Доктор-дьявол
(Избранные сочинения. Т. III) - Соломин Сергей - Страница 3

— Какая девушка, mon vieux[1], какая девушка!

Я тогда не обратил на это внимания, но через несколько дней князь показал мне кабинетный портрет блондинки.

Была она одета в малороссийский костюм, на голове цветы, волны светлых волос, глаза большие, с ребячьим выражением, — словно по-детски говорят: «Ох, как хорошо жить, но, кажется, есть еще что-то, что совсем скрасит жизнь».

Что может быть прелестнее этой не познавшей себя, не выявившейся страстности молодого здорового существа!

Князь следил, какое впечатление произведет на меня портрет, и самодовольно улыбнулся.

— Ага! И вы поняли, какая это жемчужина?

То, что совершается близко, говоря грубо, под носом, мы обыкновенно редко замечаем, еще реже осмысливаем.

И я оставался в неведении, что готовится в недалеком будущем.

А оно пришло сразу, для меня внезапно:

— Поздравьте меня, дорогой доктор, я помолвлен с Ниной Александровной.

По привычке ответил:

— Поздравляю!

Даже пошутил:

— Что же вы меня не пригласили пить шампанское?

— Погодите! Все это случилось вдруг, так неожиданно. Берсеневы завтра приедут к нам всей семьей.

Клянусь, что, кроме любопытства засидевшегося в деревне человека, кроме желания увидеть новых людей, у меня никаких ощущений не было.

Я спокойно лег спать и наутро приказал слуге вынуть из чемодана новый летний костюм, приготовить новые ботинки. И в это утро я мылся и брился тщательней, чем обыкновенно. Только всего.

Часа в два подъехала коляска, старомодного фасона, запряженная четверней саврасых, давно отслуживших срок лошадиной службы.

В дом явились гости: старик с белой бородой и длинными седыми волосами локонами, под фигуру шестидесятника, и маленькая толстая женщина с наивно-любопытными глазами, женщина-тумбочка.

А с ними она, портрет которой показывал мне князь, — девушка, цветущая здоровьем, еще лучше, чем я думал. Вся свежая, чистая, нетронутая. Вся, ожидающая еще не сознанных ощущений жизни. Но уже искрятся невинным еще кокетством молодые глаза и разгораются звездами, когда смотрят на жениха.

Я, по природе бобыль, и тогда уже привык видеть чужое счастье и не мечтать о своем. Я не завидовал, — напротив! Вид этих двух, жениха и невесты, красивых, молодых, увлек меня изяществом иллюстрации человеческих переживаний.

— Красивая пара!

Конечно, на меня легла обязанность занимать стариков, а молодые пошли гулять в парк.

Потом и я повел отца и мать невесты осматривать оранжереи, грунтовые сараи, угощал их фруктами, слышал охи и ахи по поводу роскоши княжеской жизни от маленькой толстушки и презрительно-демократическое молчание «шестидесятника».

Усадил, наконец, стариков за сотовый мед. Ели они его с хлебом, и я подивился: во что же будут обедать?

Пока продолжалось священнодействие, пошел побродить по аллеям сада и набрел на китайскую беседку.

Сам не знаю, зачем толкнул дверь и вошел.

Князь обнимал девушку. Я видел, как под его рукой трепетала ее высокая грудь. И всем станом жалась она к нему. Головы их сблизились в напряженном поцелуе. Они любили и наслаждались без слов. Первое мое движение было: скорее уйти. Но сейчас же точно ударило по голове, замутилось в глазах, мысль заработала быстро-быстро. Ведь он больной, поражен ужасным недугом.

Его бледное, изящное лицо, эта матовая щека, перерезанная завитком черного уса, силой воображения сделались багрово-красными, омерзительно израненными. И рука его, с длинными, отточенными ногтями, лежащая на высокой груди девушки, обратилась в болезненный, изрытый ядом недуга бугор.

Я вскрикнул от нахлынувшего ужаса.

Пара разлучилась, и оба обернулись ко мне.

Невинное, разгоряченное лицо девушки залилось краской стыда.

Князь отшатнулся.

— A, mon vieux, и у вас сердце не камень!..

