Рождения Князя (СИ) - Беркут Сергей Владимирович - Страница 20

     – Не спишь? – прошептал Горыня.

     – Да что-то никак… – ответил я, хоть и устал, как бездомная собака.

     – А как у вас там… ну в этом, как его, в вашем мире яви. Как люди живут?

     – Да живут, хлеб жуют, – отвечаю ему. Я приподнял руку и указал в чёрный угрюмый небосвод пальцем, прочертив там линию от края до края. – Птицы железные по небу летают да людей в своём брюхе на большие расстояния переносят по всей земле-матушке. Куда пожелаешь…

     Это я сумничал, называется… можно и по-другому сказать, но не буду, промолчу, но суть важна… Ну а что я им ещё мог рассказать, не говорить же им, что и через многие тысячелетия всё так же, все по уши в говне. Как сейчас…

     – Космопланы, что ли… – отозвался Горыня.

     Млять! Удивил пращуров, у нас самолёты, а у них космопланы… от слова «космос»!

     – У нас на них только волхвы летают по острой нужде. Да боги спускаются иногда со старых миров. А нам это не нужно, мы своим ходом любим, чтобы силушка была в тебе и хворь тебя не терзала, по утренней росе босиком ходить надо. Чтобы матушка Треглава тебя чувствовала, что рядом ты с ней, как сын её любимый. А коль не будет тебя чувствовать, вот как сейчас, то кручина возьмёт её, звать станет, страдать да переживать, где ты бродишь по печали. Может и призвать к себе… – богатырь вздохнул. – А у вас тоже на них боги летают?

     – Ну да… – киваю ему, соглашаясь. С такими ценами, как у «Аэрофлота», думаю, только боги «Газпрома» и могут позволить себе перелёты. Сила Сибири, называется! Да и босиком скоро полстраны шлёпать будет, здоровья набираться. Горыня замолчал, минуту о чём-то раздумывал о своём. Его-то тоже понять можно, был рядом с тобой с самого детства лучший друг, раз – и всё, нет его, заговорил он непонятно и чудно, словно перед тобой чужеземец, впрочем, оно так и есть – чужой, только с большой буквы, я бы сказал точнее – отчуждённый. И он, как никто другой, это чувствовал и переживал о судьбе нелёгкой своего пропавшего товарища. Ничего, думаю, если вылезем из этой передряги, наведаемся к этому старому жулику Гарауну, может, чего такого и выясним путного для себя.

     – Перед самым нашим выходом из лагеря, – прошептал он в потёмках, – земля сказкой пошла да народ заречный зашушукался. Что сам командор на «Орионе» прилетал в Ирей, к волхвам. Перун! Великий вой... – и он покачал в темноте головой. – Хоть бы одним глазком на него посмотреть, отца… Заступник наш… – он замолчал.

     Вот так… взял и прилетел сам Перун-батька на космоплане «Орион». Будем надеяться, что стартовая площадка не под Минском находится. А то знаю я их… белорусов наших. Всех батек по миру пособирали. Жадюги… Видимо, теперь моя очередь зависнуть, и я на пару минут потерялся… «Ни хера, думаю, куда меня закинуло… Сам Перун! Это же на сколько меня лет назад занесло?!.»

     – Поведаешь, как живёт племя русов там, в вашей яви, если выберемся и уйдём от псов Одина живыми, – и богатырь протянул мне открытую, словно сердце, ладонь.

     – Если выберемся… обязательно расскажу. Но если ты мне покажешь, как русы живут тут у вас, – я улыбнулся в кромешную пустоту и пожал руку Горыни.

     – Договор подтверждаю… – кивнул он и сильно сжал мою кисть. Да так, что хрустнули мои кости.

     – Горя, осторожней, сломаешь же…

     – А я всегда говорила, – отозвалась арийка, – сила есть – ума не надо! Дубина берёзовая…

     – Гля… сидит тихо, уши греет!

