Фригидная для оборотня многоженца (СИ) - Блэк Айза - Страница 22

— Не составишь мне компанию? — поворачивается, глядя на меня не пряча довольной, нахальной ухмылки.

— Не дождешься! — фыркаю.

Оборотень уходит. Слышу шум воды. И у меня кончаются силы. Словно кто-то выключил свет во мне. Падаю на постель. Зарываюсь лицом в покрывало. Плачу. Ну что за капкан! Как мне выбраться. Это не жизнь. Как он смеет решать за кого мне замуж проводить. Он не имеет права распоряжаться моей судьбой!

Только правда, она налицо. Я могу сколько угодно кричать: «Нет!», а он все равно все делает по-своему.

— Рэймонд, как свадьба может помешать твоим сородичам, убить меня? — говорю сдавленно, продолжая прятать лицо в подушку, когда он появляется в комнате.

— Они не пойдут против священного ритуала единения с истинной. Никто и никогда не посмеет переступить эту черту, — бархатный голос окутывает тело.

— Ты хочешь какой-то магией, или не пойми чем, привязать меня к себе? Навсегда, — сжимаю в руках покрывало. Сейчас я словно озвучиваю для себя пожизненный приговор. — Это безумие!

— Судьба, — садится на кровать. — Брачный ритуал скрепляет навеки, даруя силу, и делает неразделимой пару. Так было испокон веков.

— То есть я тебе нужна, из-за какой-то дополнительной силы? Как дополнительная подпитка? Как батарейка? Как вещь, которую ты будешь таскать при себе? — чем дальше, тем ужасней вырисовывается картина.

— Ты часть меня. Моя сила и уязвимость, — в его голосе слышу обреченные нотки. Он сам не особо рад такому положению вещей.

Неужели в его словах есть доля истины? И поэтому я так хорошо улавливаю его состояние. Чувствую и понимаю то, что в принципе не должна.

— И если меня убьют, после этого твоего ритуала, тебе будет хуже?

— Я уже не смогу полноценно существовать. Вечная агония потери. Непрекращающийся круг адских мук.

— Тогда зачем тебе связывать нас? — поднимаю голову. Он сидит, откинувшись на подушки. Хоть халат нацепил, и на том спасибо. Сверлит черным золотом глаз. — Делать себя уязвимым для возможных врагов? Отпусти. Я уеду далеко-далеко. И каждый заживет как хочет. И эта… связь… она со временем ослабеет…

— Нет. Она становится крепче с годами. Зов к истинной набирает силу. И волк не найдет успокоения пока не свяжет себя окончательно, — прикасается к моему плечу. Проводит пальцами по руке. Легкие скользящие движения. — И тебя убьют, если я отпущу. Сразу же. Найдут, в каком бы уголке мира ты ни находилась.

— Получается, единственный выход — этот брак? Нет. Это бред! Не верю я в ни каких истинных и тому подобною чушь! Есть любовь, взаимная между парой. А это… это извращение… издевательство… Рэймонд это же смерти подобно… моя жизнь… полноценная… самостоятельная… ее нет… ничего не будет… — я закрываю глаза, слезы все равно градом льются из глаз.

Как выпутаться? Как вырваться? Горькое отчаяние застилает собой мир. Окутывает меня и тянет на дно. Выжигает веру. Убивает. Хоронит заживо.

— Мы не всегда в жизни делаем то, что хотим. Я тоже не планировал становиться альфой, не хотел брать в жены Катарину, — вздыхает.

Или мне кажется, или мое отчаяние переходит к нему. Ощущаю, как воздух в комнате становится тяжелым, горьким, удушливым.

— Почему не отказался? Зачем идти в жизни по пути, который тебе не по нраву?

— Долг, Вивьен, — вздыхает. — Утратив истинную, брат не мог более управлять стаей. Он слабел, горе все больше уничтожало его сердце. Он итак, продержался долго. Пока я был в плену. Но стая слабела. Лидер терял силу. Контроль. Отец и Катарина, как могли поддерживали порядок. Но это были временные меры.

— А как он ее утратил… та женщина на фото… — язык прилип к небу. Говорить и формулировать мысли становится тяжело. Меня давит горе. Проникает внутрь, кромсает на куски. И это не мое горе. Его.

Жуткие пугающие ощущения. Я действительно ощущаю его эмоции. Они как ураган сокрушают меня. Придавливает к земле. Лишают последних сил.

