Рождения Князя (СИ) - Беркут Сергей Владимирович - Страница 30

      — Помню самую долгую и страшную в моей жизни ночь Карачуна. — леший, не отрываясь, смотрел на лениво пляшущие жёлтые языки пламени. — День зимнего солнцестояния. — На мгновения он замер, словно вспоминая былое.

     — Сорок первый. Декабря. Московская область. Деревня Большие Пески.

     Нас было сформировано тринадцать диверсионных групп, для уничтожения немецких демонов-поводырей. Тринадцать групп... по тринадцать живых… — Градомир тяжело вздохнул и по привычки хотел пригладить свою гордость, заплетённую под хищной пастью, покрытую серебреной проседью бороду, которая так случайно сгорела. Конечно не без моей помощи. «Я же не знал, что борода и усы у леших отрастают пять долгих лет!»

     — В самую долгую и морозную ночь. Немцы готовили самое большое наступление с помощью демонов. Можно сказать последний рывок, «Блиц-крик», надеясь прорвать последние рубежи Москвы. И сделать товарищу Сталину на его день рождения, вот такой подарок. Ранним утром, под покровом ночи, демоны должны были ворваться в спящий город, надеясь на то, что их железный клин, дойдёт, до красной площади, и этим поставив на роду руссов точку. Можно сказать, осквернив этим, их святыню. Это был их последний шанс. А быть точнее, они на это и рассчитывали с самого начала. Начав своё вторжения в самый длинный день. Набирая понемногу свою тёмную силу по нарастающему кругу ночи. С новым рождениям Коляды, когда день начинал по немного прирастать, Поводыри каждый день теряли силу, данную им Чернобогом и тёмным миром. Так что, по данным нашей разведки, фашисты готовились очень серьёзно, так сказать, подошли к этому делу педантично. Переброска демонов нави, скрытно велась второй месяц. Их штурмовые клеймёные отряды «KeiL», так их называли германцы, в переводе «Клин», были закованы в тугую броню тёмного мира. До пяти ста тварей в каждом таком клине. Страшная сила… Особенно когда самый крохотный день в году и самая длинная ночь. Немцами было создано тринадцать таких ударных, бронированных клиньев, которые, должны были разорвать западный фронт, под покровом ночи, разрезав его на многочисленные части, как  капустный пирог. По распоряжению маршала Советского Союза Георгия Жукова, было сформировано противодействие тёмному вторжению. А это было оно. Я слышал, он на плато Путорана за Урал летал, к великим шаманам вечного севера. За советом… Что там было, никому не известно, кроме самого Жукова, — и леший махнул рукой, сверкнув своими клыками, — но они видно помогли ему.  Сам Сталин за Урал не летал, говорят, побаивался старцев. Да и сам он рождён в эту ночь. А вот Жуков для них был в роду. —  Градомир на минуту замер, в глазах его мелькнули кровавые отблески пламени, отражая немного не мала, а боль, боль…, этого сильного и прожжённого многочисленными стычками с миром нави борца, принявшую когда-то очень давно его стаей, светлую сторону вселенной, что бы защитить ставшей родной дом, и свой род, от ненавидящих всё живое, последователей Чернобога, несущею только для Явных миров, лютую смерть.

     — Так что командованием Западного фронта было принято решения о формировании диверсионных отрядов для ликвидации Поводырей. А Индиго ты сам знаешь, без них, просто бестолковые твари, которые без разбору кидаются на всё живое, в том числе и себе подобных. Без своего пастуха, это просто неуправляемое стадо, которое будет действовать на своих базовых инстинктах хищника. Я по распределению, попал в девятый отряд. К капитану Снежку. — Леший оскалился, «это он так улыбается»

     — И был по годам самым младшим в его группе. Можно сказать молодой. После ликвидации Поводыря, я должен был выдвинуться восточней деревни на два километра и занять безымянную высоту, шестьдесят два, на ближайшей берёзовой сопки. Зелёная сигнальная ракета означала для нашего фронта, что Поводырь ликвидирован. А красная…, что группы больше нет. И с этого направления надо ждать железный кулак Индиго, в полную его силу, под контролем высококлассного демона специалиста. — Град тяжело выдохнул.

     — Может выпьем?.. —

     Молча киваю.

     — Федька… в сумки у меня фляжка, давай быстренько… Только этих там, вечно трахающихся орков не разбуди.

     Банник кивнул, и шустренько испарился в темноте.

     — Примерно в семь часов вечера, двадцать первого декабря, группа из тринадцати живых, под командованием капитана Снежка, перешла линию фронта, взяв направления на деревню Большие Пески.  По факту то и деревни не было, всё пожгли синим пламенем, когда отступали. Только два десятка печных труб, словно обгоревшие головёшки и торчали из белых сугробов. Даже псы деревенские и те, кто куда разбежались. Толи демоны их поели… Пурга слепая мела в лёт. Мороз злющий стоял, нос щепал, сил не было его терпеть не каких. Вышли налегке, только бронь одели, да маскировочный халат по верху натянули. Не стали в полушубки бряхатся, тяжело в них по огромным перемётам ползти. Можно сказать, по такой погоде, шли в один конец. Через час, от горячего дыхания, усы да бороды наши родовые в сосульки замёрзли. Приходилось ломать их, а то губы тянуло до слёз больно. — и леший постарался ухватить нашего банника Фёдора за щуплую бородку. Тот проворно юркнул в сторону. Зная уже тяжелый характер лешего.

     — Шли долго и тяжело. Снегу волхвы нагнали с востока тьма, по самый пояс. У всей Сибири наверно отобрали. Но мне было легче, я был замыкающим отряда и шёл по протоптанным следам. А вот капитан Снежок, пёр первым как бык, пробивая для нас словно ледокол трапу, которую зразу же, на один счёт, за нами и переметало пургой. Матёрый лешак. На голову выше меня. Только с рождения у него, когда он был совсем молодым щенком, усы его сидеть начали, пепельного цвета стали. Да и уши. — Град потрогал свои, которые были похожи на бычьи, показывая нам с Федькой. Тоже смотрю проседью взялись.

     — Так что у него уже молодого, была белая борода, в полметра длинной, да и усы, сантиметров под тридцать, седые, седые. В тугие красивые косы заплетённые. — леший горько вздохнул и покосился подозрительно в мою сторону.

     — Родители его даже к шаманам носили: не чего не помогло… Они его и нарекли именем таким: Снежок… Мы та все бурые как медведи, а он вон, уродился какой смешной. — и леший опять оскалился. — Но здоровый… Во… как Фёдор наш! —

     У банника только хилые плечики из под футболки торчали, да два глазика любопытные кругленькие блестели, от костра или спирта. Не знаю…

     — Сгинь нечисть отседав! Больше не налью…

     Фёдор обиженно заморгал осоловелыми глазами. Но не ушёл. Разве от початой фляжки теперь отгонишь кого. Ага! Щас-с-с…, разогнались. Только дальше от лешего пересел. На всякий не предвиденный случай, от греха подальше. Рука у него больно тяжёлая.

     — Ну, так вот... — Градомир поёрзал и продолжил свой рассказ.