Феникс для снежного дракона (СИ) - Май Татьяна - Страница 42

В членов шайра словно вселились злые духи: они кричали, кто-то смеялся, кто-то требовал продлить пытки, а сам пленник призывал подарить ему быструю смерть.

— Нет! Нет! Прекратите! Так нельзя! — дико закричал кто-то, а спустя мгновение я поняла, что крик вырывается из моего горла, перекрывая даже шум сотни драконьих голосов.

Все стихло, словно по волшебству, а Эйгар пугающе медленно обернулся. Увидев меня, он зарычал, а потом нанес последний удар пленнику, прямо в сердце и провернул кинжал. Феникс захрипел и опустил голову на грудь. Эйгар легко разжал окровавленные пальцы, и тело со страшным чавкающим звуком упало на помост, застыв в неестественной позе.

Эйгар спрыгнул с помоста и, не отрывая от меня взгляд, двинулся навстречу — окровавленный, с перекошенным от злости лицом, дикий и пугающий. Я почувствовала, как земля уходит из-под ног, а все лица смазываются в одно большое, белое пятно. Сделав шаг назад, я поняла, что ноги больше не идут, а я сама куда-то медленно проваливаюсь. Когда тьма приняла меня в свои объятия, я была по-настоящему счастлива, потому что только там могла спрятаться от страшного видения надвигавшегося на меня Эйгара, на лице которого застыло только одно желание — убивать.

Глава 17

Вода стекала по мощному торсу Эйгара, смешиваясь с кровью убитого феникса. Говорят, что месть не приносит радости, но это говорят лишь те, кто никогда не мстил по-настоящему. Эйгар мрачно улыбнулся, жесткой губкой растирая тело. Любопытно, как поведут себя огненные птицы, когда получат в подарок голову своего сородича, с остекленевшим взглядом, в котором застыл предсмертный страх и мольба. Эйгар почти с удовольствием смотрел, как становится розовой вода и утекает вниз, будто исчезает само воспоминание о проклятом фениксе. Шайраддан подставил голову под ледяную воду горного родника, чтобы смыть покрывавшую белоснежные волосы кровь.

Закончив омовение, Эйгар растерся полотенцем и надел чистую одежду. Окровавленные тряпки он прикажет уничтожить. Бросив взгляд на садившееся солнце, окрасившее румяным светом верхушки гор, Эйгар начал подниматься по выдолбленным во льду ступеням к боковому входу в замок. Шайраддан думал о том, что лишь одна деталь мешала ему в полной мере насладиться свершившимся возмездием. Девчонка ослушалась его и увидела то, что Эйгар совершенно не хотел ей показывать! Эйгар был зол на самого себя, на собственную непредусмотрительность. Он слишком долго ждал этого момента, поэтому, когда Белхрай сообщил радостную весть, не подумал, что девушка ослушается его. Зная Риону, нужно было запереть ее в комнате, а не позволять свободно разгуливать по замку, пока он вершил правосудие. Если девчонка и дальше будет вести себя столь своевольно, она просто-напросто не выносит наследницу. Женщинам ведь нельзя волноваться в таком положении.

Эйгар вспомнил ужас в теплых светло-карих глазах, так похожих на драгоценные топазы, которых в драконьей сокровищнице было видимо-невидимо, и раздраженно сжал и разжал огромные кулаки. Проклятые души и сам Хозяин Мертвых! Теперь девчонка точно будет бояться его. А Эйгар вдруг поймал себя на мысли, что ему совершенно этого не хочется. Если раньше даже страх в глазах членов его шайра даровал мимолетное удовольствие, то видеть этот же страх в глазах Рионы он совершенно не желал.

Когда девушка расширившимися от ужаса глазами наблюдала, как Эйгар приближается к ней, а потом сползает в глубокий обморок, шайраддан зарычал так громко, что драконы его шайра сделали испуганный шаг назад. Подхватив бесчувственное тело девушки и отдав распоряжения по поводу мертвого феникса, Эйгар понес Риону в замок, где уложил в кровать и оставил на попечение Белхрая. Сам он расхаживал за дверями комнаты, не желая пугать свои видом девушку еще больше, когда она придет в себя. Как только Белхрай вышел и сказал, что с Рионой все в порядке и ей просто нужен отдых, Эйгар отправился к роднику, чтобы привести себя и свои мысли в порядок. И вот сейчас, как ему казалось, он был готов к встрече с девушкой.

Эйгар осторожно вошел в комнату, мысленно хмыкнув. Он, шайраддан, боится зайти в собственные покои собственного замка! Подумать только!