— Его истинная. Она умерла от горя. В тот же день, как утратила свое дитя. Сердце перестало биться. Вальтер выжил, но лишь оболочкой. Душа его почила вместе с сыном и женой, — комнату опутывает леденящий могильный холод. Явственно ощущаю запах смерти. Боль утраты. — И каждый год он будет усыхать все больше и больше. И этого не остановить.

В глазах оборотня читаю обвинение. Осуждение. Ненависть. И эти эмоции адресованы мне. Или я ошибаюсь? Сама себя еще больше запугиваю? И еще какая-то внутренняя борьба. Он сдерживает себя от каких-то действий в мою сторону. Но каких? Не решаюсь спрашивать подробнее. Понимаю, он пережил ту трагедию снова. Не стоит бередить раны. Перевожу разговор, как мне кажется не в такое трагическое русло.

— А Катарина? Почему ты женился, если не хотел?

— Она утратила сестру. Отца и двух братьев. У нее никого не осталось. Ни одной родной души. Но она нашла в себе силы стать матерью для стаи. Их защитой, опорой, поддержкой.

Делаю вывод. Что все те снимки в комнате — родные Катарины. Потерять семью — ужасно. Я должна понимать ее злобу на весь мир. Но нет, все равно при одном лишь упоминании о ней, мне хочется спрятаться в самый дальний угол. Не вызывает она у меня ни капли добрых эмоций.

— И стая вместе с постом альфы сосватала тебе ее в жены. Да так, что ты не смог отказаться? — выпаливаю догадку. Содрогаясь от законов оборотней. И меньше всего мне хочется становиться частью этого дурдома.

— Да…

— А я слышала вы все очень счастливо и мило жили втроем, — вспоминаю полный восторга рассказ Шайны.

— Тебе несколько приукрасили положение вещей, — горько усмехается.

Паршиво. Мне паршиво. Ему паршиво. Вот это, наверное, единственное, что нас сейчас и объединяет.

— А что они говорили насчет того, что тебе нельзя принимать облик волка? Это опасно. В чем опасность если ты оборотень?

— Я долго был в плену волком. Мне кололи препарат, делающий невозможным переворот. И теперь еще три месяца я обязан сохранять человеческий облик, сдерживая своего зверя. Иначе процесс окажется необратим. И, скорее всего, я навсегда останусь волком.

— А ярость и злость способствуют обращению?

— Верно. Еще полная луна взывает к зверю. И с каждым месяцем этот зов все сильнее. И ты как моя истинная сможешь успокоить зверя, — наклоняется ко мне. Проводит носом по волосам. — Потому ритуал мы проведем завтра ночью. Более откладывать я не намерен.

Сон. Сладкое забытье. Я давно утратил эту способность. Забыл ощущения безмятежного отдыха. Больше не сплю. Лишь закрываю глаза. Ослабляю контроль и монстры прошлого, как голодные псы вгрызаются в сознание.

Мне не давали спать. Не позволяли лечь. Всегда на четырех лапах. Были лишь краткие мгновенья передышки, когда от бесконечных ударов отключалось сознание. Тогда я видел стаю. Наши луга. Запах леса. Родные ароматы волков. Время, когда вкус свободы был привычным. Недооцененным. А потом появлялся ее образ. Истинная. Отрава. Она размывает картинку счастья. Окрашивает все кровавой тьмой.

Та, которую я ждал. О которой грезил. Стала моим кошмаром. Источником вечной ненависти. Она питала и давала силы жить. Выжить. Выстоять. Чтобы отомстить. Вернуться из небытия. Заставить каждого платить по счетам. Расплачиваться за кровь и страдания.

Надо мной всегда стояло два надсмотрщика. Только мои глаза закрывались, а ноги подгибались, как я получал удар током или плетью. Я привык к боли. Она стала неотъемлемой частью меня. День за днем боль раскрывала разум. Закаляла. Раскрывала. Позволяла чувствовать острее. Боль стала моим учителем. Моей вечной спутницей по нескончаемому кольцу пыток.

Вначале надо мной проводили эксперименты. Кололи неизвестные препараты. И наблюдали за реакцией. Вводили отраву, выкручивавшую внутренности. Пекущую. Обжигающую. Она выжигала нутро. Яркие всполохи закрывали взгляд кровавым туманом.

Порой мне завязывали глаза. Чтобы я терял ориентацию в пространстве. И били. Избивали. Калечили. Ломали лапы. И наблюдали, как быстро повреждения зарастут. Я не просил пощады. Не скули. Нет. Я ждал. Знал. Придет мой час. И каждый из них получит свое. Никто не останется безнаказанным. Их голоса и запахи клеймом выжжены внутри. Их не перепутать. Не ошибиться.