Вечный человек - Диксон Гордон Руперт - Страница 13

• Предыдущая
• 13/76
• Следующая

— Как скажете, сэр. — Перед «сэр» была небольшая пауза. Мэри явно еще не привыкла к военным порядкам. — Понимаете, Джим, сам факт существования Пенара в этом корабле доказывает, что разум может существовать вне материи, хотя он инстинктивно стремится при любой возможности найти себе материальный сосуд.

Джим кивнул.

— Но вот потом мы наткнулись на настоящую сенсацию. Дело в том, что не обязательно отдельно существовать должен целый разум. При обычных условиях разум пойдет практически на все что угодно, лишь бы не покидать тело, в котором он развился от искры сознания в зародыше до сложной индивидуальности человека или животного. Как правило, он лучше дотянет до смерти, чем покинет тело. Но при некоторых глобальных потрясениях разум или его часть постарается избежать невыносимой ситуации. Вы понимаете, что я имею в виду?

— То есть в состоянии ли я разобрать ваши объяснения? Да, в состоянии.

На лице Мэри мелькнуло недоумение.

— Прошу вас... — сказала она.

— Черт возьми, кончай обижаться, Джим, — добавил Моллен. — Сейчас не время и не место.

— Да, сэр. Прошу прощения, — Джим посмотрел на Мэри, — не знаю, что на меня временами находит. Все это очень интересно, и я готов слушать дальше.

— Очень важно, чтобы вы все поняли, — сказала Мэри. — Я привела в качестве примера полтергейсты. Большая часть полтергейстов связана с молодыми девушками. В некоторых случаях было установлено, а в других само собой подразумевалось, что вызывавшая это явление девушка была несчастна. Насколько я знаю, никто еще не научился устанавливать степень подобной несчастливости.

— Да, я что-то такое слышал или читал, — сказал Джим.

— Ну так вот, — продолжила она, — случай Рауля помогает нам по-новому взглянуть на то, что происходит с полтергейстами, если их действительно вызывают девочки, которые ощущают себя несчастными. Согласно тому, что мы выяснили насчет Рауля, можно предположить, что не весь разум, а только часть его вырывается наружу от напряжения, которое испытывает человек, попавший в невыносимое положение. Эта вырвавшаяся часть, поскольку она не является целостным разумом, искалечена, неполноценна. Она ведет себя как неразумное животное или сумасшедший человек, то есть просто реагирует на внешние раздражители. Это, конечно, только догадка, и она может быть совершенно неверной.

— Звучит, однако, логично, — заметил Джим.

— Эту же теорию, наверное, можно распространить на некоторые виды сумасшествия вообще, — сказала Мэри. — Но это уже из области фантазий, и мы занимаемся не этим — мы хотим повторить феномен Пенара. Проблема в том, что во всех предыдущих работах и теориях нет абсолютно ничего, что могло бы нам помочь. Единственная база, которая у нас есть, это его случай, показавший, что человеческий разум не только способен существовать вне тела; он может закрепляться в материальных объектах и управлять ими. Мы можем только гадать, как он управляет ими, напрямую или через приборы на этих объектах.

— То есть управляло ли сознание мертвого Рауля двигателями или он просто толкал корабль в пространстве одной силой разума?

— Возможно, он был способен делать и то и другое, — заметила Мэри. — Вообще-то в случае Рауля кое-какие данные указывают на то, что он двигал корабль силой разума. Этим кораблем, особенно в конце пути, просто невозможно было управлять механически. Да, кстати, не могли бы вы перестать говорить о Рауле так, будто он мертв? Для меня он жив, да и для всех, кто со мной работает.

— Хорошо, — ответил Джим.

— Вы явно имеете в виду — ничего хорошего, — сказала Мэри с раздражением в голосе. — Я отлично знаю, что вы думаете, когда вот так выдвигаете подбородок и смотрите в потолок с мученическим видом. Говорю вам, это очень важно, чтобы те, кто с ним работает — а вы будете иногда с ним работать, хотя мы постараемся вас особенно не беспокоить, — не думали о нем как о мертвом. Мы ведь не думаем, что мы сами как-то по-особенному живы? Просто мы в одном состоянии, а он в другом.

— Мне показалось, вы сказали, что он даже не целый разум, — пробормотал Джим. Тем не менее он почувствовал смущение. — Ладно, еще раз извините. Я постараюсь думать о нем как о живом.

