Фуллстоп (СИ) - Грау Герда - Страница 12

Солонина, несмотря на худобу, шагал грузно, загребая ногами проросшую сквозь асфальт траву и морщась от яркого солнца.

— До чего же гнилое место, — не глядя на Александра, пожаловался он его тени на дорожке. — Жара, духота, до пляжа километр, вы вот еще тоже... Неужели трудно было удержаться? В ресторан пойти, напиться, как все нормальные люди? Дебош устроить с битьем стекол? В море ночью залезть, в конце концов?

Поставленный таким образом вопрос заставил Александра растеряться. Солонина, похоже, ответа не ждал, потому что без всякого перехода продолжил:

— Что он, большой?

— Огромный, — виновато ответил Александр. — Восемь этажей.

— Я о санатории, — снова поморщился Солонина. — Цветков я ваших, что ли, не видел.

— Видели?

— Представьте себе. И везде в основе какой-нибудь хлыщ вроде вас, — он махнул рукой в направлении Александра, не с обвинением, а с какой-то запредельной усталостью. — Гений непризнанный. Силы девать некуда. Хватают свои тетрадочки, и давай строчить. Никакой ответственности, никакой мысли об окружающих, сплошное чистое эго. Почесать там, где приспичило, выразить на бумаге, понимаешь, и баста. Дальше хоть трава не расти.

Он бросил короткий взгляд на Александра.

— Да вы не обижайтесь, — проницательно угадал он причину молчания. — Натура человечья такая, на красивые слова падкая, не вы один. История тоже. Придумали этому занятию ореол романтики, ах, схождение музы, ах, божественный огонь, и давай непременно нести его в массы. Как будто тем это нужно.

— А что нужно массам? — охрипшим голосом спросил Александр.

— Электростанции, — рубанул Солонина. — Новые дома. Железные дороги. Космос, в конце концов. Но вы же не о людях думаете в такой момент, только о себе. Потом задним числом на конференциях начинаете оправдываться, мол, это для потомков, выстраданный итог всей жизни, опыт поколений, художественное осмысление, новая форма, и прочую ахинею несете. Кишка тонка правду сказать.

— Какую правду?

— Простую, — лицо Солонины опять скривилось. — Ну сбросили вы, так сказать, излишнее давление нейронов на черепную коробку в атмосферу, так это простое гигиеническое действие, как умывание или чистка зубов, организм свой облегчили, подобные вещи скрывать надо, а не выпячивать. А еще лучше делать их в специально отведенных местах, где никто не увидит. С соблюдением требований гигиены.

Александр остановился.

— Вас послушать, так никакого различия у литературы с отхожим местом, — криво усмехнулся он. — И там, и там — физиологические потребности, а не результат работы интеллекта.

— Много вы думали над тем, что этот цветок породило? — едко парировал Солонина. — Ночей не спали, план составляли, слова подбирали, заменяли одно другим? Или просто сели и рубанули с плеча, как бог на душу положил?

— Последнее, — через силу признался Александр.

— Так какое это имеет отношение к работе интеллекта? И к работе вообще? Это, мой милый, непроизвольное текстоиспускание.

Ответить было нечего, да, собственно, и незачем — административный корпус встретил их открытой настежь задней дверью, и Солонина прекратил разговор. Они прошли приземистое длинное строение насквозь и вышли на площадку к воротам. Там рабочие уже растянули купол, похожий на гигантскую палатку, одной половиной заходившую на территорию, другой накрывавшую часть улицы. Вход в шатер был с обеих сторон, но внутри пространство делилось пополам высоким деревянным порогом, выкрашенным ярким суриком. Граница санатория, догадался Александр. Значит, на ту сторону ему нельзя.

Пахло смолой, свежими стружками и краской. Дальний проем, выходивший на улицу, потемнел и пропустил внутрь фигуру, которую сопроводил шум отъезжающего мотора. Александр отметил, что машина была легковой, а не грузовой.

— Господи, какой запах, — громко и весело сказал вошедший, втягивая ноздрями воздух и выталкивая его короткими порциями, как хороший дегустатор. — Детство в чистом виде. Ездили летом в пионерский лагерь, Александр Дмитриевич? В походы ходили?

