Морпех. Дилогия (СИ) - Таругин Олег Витальевич - Страница 11

Скорее всего, всерьез атаковать они и вовсе не собирались, проведя разведку боем для выяснения, насколько боеспособны русские десантники после артподготовки. И результат вражеских командиров вряд ли обрадовал. Смертоносные огненные плети еще какое-то время избивали открытое пространство перед линией окопов, отрабатывая по известным лишь первым номерам расчетов целям, затем стрельба потихоньку смолкла. Никто из вооруженных автоматами морских пехотинцев так и не сделал ни единого выстрела — враги просто не вышли на приемлемую для пистолетов-пулеметов дистанцию действительного огня…

Разумеется, никто из десантников не знал, что немцы специально отправили вперед румынских солдат из состава 10-й пехотной дивизии, к утру уже и без того порядочно деморализованной ночным боем на побережье. С поставленной задачей союзники, сами того не ведая, успешно справились, ценой собственных жизней выяснив, что желаемого результата артподготовка не достигла[1].

— Сейчас снова или гаубицами долбить станут, или минами кидаться, — со знанием дела прокомментировал старшина. — Вот только мы на месте тоже сидеть не станем, думаю, следом двинем. Как полагаете, тарщ старший лейтенант, прав я?

— Логично, — осторожно кивнул Алексеев, прикидывая, что в подобной ситуации сам бы он именно так и поступил. Поскольку второго артналета морпехи могут и не пережить: гитлеровские корректировщики, наверняка, уже внесли необходимые поправки. А если еще и минами сыпанут, так и вовсе грустно им станет, мина — штука поганая, в отличие от снаряда падает практически вертикально, в любую щель попадет. Единственный шанс — рвануть следом за отступающим противником, тем более что у них, как неожиданно выяснилось, даже танки в наличии имеются. Те еще танки, если честно: видел Степан подобные в местном музее — как раз тех, что подняли со дна в районе Озерейки, — но уж какие есть. Для психологического эффекта сойдут — в темноте любая гусеничная железяка втройне страшнее кажется, главное, чтобы лязгала погромче да мотором ревела. Осенью сорок первого под Одессой это прекрасно доказала ночная атака обшитых котловой сталью тракторов, получивших в итоге свое знаменитое прозвище НИ-1 — «на испуг». Драпали от них румыны впереди собственного визга — любо дорого было поглядеть. А сейчас, спустя полтора года непрерывных боев на разных фронтах, вояки из них еще жиже, поскольку пуганые и жизнью сильно битые, особенно после недавнего Сталинграда…

Товарищи не ошиблись: не прошло и нескольких минут, как по цепочке пришел приказ атаковать, окончательно выбив противника из Озерейки. Морские пехотинцы зашевелились, проверяя оружие и собирая скудные пожитки — Степан только сейчас заметил, что старшина с Аникеевым ухитрились прихватить из блиндажа свои вещмешки, так и не успевшие толком просохнуть и оттого темные от воды. Не теряя времени, бойцы рассовывали по подсумкам запасные автоматные и винтовочные магазины (часть десантников оказалась вооружена и винтовками, в основном, самозарядными СВТ), запихивали за поясные ремни гранаты, проверяли, под рукой ли ножны со штыками и пехотные лопатки: насколько понимал старлей, атака вполне могла завершиться рукопашной. Удивительно, но никакой ненужной суеты не было и в помине. Люди просто готовились к бою, прекрасно при том осознавая, что он может оказаться последним в жизни…

— Ну, что, лейтенант, готов? — снова перейдя на «ты», деловито осведомился Левчук.

— Всегда готов, — буркнул Степан, прикидывая, как будет выбираться из окопа. — Сигнал какой будет?

Старшина пожал плечами:

— Так откуда ж мне знать, ракету, наверное, пустят. Как танки вперед пойдут, так и мы следом двинем. Да вон они, собственно, и поперли уже.

