Жизнь номер два (СИ) - Казьмин Михаил Иванович - Страница 4

— Ты бы хоть ноги согнул, — она опять показала глазами на знак оказанного ей моим организмом внимания. — А то еще Лидия на свой счет подумает…

Вернувшуюся Лидию я встретил с согнутыми ногами. Вот интересно — это что сейчас такое было? С чего бы вдруг боярышня Волкова устроила мне этакое шоу? Попытался вспомнить, есть ли в этом мире детективная литература, и не смог. Уж не знаю, не было ее тут или Алешка не интересовался… А вот Ирине это явно интересно.

Мне, кстати, тоже. Правда, меня интересовала одна-единственная детективная история, зато и интерес был куда более сильный, нежели у читателя таких книжек или взбалмошной девицы. Итак, что же такого я вытащил из своей памяти благодаря губному приставу Шаболдину?

В тот день у нас были гости, семья дворян Хомичей, живших неподалеку, в нашем околотке. Соседи, да и дела какие-то у отца с ними, так что, пусть они нам, боярам и не ровня, семьи наши дружили. Старший сын Хомичей, Федька, вообще моим одноклассником в гимназии был и мы с ним приятельствовали. А Волковы у нас с Рождества гостят. Сами они владимирские, а в Москву приехали хлопотать насчет Ирины — то ли замужество хорошее ей устроить, то ли пристроить ее к царице в свиту, уж точно не знаю.

Старшие Хомичи к тому времени уже час как ушли домой, а Федька оставался еще, мы с ним к проверочной работе по немецкому языку готовились. Через час и он домой пошел, а я отправился проводить его до калитки. Почему не к воротам? Так калитка с задней части двора выходит в переулок, по которому к дому Хомичей напрямую выйти можно быстрее, чем по улицам. Федьку я проводил, калитку за ним запер и пошел обратно в дом. Тут меня и подстрелили.

Не знаю уж, какое тут отношение к тайне следствия, но я же не просто потерпевший, а представитель одного из наиболее влиятельных боярских родов. Дядя мой, Андрей Васильевич Левской, вообще в Боярской Думе товарищ думского старосты, например. Поэтому губной пристав Шаболдин поделился со мной всем, что к данному моменту было ему известно.

Значит, пока мы с Федькой шли через двор к калитке, убийца меня уже поджидал. Каким-то пока невыясненным образом ему удалось снять с ограды нашей усадьбы магическую защиту, проникнуть во двор и там затаиться. Выстрелив из охотничьего ружья, он ружье там же, во дворе, и бросил, а потом ушел, причем, похоже, что через ту же самую калитку. Никаких следов, кроме брошенного ружья, неудачливый убийца не оставил, в чем пристав Шаболдин также усматривал магию.

На дурака Шаболдин никак не походил, но вот изложенную им версию назвать иначе как дурацкой я не мог. Нет, ну в самом же деле, выглядит по-идиотски! Если кто-то настолько искусен в магии, что смог преодолеть защиту усадьбы (а мне что-то подсказывало, что защита эта совсем не проста), и не оставить следов, так зачем ему ружье? Шарахнул бы той же магией, и пришлось бы черту Аффизенеру искать для меня другую тушку. Можно, конечно, было бы предположить, что преступники действовали вдвоем — один обеспечивал магическое прикрытие, второй стрелял, но и такой вариант представлялся мне маловероятным. Хотя… Хотя в одном случае это сработало бы. Только вот случай этот мне совсем не нравился. Я уже хотел было передать отцу через Лидию просьбу зайти ко мне, чтобы поделиться с ним своей неприятной догадкой, но тут как раз пришел отец Маркел.

Да, в этот мир стоило попасть хотя бы для того лишь, чтобы повидать такого священника. Нет, в памяти, унаследованной мной от Алеши Левкова, он, понятно, отложился, но одно дело вспомнить, и совсем другое — увидеть воочию. Ну что тут скажешь… Терминатор в исполнении Арнольда Шварценеггера смотрелся бы рядом с отцом Маркелом несчастным задохликом. Двухметровый гигант, гора мышц, упакованная в черную рясу, да еще и лицо, отмеченное множественными глубокими шрамами, частью спрятанными в густой окладистой бороде, черной с проседью. Внушительный товарищ. О-о-очень внушительный. А когда он заговорил… Хорошо, что я в кровати лежал. Стоял бы — так и присел. А так лишь непроизвольно попытался в кровать вжаться, и все. Не помню что-то, чтобы тут был изобретен мегафон, но если бы и был, отец Маркел на нем бы сэкономил.

