Под стеклянным колпаком
(Избранные сочинения. Т. I) - Соломин Сергей - Страница 6

Иванов усмехнулся.

— Все узнаете там. Вы не беспокойтесь, — обратился он вновь к женщинам. — В колонии гораздо прохладнее. Прекрасный, теплый воздух, богатый кислородом и совершенно обезвреженный.

Вагон электрической железной дороги выскочил из туннеля. Лампочки погасли, и колонисты с удовольствием приветствовали яркий дневной свет, ворвавшийся в окна вагона, остановившегося неподвижно.

Все поспешили выйти и очутились в галерее со стеклянной крышей и одной стеклянной стеной. Другая примыкала к обширному каменному дому.

Сквозь окна виднелся сад из деревьев и кустарников, растущих лишь в теплом климате.

— Вот мы и дома! — ободряюще крикнул Иванов. — Теперь должен вас предупредить об ожидающей нас всех — и меня в том числе, — большой неприятности. Не пугайтесь! Дело касается только испытания вашего терпения. Мы должны выдержать двухнедельный карантин. Таков закон для всех прибывающих! Теперь я попрошу мужчин войти в эти двери, а женщин в те, рядом.

Колонисты разделились на две партии и исчезли в дверях зданий.

Мужчинами предводительствовал Иванов, по приглашению которого все разделись донага и прошли в следующую комнату.

— Попарим телеса грешные! — забасил по-дьяконски Коваль.

Колонисты, действительно, попали в обширную баню с бассейном, ваннами, душами. Все были рады омыться после долгого путешествия. Только Воскобойников, глядя на атлетическую фигуру Коваля, словно отлитую из бронзы, стеснялся своего тела, бледного, худого, лишенного мускулов и жира.

Что-то похожее на зависть и вместе на ревность вкралось в его душу. Раздражала эта беззаботная, слегка ухарская манера держаться, эта подчеркнутая в каждом движении мускульная сила. Вспомнилось, как Коваль вел его жену по каменистой дороге, поддерживал, и она, такая слабенькая, жалась к могучей фигуре своего спутника.

После тщательного мытья и каких-то особых ароматических ванн, Иванов повел всех дальше.

Колонисты подверглись осмотру двух врачей, которые, тщательно выслушивали, выстукивали и ощупывали. Делали измерения, применяли особые самопишущие приборы для определения работы сердца, расширения грудной клетки при дыхании. Измеряли работу мускулов, нервную восприимчивость. У каждого взяли нечто для анализа.

Усердней, чем с другими, занялись врачи с Воскобойниковым.

— Что у него? — забеспокоился Иванов.

— Никакой формальной болезни и благоприятная почва дли всех заболеваний. Мы называем таких субъектов — одержимыми 365-ю болезнями. Здоров, но всегда недомогает. Общая неврастения. Плохое питание тканей. Да и попросту, субъект, видимо, долгое время голодал. Ну, да ничего — подправим!

И опять больно кольнуло Воскобойникова сознание своего убожества, и показалось, что Коваль смотрит презрительно, и под усами в углах рта дрожит презрительная усмешка.

Колонистов одного за другим заставляли становиться на скамейку со стеклянными ножками и прикрепляли к ногам и голове металлические приборы с электрическими проводами.

Во время этой процедуры Воскобойников ровно ничего не испытал, но, сойдя со скамьи, почувствовал во всем теле необыкновенную свежесть и бодрость.

— Электрическая дезинфекция! — пояснил Иванов. — Знаете ли, какой силы ток сквозь вас пропущен? 5.000 вольт.

— Как же я остался жив?

— Это наш маленький секрет. Впрочем, токи столь высокого напряжения совершенно безопасны при умелом обращении. Понизьте напряжение — верная смерть. Теперь в вашем теле, по крайней мере, на всей вашей коже убиты микробы, и вы чисты, как искупавшийся в библейской Силоамской купели.

Наконец, позволили одеться.

Костюм состоял из куртки, наподобие австрийской, широких штанов, стянутых у колен, и мягких сандалий на босу ногу.

