Станционный хранитель (СИ) - Плотников Сергей Александрович - Страница 64

Раньше считалось так: люди, мол, развились из обезьян, потому что начали делать более совершенные орудия труда. Поэтому если человечество разовьет технологии на новый уровень, то оно запросто может стать новым видом, настолько же выше современных людей, насколько мы выше каких-нибудь питекантропов.

Однако сейчас, насколько я знаю, антропологи не считают эту гипотезу такой уж несомненной; каких только версий о причинах гиперразвития мозга они не выдвигают — вплоть до того, что это было необходимо для создания более сложной стайной иерархии в изменившихся условиях среды! А более совершенные орудия стали следствием, но не причиной.

Во-вторых, появление нового вида должно, по идее, занимать многие тысячи лет. Может, сотни, может, десятки, я не биолог, точно не скажу. По-моему, зависит от продолжительности жизни исходных особей: если это не мутация, которая имеет шанс закрепиться в геноме, то нужно, чтобы сменилось много поколений. Новые виды комаров и всяких букашек появляются довольно часто, тут счет может идти всего на годы, но для людей процесс явно будет небыстрым. Как-то глупо сознательно тормозить развитие сейчас, пугаясь, что потом когда-нибудь — через миллион лет, например — оно может привести к радикальным изменениям в человеческом теле. Если даже наши потомки в восьмом колене до этих изменений не доживут, то какой смысл их бояться?

Уж лучше бы боялись техногенных катастроф и спиральной теории гибели цивилизаций… ну или как там она называется правильно. Мол, каждая цивилизация рушится под весом собственных технологий, когда достигает критического уровня, и новых высот может достигнуть только совершенно новая цивилизация, выросшая на обломках прежней.

Хотя, по-моему, тоже мура. Вон в Риме и Древней Греции веками никаких технологий никто не развивал, а цивилизация все равно сгинула из-за непримиримых общественных противоречий… ну или так нас учили в школе.

Так, а теперь как бы это сформулировать подипломатичнее…

— А вам не приходило в голову, что вы делаете чересчур поспешные выводы из чересчур куцего набора данных? — осторожно спрашиваю я. — Что такое вы мне, собственно, показали? Непонятную штуковину в космосе, которая, как вы верно заметили, вполне может быть прислана откуда угодно, не обязательно оставлена исчезнувшей цивилизацией. А если даже кто-то ее тут и оставил, с чего вы взяли, что сейчас эти ребята превратились в нечто непознаваемое? Может быть, просто эмигрировали! Или сидят там внутри и хихикают над нами, — я делаю паузу, чтобы перевести дух. Сафектиец внимательно, но без особого удивления смотрит на меня. Все же я продолжаю свою тираду, хотя чувствую, что мои слова не производят на него особого впечатления. — Так и все остальное. Гигантская голограмма — а вдруг это просто чье-то произведение искусства? Любой сарг, думаю, отдал бы нижнюю пару рук, лишь бы такое создать. Живая планета… может быть, она правда изначально была разумной. Или развила у себя разум. Мало ли в космосе чудес. А посланник трансгуманистов…

— Это кого вы имеете в виду? — снова не понимает Дальгейн земной термин. Блин, когда я уже привыкну, что переводчик не всесилен? Слишком удобная штука потому что.

— Посла якобы переписанной в компьютеры расы, — меняю я формулировку. — Это могла быть вообще чья-то неудачная шутка. Или попытка креативно замаскировать захват Центра с помощью вируса. Ну и ребята-кочевники — чем они вам не угодили? Сами же говорите, что контакт с ними установить удалось. Значит, мы с ними мыслим вполне на одном уровне. Несмотря на всю их высокоразвитость. И тогда какое право мы имеем осуждать их образ жизни, если он им нравится, да еще и говорить, что они проиграли в эволюционной борьбе?

— Да, такая точка зрения имеет право на существование, — кивает Дальгейн. — Но их укромный рай будет таковым лишь до первой залетной кометы. И это не домыслы — наши контактеры спросили их, что они будут делать в случае такой катастрофы. И те ответили: «примем свою судьбу и умрем вместе с планетой».