Алексеев и сам услышал натужное рычание танковых движков — полдесятка легких «Стюартов» выбирались из капониров, выстраиваясь неровной линией по фронту. В светлеющем небе зеленым пятном лопнула сигнальная ракета. Над линией окопов пронеслось нестройное «ура!» поднимающихся в атаку морских пехотинцев. Захваченный общим порывом, Степан оттолкнулся от дна траншеи, выбрасывая тело за бруствер. Автоматически помог оступившемуся Аникееву, перехватил поудобнее автомат. И вместе с остальными рванул вперед, с какой-то особой остротой вдруг осознав, что это и есть точка невозврата. И что изрытые немецкими снарядами и минами окопы, где он едва не погиб в разрушенном прямым попаданием блиндаже; перепаханная вдоль и поперек узкая полоска пляжа, куда его полуживым вытащил старшина; непонятно куда подевавшийся затонувший бронетранспортер — да и вся его прошлая жизнь, со всеми ее бедами и радостями, если так подумать, — навсегда остались там, за спиной. И впереди лежала не столько Южная Озерейка, которую им предстояло захватить, сколько какая-то новая жизнь. Пока еще непонятная и неизведанная, но тем не менее именно что новая…

А в следующий миг философствовать стало попросту некогда. Степан просто побежал вперед, нагоняя ближайший танк — чисто автоматически, на одних включившихся рефлексах, твердивших, что атаковать при поддержке бронетехники следует именно так, прикрываясь от огня обороняющегося противника кормовой броней. Дернул за рукав бушлата замешкавшегося Аникеева, пихнул в спину кого-то из оказавшихся рядом морпехов, отметил краем сознания, что опытный вояка Левчук делает то же самое:

— За броню, живо!

Вовремя: темная окраина поселка внезапно буквально взорвалась десятками коротких, если стреляли из винтовок, и подлиннее — если из пулеметов — огненных вспышек. Снова захлопали минометы, поднимая дымные кустики разрывов, предутреннюю мглу пронизали нити трассеров, теперь уже вражеских. Над ухом противно вжикнуло — раз, другой; выбросив куцый сноп искр, ушло рикошетом вверх от танковой брони. Бухнула мина, далеко и неопасно. Гулко ухнуло где-то справа — Алексеев опять-таки на полном автомате отметил замерший на месте М3 со свороченной набок башней, раскатавший левую гусеницу, жарко пылающий чадным бензиновым факелом. Минус один. То ли из противотанковой пушки засадили, то ли на мину наехал. Если второе — хреново: иди знай, какая у здешних мин чувствительность, пожалуй, могут и под ногой сработать. Особенно, если каблуком со всей дури на бегу наступишь.

На всякий случай заорал, срывая и без того осипший после ледяного купания голос:

— Всем в колею! По колее бежать! Мины!

Услышали ли бойцы, Степан так и не понял. Но рывком догнавший его старшина прокричал в ответ:

— Да нет тут никаких мин, лейтенант, иначе б сами фрицы подорвались! Из пушки его спалили, я вспышку видал! Вона там она, справа, между крайними хатами!

В следующий миг старлей понял, что товарищ прав, заметив в нескольких метрах лежащего ничком румынского пехотинца в рыжей, задравшейся почти до поясницы шинели. Голова вывернута набок, смешная каска отлетела в сторону, рука по-прежнему сжимает цевье винтовки. И еще один труп, на сей раз лежащий на спине. Значит, они уже пересекли несколько первых, самых опасных, сотен метров, добравшись до рубежа, на котором атакующих остановили советские пулеметы. Получается, не ошибся Левчук, никаких мин тут и на самом деле не имеется.

— Бумм! — на правом фланге замер еще один танк — этому башню так и вовсе снесло начисто, откинув чуть ли не полдесятка метров. Однозначно, противотанковое орудие лупит, расстреливая легкобронированные мишени, словно на полигоне. Экипаж «Стюарта», за которым держался старший лейтенант, оценил опасность, резко взяв влево и уходя из вероятно-пристрелянного сектора. Бронемашина несильно качнулась… и Алексеев едва успел перепрыгнуть, не запнувшись, через очередной вражеский труп, перед тем оказавшийся под гусеницей. Перепрыгнуть совершенно равнодушно, словно в той, прошлой жизни, каждый день видел побывавшие под танковыми траками тела — сознание просто зафиксировало сам факт, не более того. Некогда рефлексовать и ужасаться — тут бы самому уцелеть.

Мины перестали рваться, зато плотность ружейно-пулеметного огня определенно возросла: десантники уже находились в считанных десятках метров от крайних домов поселка. Три последних уцелевших танка звонко долбили из башенных пушечек, даже не делая попыток притормозить для прицеливания. Вряд ли они хоть куда-то попадали — просто вносили в происходящее свою долю хаоса. Немцы — или румыны? — тоже старались вовсю, не жалея патронов. Степан видел, как падали, и больше уже не поднимались, морпехи; как вражеские пули все чаще и чаще высекали искры из брони, брызгая расплавленным свинцом; слышал противный шелест пролетавших мимо пуль — уже неопасных, лично ему не предназначенных.