За ним следом просочился молчаливый человек с бесцветным лицом, остановился у выхода и так замер. Был он помощником или полноценным членом оперативного штаба, осталось неясным.

— Не надо с порога в трансдеривацию, — хмуро сказал Солонина прежде, чем Александр открыл рот для ответа. — Утомляет, знаете, после скоростного перелета, одно и то же каждый раз. Вы бы хоть новенькое что-нибудь выдумали.

Он поддернул брюки, уселся прямо на штабель досок, сложенных для дальнейшего обустройства палатки, и устало прикрыл глаза.

— Новенькое — это хорошо забытое старенькое, — засмеялся вошедший, подступая к красному порогу. — Впрочем, новенькое тоже можно. Вы уже провели с пациентом свою физиологическо-фекальную беседу? Или, виноват, я ее как раз и прервал?

Он подмигнул ошеломленному Александру.

— Провел, — без тени смущения ответил Солонина, не открывая глаз. — Можете забирать его для своего психотехнического анализа, или как он там у вас теперь называется? Заодно на цветок посмотрите. Восемь этажей… Это, черт побери, забавно.

Говоря это, он сделал вялое движение рукой, означавшее что угодно, только не интерес к цветку. Вошедший переступил демаркационную линию и подошел к Александру, с любопытством рассматривая его сквозь модные солнечные очки-хамелеоны. Был новый гость кудряв и энергичен, чем-то напоминая молодого Блока, но руку Александру не протянул — несовременно. Тот тоже не стал проявлять инициативу.

— Далеко идти? — спросил кудрявый.

— На другой конец санатория, — сдержанно ответил Александр.

— Показывайте.

Они вдвоем вышли из купола и двинулись в направлении корпуса с цветком. Несколько шагов Александр ждал, что новый гость представится, но тот предпочитал оставаться безымянным, разглядывая фонтанчики и скульптурные украшения в буйной растительности по сторонам дороги.

— Вы на нашу Солонину не обижайтесь, — вдруг сказал прибывший, разворачиваясь к Александру. — Он реалист и любитель техники; старая школа муз и аполлонов категорически не приемлет.

— А вы новая школа? — не удержался Александр. — Что такое психотехнический анализ?

Его собеседник досадливо махнул рукой.

— Обычная терминологическая шутка. Знаете, в научной среде все друг другу конкуренты и завистники, пока вперед не вырывается тот, у кого есть результат. А вот с результатом у нас хуже всего, как ни поверяли алгеброй гармонию. Плетемся в хвосте событий, решаем проблему постфактум, как говорится.

— «Слово было ранее числа, а луну — сначала мы увидели», — с улыбкой процитировал Александр. — Что, техника подводит?

Кудрявый поморщился точно таким же манером, как это делал Солонина, так что Александр заподозрил в них родственников или близких друзей, никак не конкурентов.

— Нет, техника у нас самоновейшая. Человек — вот фактор икс, который портит нам все расчеты, его техникой не проверишь. Пишут сейчас многие, да почти что все, слава богу, поголовная грамотность в стране, не Африка отстающая, но вызвать цветок для изучения не можем. Даже фазу бутона. Парадокс?

— Ну почему же. Разделенный потенциал, клубы единомышленников…

— Вот именно, — кивнул его собеседник, поднимая палец вверх. — А как определить потенциал неразделенный? При каком сочетании возникает переход из количества в качество?

— Сложный вопрос. — Александр вспомнил разговор с мамой Сашки и тут же скривился, словно от зубной боли, не было ведь ни Сашки, ни мамы. — Но это к лучшему, быть может, цветы опасны.

— Атом тоже опасен. Был, пока в нем не разобрались специалисты. Теперь строим атомные… — он на секунду запнулся, — электростанции для всеобщего блага. Тут ведь как подойти, как эксплуатировать, как управлять. Тот, кто оседлает этого конька-горбунка, войдет в историю, но пока что никого не нашлось. А почему? Потому что единственным источником полезной информации, способствующей этому, остается создатель цветка.

Очки-хамелеоны приподнялись, открыв серые глаза навыкате. В глазах этих было что-то рачье: холодное, водянистое, и Александр непроизвольно поежился.