклонились? – уточнил Алекс. – Или позже?

– Вот прямо в этот самый момент. И рука вдруг ослабла, пульт удержать не могла. Когда распрямилась, стало полегче, но все равно не отпускает. Такое ощущение, будто гвоздь в грудь вколотили.

«Все с тобой ясно, – подумал Алекс, – межреберная невралгия. Неловкое движение вызвало ущемление нерва, потому и рука ослабла. А при прямой спине действительно должно стать полегче, поскольку нерв уже не сдавливается». Механизм сдавления нервов, отходящих от спинного мозга, Алекс уже успел изучить. Да и что там изучать? Нерв зажимается между двумя позвонками, словно в тисках, отсюда и все неприятности.

При надавливании на грудину пациентка ойкала, что тоже свидетельствовало в пользу межреберной невралгии. Сердце с грудиной не связано, дави – не дави интенсивность боли не изменится. Алексу стало приятно от сознания того, что он, работая в одиночку, действует как настоящий врач. А разве он не настоящий? Самый что ни на есть, уже с некоторым опытом!

Доктор Филатов, бывший наставником Алекса в период стажировки, учил:

– После тридцати пяти лет при любых болях в груди и при любом непонятном недомогании обязательно делай ЭКГ! Всегда-всегда! А если в анамнезе есть сахарный диабет, то и в двадцать лет снимай, диабет портит сосуды со страшной силой.

Алекс так и делал, а иной раз снимал кардиограмму и при болях в животе. Где-то он читал, что одного человека неделю лечили от дизентерии, а потом удосужились снять кардиограмму и увидели, что у пациента инфаркт. Как говорится, береженого Бог бережет, а не береженого конвой стережет. Чур нас, чур от такого «счастья»!

Кардиограмма пациентки была в полном порядке, никаких отклонений от нормы, к которой Алекс уже успел хорошо приглядеться. На что там еще нужно обращать внимание при подозрении на инфаркт? На артериальное давление? Алекс намерял сто пять на семьдесят. Для худенькой женщины – вполне ничего, в пределах нормы. Это у толстушек давление обычно повышенное.