— М-да, — признаю я, — ладно, мне такой фатализм тоже кажется… немного несовместимым с разумностью.

Сафектиец улыбается.

— Что касается двойственности продемонстрированных мною свидетельств, то ваши сомнения, безусловно, оправданны. Демонстрируют и критическое мышление, и незаурядный аналитический ум. А все-таки поверьте, что над этими вопросами уже много лет размышляют люди не глупее вас. И к однозначному выводу они не пришли. Ясно одно: во вселенной слишком много непознанного. И если тыкать в него палочкой, непознанное рано или поздно может тыкнуть в ответ.

Этот оборот — «тыкнуть палочкой» — должен бы меня насмешить, но я скорее отмечаю, что Дальгейн, как опытный дипломат, пытается говорить на моем языке. Или случайное совпадение идиом, так тоже бывает.

— Ну, — говорю я, — тогда и колесо изобретать не стоило.

— Резонный довод, — соглашается Дальгейн. — Где та граница, где развитие превращается в самоубийство? Быть может, она действительно проходит по мастерам, что изготавливали первые телеги… кстати, у расы фаталистов, о которой мы только что говорили, колес нет. Они навььючивают пожитки на животных или собственные спины.

«Слишком много философи, — думаю я. — Давайте уже конкретику! Что вы собираетесь предпринять в связи с возвращением корабля «Вдохновение» и чем ваш визит грозит лично нам?»

— То есть, — говорю, — вы пытаетесь исподтишка ограничить экспансию Содружества ради собственного блага рас? А не слишком ли много на себя берете?

— Возможно, — кивает он.

Спокойно так, как будто он давно уже все решил и ничто не способно повлиять на его драгоценное мнение.

И тут во мне начинает закипать внутренняя ярость.

— То есть вы настолько не верите в организацию, на которую работаете, что противодействуйте объявленным ею целям?

— Ничуть. Я очень ценю Межзвездное Содружество, я его патриот. Оно дало мне, представителю не самой сильной и не самой плодовитой расы, возможность управлять политикой гигантов, — Дальгейн чуть улыбается. — Хотя, конечно, приходится рулить из тени… ну да это скорее преимущество, чем недостаток.

Я только качаю головой: все же фирменные сафектийские прямота и откровенность — это что-то с чем-то! Хотя, наверное, чуваку действительно нечего бояться и незачем выделываться передо мной. Поэтому он и раскрылся с самого начала, а то мог бы долго морочить нам всем головы, выдавая себя за обычного коллективного секретаря.

— Однако, — продолжает Дальгейн, — Межзвездное Содружество было создано, чтобы обеспечить выживание наших рас. Совместная космическая экспансия и необходимая для этого интеграция с обменом технологиями — лишь один из способов добиться этого. Не факт, что самый лучший. Возможно, даже контр-продуктивный.

— Не факт, — соглашаясь я. Мозг начинает работать на овердрайве в поисках доводов, которые могли бы хоть немного разрушить эту олимпийскую уверенность в собственной непогрешимости. — Вам не приходило в голову, что техногенная катастрофа — это даже не худшее, что может случиться с цивилизацией? А вдруг там, за гранью известного космоса, действительно действуют сильные игроки, которым мы на один зуб? И они в любой момент могут явиться сюда?

Сафектиец моргает.

— О чем я вам и толкую! Помните, мы с этого начали? Отказ квантовой установки скаута «Вдохновение» мог быть вызвать и чьей-то злой волей.

— И вам кажется, что лучшая защита от этих неведомых всемогущих злодеев — затаиться и не отсвечивать? — спрашиваю я. — По мне так лучшая защита — нападение! А то вы хотите поставить нас в положение этих фаталистов, которых так критикуете. Только они верят в свою правоту, а вы просто боитесь.

Согласен, не очень дипломатично вышло. Но нервы он помотал мне знатно, да и устал я. Я чувствовал, что по очкам мне не выиграть, и хотел хотя бы чем-то его пронять. Ну или по крайней мере выбить время на то, чтобы придумать какой-нибудь другой план. У меня ведь такая команда, не может быть, чтобы мы ничего не придумали вместе!