До отъезда гостей ничего не говорил, ночью пошел к нему в спальню. Горячо убеждал, объяснял все ужасные последствия для женщины и ребенка.

А он с самодовольной усмешкой слушал меня, закинув руку за голову, а в другой держа сигару, с которой изредка отряхивал пепел длинным ногтем мизинца.

— Да вы не влюбились ли сами, mon vieux, в Нину, что так горячо проповедуете мне монашеский образ жизни? Но, увы! шансы ваши невелики!

— Князь, это подло, наконец. Вы больны, вы только что избавились от рецидива впрыскиванием ртути. Жениться вам сейчас — безумие, больше того — преступление.

— Вы преувеличиваете, mon vieux! Кто не болел этой болезнью? У кого она не числится в формулярном списке? И все женятся, имеют детей и никаких ужасов, которыми вы меня пугаете, не происходит.

Он не хотел меня слушать, он издевался, насмехался надо мною, над наукой. И я ушел от него негодующий, оплеванный, осмеянный.

Лег спать. Образ молодой, здоровой девушки преследовал меня. Наивное, милое лицо, вопрошающие глаза, высокая грудь и широкие бедра, и около нее вьется, скользит, всю втягивает в себя омерзительный спрут.

Плохо спал я эту ночь в кошмарных переживаниях. Что делать? Как спасти невинное, чистое существо?

Пусть меня лишат практики навсегда: нарушу присягу — тайну врача, пойду к родителям Нины, все расскажу.

Но вспомнилось, как оба старика ели мед с хлебом, как ахала толстушка. Вспомнилось, что Берсеневы кругом должны и осенью грозит продажа имения. Разве их убедишь? Разве они поймут?

Только убить, только убить — один исход. И я стал отравлять отравленного и следить за угасанием жизни зараженного.

Жители большого университетского города N-ска были страшно потрясены таинственными случаями, повторявшимися за последние полтора года.

Бесследно исчезали молодые люди, преимущественно из студентов. Насчитывалось уже семь человек, без вести пропавших. Общественное мнение обвиняло полицию и следователя в бездействии и неумелости. Но это была неправда. Необъяснимые исчезновения обратили на себя внимание и в столице, откуда неоднократно предписывалось произвести строжайшее расследование. Наконец, в N-ск был командирован опытный сыщик. Были пущены в ход все тонкости сыскного дела. Прибегли и к помощи дрессированных собак.

Все усилия, однако, оказались тщетными.

Местная газета подробно разбирала в своих статьях всевозможные предположения и признала, что ни одно из них не объясняет вполне таинственных случаев.

Исчезнувшие все были людьми здоровыми, жизнерадостными. Никаких душевных драм они, по-видимому, не переживали. Поэтому сама мысль о самоубийстве казалась невероятной, даже смешной. Наконец, почему никто из них не оставил посмертной записки?

Следователь бесцельно отрицал самоубийства. Все свидетели в один голос утверждали, что накануне исчезновения молодые люди ничем не обнаруживали мрачного, угнетенного состояния духа. Это подтверждали родители и знакомые, товарищи.

Проще всего было бы предположить убийство, но неужели во всех случаях преступникам удалось совершенно скрыть всякие следы? Куда девались трупы? Если все-таки это убийство, то по каким мотивам? Из мести? Из ревности? С целью грабежа? Но следствие не дало никаких доказательств, что убийцами руководил один из этих поводов.

Предполагалось и похищение… Но с какой целью? Правда, двое из молодых людей были сыновьями богатых родителей. Но последние не получали писем с требованием выкупа, как обыкновенно практикуется в подобных случаях.

Не уехали ли исчезнувшие сами и тщательно скрывают свое местопребывание? Конечно, это возможно, особенно среди пылкой, увлекающейся молодежи. Но исчезнувшие были людьми с совершенно различными характерами, убеждениями и привычками. И, притом, далеко не все знакомы друг с другом. Пропал, между прочим, молодой механик с завода, совершенно не имевший ничего общего со студентами, особенно — богатыми…

Следователь все-таки допускал, что молодых людей увлекла какая-нибудь шайка анархистов или экспроприаторов. Чего не бывает по нынешнему времени?!