— Отлично, — сказала она. — Вы всем нам очень этим поможете.

— А чего конкретно вы от меня хотите? — спросил Джим. — Я как раз говорил генералу Моллену, что не знаю, какой от меня может быть толк.

— Мы пока не знаем, — ответила Мэри. — Мы идем вслепую, проверяем сначала одну теорию, потом другую. Для проверки некоторых теорий нам потребуется ваша помощь. Например, один из важнейших факторов происшедшего — любовь Рауля к своему кораблю. Вы бы могли сказать, что любите «ИДруг», Джим?

Она задала вопрос чрезвычайно серьезным тоном.

— Ну конечно, как моряк любит свой корабль, — ответил он. — Может, даже больше — когда мы в космосе, «ИДруг» практически часть меня. Наверное, это как любить собаку. Разве с вами такого не бывало, Мэри? Разве вы не любили свой первый велосипед или какого-нибудь домашнего питомца?

— Нет, — сказала Мэри. — Любить кусок металла — это как-то дико, и я не тот человек, чтобы заводить домашних животных, а уж тем более любить их.

— Вы сказали, что хотите, чтобы я испытал эти теории? — спросил Джим.

— Да.

— На Рауле?

— На Рауле. Может быть, и на самом себе, в качестве контрольного объекта — вы, похоже, воспринимаете свой корабль также, как он воспринимает свой. Мы сравним реакции и, может быть, что-нибудь обнаружим.

— Вы же сказали, что он теперь куда меньше разговаривает. Он ответит, если вы с ним заговорите?

— Вроде бы он отвечает, — сказала Мэри. — Похоже, что это зависит от того, как наши вопросы связаны с тем, о чем он сейчас думает или мечтает. Иногда у нас получается воссоздать для него пограничную ситуацию, и это помогает прорваться к нему и добиться ответной реакции. Надеюсь, вы сможете нам в этом помочь.

— Конечно, я сделаю, что смогу.

— Ну ладно, вас ждет ужин, да и мы тоже еще не ели, — заметила Мэри. — Когда закончите, подходите ко мне, и я вас проведу по нашей лаборатории.

— Хорошо, — отозвался Джим.

— Даже отлично, — сказал Моллен, — потому что не знаю как вы, а я умираю с голоду. Мы сейчас прямо и закажем. Мэри, подходите к нам, когда поедите, — думаю, мы закончим раньше.

— Как хотите.

Она встала, мужчины тоже. Как только Мэри пошла через площадку и Джим с Молленом снова сели, к ним подлетел официант, похоже, дежуривший где-то неподалеку.

Поев, они еще с полчаса разговаривали, пока Мэри и ее спутник заканчивали обед. К счастью, день был будничный, не играл оркестр, так что танцплощадка оставалась свободной, и им все хорошо было видно. Джим, впрочем, подозревал, что даже если бы было полно танцующих, им бы дали знать, как продвигаются дела за другим столиком. Но вот Мэри отодвинула тарелку, сказала несколько слов своему спутнику, встала и подошла к Джиму.

Они прошли несколько кварталов по освещенным улицам базы до более старой ее части.

Остановились у четырехэтажного деревянного здания, в котором раньше, видимо, располагались офисы. В некоторых окнах горел свет. Мэри отперла высокую деревянную дверь.

Они ушли в сторону от уличного освещения, и Джим, задрав голову перед тем, как зайти внутрь, смог разглядеть в чистом ночном небе звезды над вершинами гор. Мысли о космосе внезапно пронзили его с такой остротой, что он ощутил внутреннюю боль. Потом он вслед за Мэри зашел в здание, и дверь за ними закрылась.

Маленькая комната, в которой они оказались, была ярко освещена. Скорее даже это были две комнаты: от входа до двери в противоположной стене тянулся прозрачный экран от пола до потолка. За экраном виднелись одиночный стол, одиночный стул и одинокий сержант с пистолетом в кобуре. Ощущение тесноты усугублялось ярким светом, низким потолком и слабым запахом лака.

— Ваши документы, мэм? Сэр?

Голос сержанта донесся до них через громкоговоритель в потолке. Мэри порылась в большой бежевой сумке, висевшей у нее на левом плече, и достала два серебристых удостоверения с фотографиями.

• Предыдущая
• 13/76
• Следующая