Рассказ мой, все в той же редакции, в какой был подан боярину Левскому, отец Маркел выслушал очень внимательно, и после недолгой паузы начал задавать вопросы. Вот кому бы следствие вести вместо Шаболдина, а лучше вместе с Шаболдиным! Особенно отца Маркела заинтересовали упоминание имени беса («Аффизенер, значит? Тьфу ты, погань какая, прости, Господи!»), и примененный ангелом метод заклинания черта его же именем. Священник даже пару раз удовлетворенно кивнул, а художественно изложенная мной сценка развеивания бесовского праха унизительно-небрежным пинком вызвала у отца Маркела довольную усмешку. Затем священник потребовал от меня подробно описать внешность ангела, и тут я, как и до того отцу, включил редактуру. Дескать, был посланец Господа настолько осиян светом неземным, что и смотреть на него было больно, так что только синяние это и запомнил. Почему я соврал? Ну, ангелов-то обычно крылатыми изображают, вот я и решил, что расскажи я о том, что никаких крыльев у него не видел, тут этого не поймут. Или поймут, но не так.

С отцом поговорить удалось только через неделю. В тот день, когда я отчитывался перед отцом Маркелом, боярину Левскому доставили какие-то бумаги, требовавшие его срочного рассмотрения, а назавтра он отбыл в свою костромскую вотчину, вернувшись в Москву лишь вчера после обеда. Что ж, с одной стороны, это, конечно, не сильно радовало, потому как обозначить проблему человеку, который в этом доме принимает решения, я сразу не смог, а значит, и устранение той самой проблемы откладывалось. С другой же стороны, у меня было чем себя занять на это время.

Братишка Митька по моей просьбе приносил мои гимназические учебники, которые и стали для меня главным источником информации о мире, где мне теперь предстояло жить. А если учесть, что в начале лета, то есть через каких-то три с небольшим месяца мне сдавать в гимназии выпускные экзамены (прошу прощения, конечно же, проходить выпускные испытания), то необходимость всунуть нос в учебную литературу была безальтернативной. Больше всего меня, конечно, интересовали сведения о магии и устройстве здешнего общества, тем более что они, как оказалось, были теснейшим образом переплетены.

В общем, если в истории того мира, где я умер, и этого, где я занял место Алеши Левского, и были какие различия до середины одиннадцатого века, то я таковых не обнаружил. Но потом в мир пришла магия. Как я понял, ни точных знаний, как именно это произошло, ни какой-то более-менее стройной и непротиворечивой гипотезы на сей счет в современном мире не имелось. Однако же с того времени история пошла совсем по-другому…

Сначала против магии решительно и жестко выступила церковь. Маги, разумеется, отчаянно сопротивлялись, но церковники, поддержанные государями, оказались сильнее и вскорости что в Европе, что на Руси запылали костры и запахло паленым мясом. Полностью, однако, истребить магов церкви не удалось и до середины тринадцатого века носителям магических талантов удавалось с переменным успехом вести что-то вроде партизанской войны, то переходившей в открытые схватки, то принимавшей характер подпольного сопротивления. А потом… А потом пришли монголы.

В этой истории на стороне наследников Чингисхана воевала не только умелая и дисциплинированная конница. Огромное количество монгольских, китайских, чжурчженьских и дьявол их разберет, каких еще магов быстро и наглядно показало миру, что на войне пренебрегать магией нельзя, и в этой истории монголы не только завязли у Новгорода и дошли до Адриатики, но еще и поили своих низкорослых лошадок водой Эльбы. Для Европы дело запахло еще не изобретенным керосином и европейцы, преисполнившись мудрости, справедливо решили, что в борьбе с таким врагом хороши любые средства, в том числе и магия. На Руси к такому же выводу пришли, по понятным причинам, даже раньше, и русские маги взялись за поганых всерьез, а церковь прекратила гонения. В Европе церковники также умерили свой антимагический пыл, а маги обратили приобретенные в сопротивлении церкви боевые навыки на завоевателей. В итоге монголов даже не отбросили обратно в степь — к концу века на захваченных землях их попросту истребили. Всех. До единого. А затем Европа, прикинув, что сил у русских после всего этого должно остаться совсем немного, полезла на Русь подбирать то, что, по мнению европейцев, плохо лежит. Лежало оно, может, и плохо, да только боевого опыта у русских магов оказалось побольше, так что западным соседям продемонстрировали во всем ее ужасающем великолепии матушку неизвестного никому из них Кузьмы, а потом что русским, что европейцам стало не до этого, потому что и у тех, и у тех начались интересные внутренние события…