Портрет предателя (СИ) - "Мурзель" - Страница 14

Доминика закатила глаза.

— Сухое, мокрое, какая разница?

— Раз никакой, то разводи огонь! — буркнул Зигурд и швырнул ей походное огниво.

Она гордо вздернула подбородок.

— И разведу!

— Вперед! — бросил наемник и принялся устанавливать следующую палатку.

***

Проклятые ветки никак не загорались, остриженные волосы лезли в глаза, нежные пальцы покрылись ссадинами. Через полчаса безуспешных попыток Доминика швырнула кремень и кресало на землю и с надутой миной уселась на бревно. По щекам потекли слезы. Она отвернулась, чтобы Зигурд не увидел, как она плачет. Еще три дня назад весь мир лежал у ее ног, а теперь она все потеряла. Матушка мертва, дворец разграблен, а ее саму по пятам преследуют враги. Нет больше шелковых простыней, роскошных нарядов, армии слуг, готовых моментально исполнить любой каприз. Есть только этот лагерь, обноски, что на ней надеты, и этот чертов хейдеронец, на чью милость она вынуждена полагаться.

Себастьян, который еще четверть часа назад осознал бесплодность ее попыток поджечь сырые ветки, принес из леса охапку хвороста, и Зигурд развел огонь. Он установил над костром треногу и повесил на нее котелок, в котором вскоре весело забулькала аппетитная похлебка.

Над лагерем поплыл соблазнительный аромат. Доминика услышала глухое урчание своего желудка, а рот обильно наполнился слюной. Зигурд достал из сумки нехитрую оловянную посуду, разлил густой суп по тарелкам, нарезал ржаной хлеб и зеленый лук.

— Дамы и господа, кушать подано! — сообщил он.

Путники расселись вокруг большого плоского камня, служившего им столом, и принялись за трапезу. Похлебка выглядела непрезентабельно, но, боги, Доминике никогда не доводилось есть ничего вкуснее! С каждой ложкой горячего супа она ощущала, как тело согревается изнутри, а разум обволакивается томной пеленой сонливости. Все тревоги и печали вдруг отошли на второй план, вытесненные таким простым и приятным чувством насыщения. Она моментально прикончила свою порцию и с трудом удержалась от того, чтобы не облизать миску.

— Голод — лучшая приправа, — усмехнулся Зигурд, подливая ей еще один половник.

После обеда хейдеронец всучил Доминике посуду и велел ее вымыть в ближайшем ручье. Она хотела было возмутиться, но осеклась, увидев его насмешливо приподнятую бровь. Пришлось взять тарелки, ложки и спуститься к источнику, протекающему у подножия холма, на котором стоял лагерь.

Зигурд пошел за ней следом и набрал воды в большой бурдюк из телячьей кожи. Он вновь поднялся на холм и вылил воду на костер, чтобы дым не выдал их лагерь проезжавшим по дороге путникам. Пламя громко зашипело и погасло.

— Ночью поедем дальше, а пока отдыхаем, — сказал он Себастьяну. — Пойду вздремну, а ты — следи за дорогой. Через три часа разбудишь.

С этими словами он скрылся в своей палатке.

Лагерь был разбит на лесистом холме, нависавшем над широким трактом, соединявшим Форталезу с Кастилой и другими городами Монтерры. Деревья и крупные валуны защищали место стоянки от посторонних взглядов так, что путники могли спокойно наблюдать за дорогой, не опасаясь быть обнаруженными. Себастьян подошел к краю обрыва и посмотрел вниз. По красноватой колее медленно ползли крестьянские обозы, а дальше простирался широкий луг, на котором одиночными столбами возвышались стройные кипарисы. По равнине лениво протекала река, зеркальной гладью отражая ярко синее небо, а горизонт расплывался в розовато-серой дымке нагретого воздуха.

***

Рубаха Доминики болталась в районе подбородка, а штаны были спущены на бедра. Себастьян жадно целовал ее обнаженное тело. Когда Зигурд сменил его на вахте, он не пошел в свою палатку, а решил навестить возлюбленную.

— Себастьян, не надо, — тяжело дыша, простонала Доминика.

