Братья и сестры в Реестре (СИ) - Скрипченко Юрий Вячеславович "Юс Крипус" - Страница 65

Люди, как всегда, набились в автобус, обеденное время как-никак, и тем теснее им было внутри, что вокруг господина всё-так же скроился пузырь пустоты — метра полтора в поперечнике. Естественно, на соседнее с ним кресло не сел никто. Хотя что же тут естественного?

Так и катился трудяга-автобус две остановки, потом три, четыре, пока на пятой в него не села девушка лет двадцати. Она была глубоко беременна и столь же глубоко погружена в себя. Лицо озаряла та непостижимая внутренняя теплота, которая свойственна будущим мамам, которые с нетерпением ждут на свет своих новорождённых.

И она села рядом с «господином-отчужденье». Тот с удивлением и некоторым интересом покосился на соседку:

— А вы смелы как я погляжу.

Девушка вскинулась, выныривая из размышлений:

— Что? Разве сесть рядом с незнакомым мужчиной в полном автобусе — смелость?

— Неважно. Я смотрю, вас скоро можно будет поздравить? Мальчик или девочка?

И тут произошла странная вещь. Девушка было нахмурилась, чтобы хлёстко ответить на хамский вопрос, но черты её лица вдруг одновременно замерли и поплыли. Голосом, который странно менял свой тембр она доложила, что ожидается мальчик, точно до дня назвала срок беременности и время родов и перечислила все те бесконечные параметры плода, которые гинеколог на УЗИ диктует ассистенту.

Кончив, она словно очнулась от обморока и со страхом посмотрела на соседа.

— Видите, а говорите никакой смелости не было. Помилуйте, ведь это уже почти безрассудство. Но не бойтесь. Всё хорошо. Ни вам, ни вашему малышу ничто не угрожает. Давайте лучше поболтаем. И у вас, и у меня дорога дальняя. Самое время — убить время.

И она оттаяла, расслабилась и даже включилась в беседу. И было ей легко, спокойно и весело — будто дурная весть прошла мимо.

Мимо проплывал и город — с его рекламой, домами и перекрёстками. Он словно проматывал автобус одним бесконечным свайпом.

— Как интересно! А кем вы работаете?

— Хмм. Ну, если провести человеческую аналогию, то я, пожалуй, секретарь по связям с общественностью. Пожалуй, даже и генеральный. Да. Только никому не рассказывайте.

Девица непринуждённо хихикнула.

— А давайте я вам погадаю, — предложил вдруг господин. Девушка без всяких сомнений протянула ладошку. Он взял её за запястье, и ладонь поплыла, пошла рябью и сделалась прозрачной, и нарисовались в глубине белые косточки, и протянулись ветви вен. Начертились светящимися полосами линия жизни, судьбы и чёрт его знает какие ещё.

Господин нахмурился, склоняясь к ладони. А потом провёл над ней рукой, и кисть девушки приняла обычный вид.

— Теперь всё будет хорошо, — сказал господин, — Сегодня можно. Но вы уверены, что стоит выходить замуж за отца вашего ребёнка? Впрочем, решать вам. Спасибо за приятную компанию.

Мужчина приподнял шляпу, а потом вылез с кресла в проход и двинулся к двери. Автобус начал торможение, и к тому моменту, когда в пузыре пустоты господин дошёл до двери, она как раз открылась.

Автобус остановился между остановками — просто господину было так удобнее. Идти меньше. Он выбрался наружу и двинулся к кварталу четырёхэтажек. Господин ступал методично и неторопливо, а главное совершенно беззвучно и мягко. Вот только на асфальте за ним оставались растрескавшиеся следы.

Бурая подъездная дверь изогнулась перед ним как мембрана, и господин просто миновал её насквозь. На нужный седьмой этаж он поднялся без лифта — всё так же спокойно и где-то даже монотонно.

Когда он остановился у двери в нужную квартиру, ни дыхание, ни цвет лица, — ничто не выдавало того, что он только что отшагал четырнадцать пролётов.

Мужчина позвонил. Почти в ту же секунду дверь открылась. На пороге стояла бледная Алина Наговицына в пушистом домашнем халате, которая всё никак не могла понять, почему полчаса назад она вдруг выбежала из конторы и заторопилась домой, куда влетела буквально за пару минут до нежданного визита и, переодевшись, заняла пост прямо перед входной дверью.