Его взгляд сразу же уперся в хрупкую девичью фигурку, что сидела в кресле около окна. Риона пила какой-то травяной настой Белхрая, обхватив чашу ладонями. Эйгар даже с расстояния чувствовал терпкий запах, смешивавшийся с запахом медового вереска, запахом Рионы, от которого сердце дракона начинало стучать быстрее.

Когда шайраддан двинулся к девушке, она услышала и повернула голову, устремив на него взгляд своих удивительных глаз. Эйгар ожидал, что увидит в них страх. Но нет. Там было кое-что похуже: презрение. Этого Эйгар никак не мог вынести. Если раньше он сомневался в том, стоит ли Рионе знать правду, то теперь понял, что по-другому нельзя.

Он подошел и, глядя девушке в глаза, которые, казалось, смотрели в самую душу, сказал:

— Я не буду спрашивать, почему ты ослушалась меня.

— Ты поэтому и запретил? Не хотел, чтобы я видела, как драконы поступают с фениксами? — фыркнула она, сжав кубок так сильно, что побелели пальцы. — Так вот что происходит здесь на самом деле!

— Ты многого не знаешь, Риона.

— Мне достаточно и того, что я видела! Это было бесчестно! — вскрикнула она, поднимаясь и вставая напротив Эйгара. — Что бы не совершил тот феникс, ты должен был вызвать его и победить в честном бою! Вы же напали на него, словно свора диких псов! Никто не должен умирать… умирать вот так…

Эйгар вздохнул и, протянув девушке руку, сказал:

— Пойдем.

Она дернула плечом и сделала шаг назад.

— Я, пожалуй, останусь здесь. Не хочу увидеть еще что-нибудь столь же ужасное.

— Если ты не пойдешь, я сам потащу тебя, — пригрозил он, чувствуя, как вновь закипает в жилах кровь, хотя другие драконьи шайры шептались между собой, что у снежных по жилам течет ледяная вода. Эйгар же чувствовал, что при каждой пикировке с Рионой внутри все будто жжет огнем. А огонь он не любил. Совершенно.

Риона вздернула подбородок и презрительно улыбнулась.

— Куда на этот раз, Эйгар?

Эйгар отметил, что она не назвала его «драконом», как обычно, и решил, что еще не все потеряно.

— В западную башню. Ты ведь мечтала узнать, что я там прячу.

Вот теперь в глазах застыл ужас, а Эйгару захотелось прижать девушку к себе и успокоить, но он сдержался, справедливо рассудив, что сейчас Риона таких нежностей от него не примет.

— Я и так видела более чем достаточно.

— Я все равно покажу и расскажу тебе все, что должен, Риона. И если ты хочешь узнать, почему сегодня я поступил именно так, а не иначе, я жду тебя в башне.

— Я не приду, — отрезала Риона. — Можешь ждать до тех пор, пока туда не явится сам Темный Жнец.

Эйгар пожал плечами.

— Если передумаешь, я буду ждать тебя там, — сказал он и, скользнув взглядом по непреклонному лицу Рионы, вышел.

Я шагала из угла в угол. Солнце давно село, Глория принесла ужин, к которому я почти не притронулась, в светильниках зажглись голубые камни, а любопытство царапало меня злой кошкой, не давая выбросить слова Эйгара из головы. Вот же хитрый дракон, Темный Жнец забери его драконью душу! Хотя я искренне сомневалась, что Темному Жрецу нужна его черная душа.

Идти или нет? Я нервно почесала переносицу. А если он соврет? Придумает какую-нибудь историю, чтобы оправдать себя?

«Но зачем ему это? — шепнул внутренний голос. — Эйгар никогда не хотел показаться лучше, чем он есть на самом деле».

Раздраженно топнув ногой, я приняла решение — пойду. Ведь утром, до того как в обеденный зал ворвался Белхрай, я сама хотела выпытать у Эйгара подробности касаемо западной башни.

Накинув на плечи теплый плащ, — с наступлением ночи в замке заметно холодало — я вышла из комнаты и быстро, не давая себе времени передумать, преодолела расстояние до западной башни.

Поднимаясь по ступенькам винтовой лестницы, я думала только о том, там ли еще Эйгар. Или ему надоело ждать и он ушел? Но мои сомнения развеялись, как пепел на ветру, когда я увидела приоткрытую дверь. Решительно толкнув ее, вошла и сразу же увидела мощную фигуру Эйгара, залитую лунным светом. Он стоял около ложа, окруженного голубыми кристаллами. По моей коже, как и в прошлый раз, прошел озноб. Не от холода, а от могильной тишины и ощущения смерти, что, казалось, витала в самом воздухе.