Она позволяла жениху довольно смелые ласки, но они еще не переступали последнюю черту. Доминика знала кузена с самого детства, и он всегда был ее лучшим другом. Хоть ей было ясно, что она когда-нибудь выйдет за него замуж, но когда лет в пятнадцать он начал проявлять к ней совсем не дружеский интерес, ей поначалу было неловко и стыдно. Она всегда воспринимала его скорее как брата, и ей было сложно начать относиться к нему как к мужчине. Но Себастьян был с нею нежен и терпелив, и Доминика со временем привыкла к роли его возлюбленной, и эта роль даже начала ей нравиться.

Но раньше, в их «прошлой жизни», между ними всегда стояли барьеры в виде высоких заборов и строгих наставников. А теперь они остались одни, некому больше блюсти их нравственность, и ничто не помешает Себастьяну рано или поздно овладеть ею. Да, с ними Зигурд, но ему-то с какой стати беспокоиться об ее невинности?

— Давай, не будем! — прошептала она и попыталась высвободиться из-под возлюбленного. Ей были приятны его ласки, но она побоялась, что он не ограничится одними поцелуями, а захочет большего.

Доминика с молоком матери впитала мысль, что благородная леди должна хранить свою честь, и не хотела отдаваться Себастьяну до свадьбы. Она, разумеется, нисколько не сомневалась в том, что они рано или поздно поженятся, но все же хотела сберечь девственность до их первой брачной ночи.

— Любимая, как же я хочу тебя, — выдохнул он, и его ладонь скользнула по ее шелковистому животу к соблазнительному треугольнику между плотно сомкнутыми бедрами.

— Нет, пожалуйста! Не здесь, и не сейчас! — взмолилась она.

Но Себастьян не слушал ее, опьяненный манящим ароматом ее волос и атласной гладкостью ее кожи. Его губы прокладывали дорожки из поцелуев, а пальцы жадно изучали каждый изгиб ее тела. Он попытался просунуть ей руку между ног, но она лишь крепче сжала бедра.

— Доминика! Пожалуйста! — прошептал он.

— Не надо!

Она схватилась за край задранной рубахи и попыталась опустить ее. Себастьян не позволил ей это сделать, обхватив ладонями крепкие девичьи груди.

— Ну почему? — с отчаянием в голосе спросил он.

— Я не хочу до свадьбы, — ответила она.

— Мы приедем в Кастиллу и сразу обвенчаемся, — сбивчиво шепнул он, и принялся целовать ее соски, поочередно обводя их языком и нежно втягивая в рот.

— Не на-адо, — выдохнула она, чувствуя, как горячая волна разливается по всему телу. Себастьян знал, как доставить ей удовольствие, пусть даже она и не пускала его в самые сокровенные места.

Доминика обхватила суженого за плечи и жадно выгнулась навстречу его ласкам. Бедра помимо воли слегка раздвинулись, и он просунул между ними ладонь. Из груди вырвался протяжный стон…

Вдруг полог внезапно откинулся, и в палатку ворвался яркий свет.

— Эй! — раздался резкий голос Зигурда. — Ого! Нихера себе!

Доминика взвизгнула, сердце бешено заколотилось. Она повернула голову, и увидела, что наемник нагло уставился на ее обнаженное тело. В следующую секунду Себастьян прикрыл ее собой, а она быстро одернула рубаху и натянула штаны.

— Какого черта! Ты с ума сошел? — возмутился Себастьян.

Зигурд шумно сглотнул, явно впечатленный увиденным, но в тот же миг взял себя в руки.

— Живо одевайтесь и вылезайте из палатки! Кажется, у нас скоро будут гости!

========== 17. Нападение ==========

Себастьян и Доминика быстро привели в порядок свою одежду и выбрались наружу. Они увидели, что Зигурд отвязывает от дерева лошадей. Животные фыркали и нервно пряли ушами, видимо почуяв приближение посторонних. Развязав узлы, наемник подобрал с земли хворостину и со всего размаху хлестнул скакунов по крупам. Те пронзительно заржали и помчались в лес, ломая кусты на своем пути.

— Что ты делаешь? — удивился Себастьян, заметив, что конь Зигурда по-прежнему привязан к дереву.

Хейдеронец обернулся к нему.

— Времени нет! Быстро хватайте оружие и бегите в лес!

— Что случилось? — испугалась Доминика.

— На дороге были всадники. Они свернули в лес. Думаю, ищут нас, — отрывисто сказал Зигурд, выдергивая колья, которыми одна из палаток крепилась к земле.

— А зачем же ты тогда прогнал лошадей? — недоуменно спросил Себастьян. — Мы могли бы на них ускакать!