— Первый раз в жизни оделся в шелк!

Коваль с хохотом осматривал сам себя и выкинул несколько антраша.

— Пойдем к дамам!

Колонистки, прошедшие тот же искус, как мужчины, оказались одетыми совершенно одинаково. Мужской костюм и голые от колен ноги, видимо, стесняли их, особенно полную немку. Но муж ее, Юстус Шварц, глубокомысленно одобрил:

— Женщина такое же существо, как мужчина. Не должно быть никаких различий.

Карантинное помещение оказалось довольно обширным и состояло из поместительного дома со всевозможными удобствами и садом, в котором свободно можно было прогуливаться. Все это было накрыто огромной крышей из стекла и железа.

В первый же день, после обильного и разнообразного обеда, Иванов собрал новых колонистов и сказал им речь: — Друзья, вы достигли цели, к которой стремились. Через две недели все вы станете свободными, равноправными членами нашей колонии, названной нами «Полярной империей». Это, конечно, не значит, что у нас есть император, единый владыка. Мы здесь все равны: нет ни сословий, ни классов, ни привилегий. Женщина вполне сравнена в правах с мужчиной. «Империя» имеет здесь тот смысл, что мы владычествуем не над людьми, а над природой. Знаете ли, где мы находимся в настоящее время? На самом южном полюсе. Мы победили величайшие затруднения, мы совершили невозможное. Мы нашли неиссякаемый источник тепла и механической энергии. Земля, покрытая тысячелетия не тающими льдами, согрелась от жара снизу и сбросила покров смерти. Сверху мы накрыли этот участок земли, на котором находится и конец земной оси, колоссальным стеклянным колпаком. Это ряд сводов из железа и стекла. Как видите, среди полярной стужи мы пользуемся теплым, чистым воздухом, ходим в костюмах, пригодных для жаркого климата. Мы живем в домах легкой постройки. Нас окружают прекрасные растения, собранные со всего мира, и благоухающие цветники. В «Полярной империи» почти неизвестны болезни. Труд человека сведен до minimum’a, повсюду он заменен машинами, самыми разнообразными, действующими почти автоматически.

— Но обязательный труд для колонистов все-таки существует? — прервал своим резким голосом Коваль.

— Я не совсем понимаю вопрос: обязательства никакого нет, но вполне естественно, что каждый охотно принимает участие в работах, тем более что ведь он трудится для пользы общей, а, следовательно, и для себя. Наконец, кому охота сидеть целый день, сложа руки? Труд, легкий, по собственному выбору, интересный — не обязательство, а наслаждение. Хотите, занимайтесь садоводством, огородом, разведением животных. Хотите, принимайте участие в технических сооружениях, в работах на механических и других заводах, в горных работах, в научных изысканиях, наконец. Каждый — господин своего положения, своего труда. Что еще прибавить к этому? Мы избавлены от болезни и до сих пор в нашей среде не было преступлений. У нас нет личной собственности. Вот почему у нас нет ни больниц, ни тюрем, ни писанных законов. Религия — дело совести каждого. Отношения между двумя полами совершенно свободны. Дети воспитываются в особых общественных учреждениях. Разные потребности жизни колонии вы узнаете сами. Как видите, мы достигли возможного на земле совершенства в человеческом общежитии и, если «Полярную империю» нельзя назвать раем…

— То ее можно назвать оранжереей для людей, — заключил Коваль и добродушно рассмеялся.

Но под этой шуткой вечно подозрительному Воскобойникову почудилась злая ирония…

В один из дней карантинного сидения Коваль прошел к Иванову, который работал в химической лаборатории карантинного здания.

— Мне хотелось бы, господин Иванов, поговорить с вами серьезно.

— Сделайте одолжение.

— То, что вы рассказали всем, меня весьма мало удовлетворяет.

— Спрашивайте. Я буду отвечать.

— Вот два главных вопроса. Во-первых, о каком неиссякаемом источнике тепла и механической энергии вы несколько раз поминали? Во-вторых, на чьи средства и с какими, действительно, целями сооружена эта стеклянная клетка на полюсе?