     Я вроде как маленько кимарнул, усталость берёт своё. Опять нижнюю чакру отсидел, сил нету никаких на это. Я встал, начал разминать свои булки. Предчувствия нехорошие какие-то обуяли меня, всё время жопа болит. Не к добру всё это…

     Чёрная, вороная ночь вошла в силу, ни звёзд, ни месяца не видно, хоть глаза выколи. Я потянулся, чтобы размять кости, подозрительная тишина стоит, даже гадь – и та перестала томно дышать. Где-то вдалеке натужно завыл одинокий волк. Вот же, зараза, как надрывается, хороший голос, красивый, мощный, видно, матёрый волчара поёт, от всей своей звериной души тянет.

     – Слышите… – тут же всполошилась Фрида. – Волки…

     – Ага, – отозвался Горька, – прощальная песня сына для своей матери, покинувшей чертоги этого мира. Она погибла, защищая своих маленьких волчат от росомахи. Теперь он принял стаю, он вожак, и ему отвечать за своё племя перед самим родом. Вот и воздаёт песню хвалебную родителю и указывает душе путь в белое око бесконечности. Оплакивает бедняжку.

     – Да я не об этом, сама слышу, не дура… Берег недалеко… Всего полдня ходу…

     А я стоял и молчал, как в штаны наложил, слушая древних. Ну да, ну да, я так сразу и подумал об этом самом, последняя прощальная песня для матери волчицы от старшего сына. А как может быть иначе… Пока я пытался переворотить эту волчью информацию, неожиданно для меня щупальце осьминога, которое обвилось вокруг моей ноги, сильно дёрнуло её в сторону трясины. Я заскользил сапогами по слякоти и стал заваливаться на спину. Где меня потянули в непроглядное болото. Я даже пискнуть не успел, насколько быстро для меня всё это произошло. Вцепившись в своё копье, я постарался на автомате острым наконечником ткнуть в темноту, но, видимо, без результата, жало копья не встретило сопротивления, а меня всё ещё старательно волокли за ноги в ночь густую. Испугаться я тоже не успел, но выронил своё оружие, пытаясь хоть как-то зацепиться пальцами за мягкий дёрн. Но напор только усилился, кто-то явно захотел мной поужинать или повечерять. И мне это очень не понравилось, усиливая мою и так нарастающую до ужаса панику. Где-то в стороне громко вскрикнула Фрида. В метрах пяти от меня сильно забурлило болото. Да так, что окатило меня его вонючими брызгами. Я включил реверс и стал с удвоенной силой упираться, как нашкодивший кот, которого злой хозяин хочет ткнуть носом в его ещё тёплую кучу, всеми свободными в данный момент конечностями. Богатырская рука Горыни опустилась на мой загривок и сильно дёрнула, да так, что у меня глаза вылезли, я думал, он мне кольчугу порвёт или придушит, как щенка, хорошо хоть шею не свернул – и то ладно. Тонкий луч стали резанул бликом глаз. В болоте раздалось недовольное гортанное ворчание. Меня бросили. Я постарался быстро отползти от болота, от этого опасного места, перебирая ягодицами, помогая себе любимому руками, загребая ладонями грязь. И тут лунный свет богини – матери всех влюблённых пробился сквозь ночные тучи, найдя в этом океане мрака небольшую лазейку, подсветив своим серебряным лучом край таинственного острова. Когда я посмотрел на берег, у меня от этой картины под моим стальным колпаком начали медленно подыматься дыбом волосы. Я сразу же забарабанил ногами и чуть не завизжал молодым диким кабанчиком, который случайно в лесу напоролся на льва. Мне показалось, что из самой глубины мрака вязкой трясины, словно из ада, вспучивая чёрной горой топь, стала выползать на берег невиданная доселе человеком страшная тварь. Даже глаз на её теле не было видно, только корявые тонкие лапки нежити, которые неестественно были выкручены, тянулись в мою сторону. Дыхание сразу же перехватило, сердце забилось, как у маленькой лесной птахи, немой крик застыл в моём пересохшем горле. Ниоткуда в правом отростке у твари начал появляться длинный коготь, который медленно поворачивался в мою сторону, колыхнувшись на ветру, словно это смертоносный шип самого Кракена. Куски ила комками сползали с его тела в своё родное болото. Я не выдержал и закрыл глаза. Смотреть своей смерти в лицо я ещё не готов, а тем более такой паскудной, как эта.