Король Драконов: сильнее смерти (СИ) - Фрес Константин - Страница 23

— Ничего, — бормотала девушка, поглаживая грубо пошитое платьице, — мы справимся!

А какой красивый городок лежал внизу, под ногами неугомонной троицы, пробирающейся по узкой горной тропке, на которую вывела их потайная дверь! Здесь, в городе, притаившемся меж скал, словно на дне каменного сосуда, тоже была зима, но снега было совсем мало. Снежинки заносились сюда озорником-ветром, и падали медленно и тихо, играя в фиолетовых сказочных сумерках. Уна даже залюбовалась и хотела сдвинуть с лица капюшон из осколков волшебного зеркала, чтобы рассмотреть подробнее красивые домики, шпили городской ратуши и маленький каменный мостик через извилистую речушку, в водах которой отражался ночной свет далекого светила. Но рука Дерека остановила ее. Уна не видела, кто ее остановил, но поняла по твердости и силе, с какой ее ладонь сжали невидимые пальцы.

— Не раскрывайся! — тихо велел ей таинственный шепот из ниоткуда. Говорившего видно не было, но держал он Уну очень крепко. — Помни о мойрах; если эти существа действительно так коварны, то они могут притаиться где угодно и напасть. Отгрызут тебе нос, сбросят плащ, и всю искусают.

Уна ахнула и крепче прижала к себе куклу, а Дерек смолк, и стал слышен только шелест его невидимого плаща.

С каждым шагом кукла, которую Уна взяла с собой, становилась все тяжелее и тяжелее, словно ее насыпали мокрым песком. Уна, шагая по круглым стертым камешкам, мостящими дорогу, тайком заглядывала под плащ, и изумлялась все больше. Кукла словно росла; в начале пути она была невесомая, и помещалась в ладонь девушки, а сейчас она была уже размером с новорожденного ребенка и прижималась к груди Уны с заметной любовью, раскинув в разные стороны тряпичные руки.

«Ах, бедняжка, — думала девушка, поглаживая выцветшее платьице своей игрушки. — Ты ведь какая-то волшебная вещица, ведь так? Или даже существо… а тебя надолго заперли в этом темном железном сундуке… Тебе там было одиноко?»

Уне казалось, что она различает еле слышное жалобное хныканье, и она укачивала куклу, еле сдерживая себя от того, чтобы замурлыкать какую-нибудь колыбельную песенку. Но слова о мойрах, произнесенные Дереком, останавливали ее, и она лишь сильнее прижимала к себе свою странную игрушку.

Но ах, какой же прекрасный и замечательный городок населяли эти странные злобные существа! Какой сказочный и уютный! Разглядывая круглые приветливые окошечки, светящиеся вдали, крохотные, словно игрушечные, дверцы домиков, аккуратно уложенную — скорлупка к скорлупке, — черепицу на невысоких крышах, Уна размышляла, а действительно ли мойры такие уж ужасные существа, или, может, есть в них что-то хорошее, если они могут создавать вокруг себя такие красивые и тонкие вещи? В этих пряничных домиках должны непременно жить какие-нибудь добродушные и мягкие создания, что-то типа гномов или цветочных эльфов!

Однако, несмотря на царящие вокруг покой и тишину, Демьен, обернувшись назад и, на миг приоткрыв лицо, велел своим спутникам остановиться.

— Слышите? — прошептал он. — Они уже что-то учуяли. Аргент, видимо, растревожил их своим появлением и нахальным вторжением в их владения, вот они и подстерегают путников на входе в город. Они прячутся под мостом, я слышу их кровожадное сопение. Поджидают чужаков с салфеткой на шее, с ножом и вилкой в руках; давайте-ка сделаем так — разделимся. Я пойду дальше, до библиотеки, а вы останетесь здесь. Влезете вот на это дерево и отвлечете на себя внимание этих чудовищ, пока я стану обыскивать их дома.

— А если их набежит сюда миллион? — поинтересовался Дерек.

— Так и в городе их останется столько же, если не больше, — резонно заметил Демьен. — И мне там тоже будет опасно. Главное не вступайте с ними в разговоры и не слушайте их. Наболтать-то они всякого могут…

— Так почему б тебе просто не спалить их всех разом? — поинтересовалась Уна.

— Спалить! Ох, как грозно! Часто ли ты убиваешь целый народец, истребляешь его полностью — пусть даже самый гадкий и порочный? — с усмешкой поинтересовался Демьен. — Разумеется, я мог бы разорить их домишки и сжечь весь город. Но в этом мире не все так просто, и сила дается не для того, чтобы размахивать ею, как дубинкой, в надежде раскроить кому-нибудь голову. Нет; сила дается для того, чтобы можно было договориться, не рискуя быть сожранным. С мойрами у нас давно заключен мирный договор; они не вылезают из своей норы в наш мир, а мы не трогаем их. Аргент тоже мог бы с ними сразиться, уничтожить их, но предпочел остаться невидимым и пробраться в их владения тайно. Это своего рода нарушение договора, но если не попадаться, то можно все. А он не попался. Если б они его поймали и совладали с ним… Я не имел бы права мстить за него, ведь он нарушил договор по собственной воле, прекрасно зная о последствиях. Да и гарантии, что я их передавлю всех, нет. Пара мойр вполне может уцелеть, забившись в какую-нибудь нору. Говорят, они быстро плодятся. А потом, не скованные никакими обязательствами, эти веселые твари могли бы открыть эту дверь и проникнуть в наш мир. Таскать ребятишек из колыбелей, красть женщин… Не слишком ли дорогая цена за желание прочесть одну книгу?

Ни слова больше не говоря, Демьен запахнулся в свой плащ поплотнее и направился в город.

Как бы ни старался Демьен ступать осторожно и тихо, а мойры, сидевшие в засаде под мостом, услыхали его торопливые шаги. Вопя дребезжащими голосами, они выскочили из своего укрытия, но так и встали с растопыренными руками и вытаращенными глазами, потому что никого не увидели, а шелест, что коснулся их слуха, приняли за вздох ветра, запутавшегося в черных голых ветках дерева. Уна уловила еще пакостливый смешок, которым наградил Демьен незадачливых ловцов, и все стихло.

Мойры остались на мосте одни.

Это были самые нелепые и самые неуклюжие существа, которые только видела Уна в своей жизни. У них были массивные, толстые, неповоротливые тела, сгорбленные от собственной тяжести спины, грубые уродливые бородавчатые лица подземных троллей — и тонкие-тонкие, длинные, костлявые и хилые руки и ноги. Какого пола эти существа, тоже было совершенно не ясно. На их тощих ногах были надеты одинаковые полосатые чулки и кожаные башмаки, а то, что было то ли юбкой, то ли просторными штанами, было слишком коротко и сбивалось под обширным брюхом так, что здорово смахивало просто на кусок мятой ткани, в которую эти существа обернулись.

— Снова нас провели, — произнесло одно из этих непостижимых существ, почесывая в голове острыми длинными когтями.

— Это какая-то странная, ненастоящая магия! — сварливо отозвалось другое существо, оправдывая собственную неудачу. — Она не пахнет! Она ничем не пахнет!

— А я, кажется, что-то чувствую, — раздувая ноздри огромного мясистого носа. — Пахнет… вон оттуда пахнет магией!

— На дерево, живо! — скомандовал Дерек, помогая Уне уцепиться за ветку.

В мгновение ока оба были уже наверху, в кроне дерева, вертясь там, как испуганные птицы, в то время как мойры, кровожадно сопя и причмокивая, носились внизу, своими толстыми массивными носами обнюхивая истоптанную землю и корни дерева.

— Трое, — определило одно из этих существ, кажется, попробовав на вкус землю. — Их трое тут было, сладких, молодых, вкусных мага! И двое из них королевской крови, м-м-м! Их предки носили короны так долго, что золото впиталось в их кровь, золото течет в их жилах! Садкие, сладкие королевские детки! У них мясо самое белое и душистое!

— А ведь один ушел, — определило другое существо, уткнувшись носом в холодную землю. — Самый вкусный ушел, а двое других-то тут! — в скрипучем страшном голосе послышалось торжество, мойра зашлась в жутком хохоте. — Тут они, только прячутся!

Фыркнув, высморкнув из носа мелкий мусор, крошащиеся кусочки земли, хвою, мойра ловко, как крыса, кинулась к дереву, и Уна взвизгнула, невольно подняв ноги повыше, выдав себя и вызвав взрыв хохота среди мойр.

— Девчонка, девчонка! — радостно хрюкали они, скача вокруг дерева. — Свежая, молоденькая, полная горячей крови девчонка!