— Кто вы? — спросила она сдавленным голосом, — Что вам нужно?

В голосе господина — бесцветном и невыразительном — сейчас звучали отголоски антарктической метели и океанского прибоя.

— Долго объяснять. Пожалуй, сделаем вот как.

Он вытянул вперёд руку, и женщина, которой он даже не коснулся, поднялась в воздух на несколько сантиметров и выгнулась руками назад. Глаза её закатились. Никакими спецэффектами эта сцена не сопровождалась. Если не считать марева, которое по-прежнему окутывало гостя.

Через секунду всё было кончено, а Алина снова стояла на полу в проёме двери.

— Думаю, теперь тебе всё ясно. Можно я войду? Нам предстоит неизбежный разговор.

— Нет.

Лицо Алины было белым от страха, но губы, собранные в нить и прищуренные, говорили о том, что упрямство и природная смелость победили. Она скрестила руки на груди. В глазах больше не было ни тени непонимания, словно в ту бесконечную секунду она узнала и о госте, и о себе буквально всё.

— Нет. Оставайтесь, где стоите.

— Как интересно… Что ж, наши дела можно решить и здесь.

Он достал прямо из воздуха старомодный лакированный стул с тканевой обивкой, поставил на пол округлой спинкой вперёд и уселся, положив на неё локти.

— А ведь ты не улететь хотела на том самолёте в Австралию, верно? Потому что понимала, что один чёрт никуда ты улететь не сможешь. Вас прижимает друг к другу непреодолимая сила — давно заметила? Ты умная девочка и глубоко внутри всегда чувствовала, что живёте вы с братом взаймы у мироздания. Так сказать, по недосмотру высоких сил. Ты не улететь хотела на том самолёте. Ты хотела разбиться на нём, — жилка на лбу гостя билась, и билась, и билась, — Уверена, что он сделал бы для тебя то же самое? Почему ты любишь брата больше себя?

— Не ваше дело. И да — сделал бы. Уверена. Я только одного не могу понять, что в нас такого? Мы же обычные люди.

— Ты знаешь, насколько исчезающе редкое явление — однояйцевые разнополые близнецы?

Девушка промолчала. Она знала.

— Особенно если их… трое.

— Что? — Алина отшатнулась.

— Ни ты, ни Олег, естественно, ничего не знаете об Агате. Своей третьей однояйцевой близняшке. Именно такое имя придумала девочке ваша мать. Вы ничего не знаете по одной простой причине — она умерла при родах. Не сама, естественно. Это был очень жизнеспособный плод. Прямо как вы с Олегом. Но позволить ей появиться на свет было нельзя. Потому что с точки зрения биологии такое зачатие вообще невозможно. Но оно случилось…

Алина побледнела ещё больше, хотя, казалось, сильнее было уже некуда.

— Даже вас двоих хватило, чтобы по Реестру пошли сильные возмущения. Помехи. Мировой кризис девяносто восьмого, помнишь? А уж если бы родились и выжили все трое… Короче говоря, ничего личного. Поверь мне, вам очень повезло, что вы выжили оба. Уж лучше двое, чем один, верно? И всё бы ничего, дорогая моя. Вы вполне встроились в матрицу, она нашла вам места и строчки в Реестре. Никто вас почти тридцать лет не трогал. Но сейчас возникла одна маленькая проблема. Вы с Олегом вот-вот будете инициированы как гипы — просто потому, что ваша натура, ваша сущность ведут вас именно к этому. Это, увы, неизбежность. Только вот двух однояйцевых гипов Реестр не переживёт. Хотя Реестр-то, конечно, переживёт, но вот привычному вам миру точно придёт конец.

Господин сделал паузу и прищурился. В его бесцветном голосе слышались отзвуки погребальных колоколов и треск пылающей ладьи, которая уносит прочь тело погибшего воина.

— Ты понимаешь, о чём я говорю?

Алина вдруг засуетилась: заморгала, принялась тереть руки, но они сделались непослушными и теперь откровенно тряслись.

— Да, конечно. Я всё сделаю. Это важно — каким способом? Мне всё равно, как скажете. До какого срока нужно успеть?

— Ты не поняла, девочка. Останешься ты, не Олег. Ты полезнее. У тебя больше перспектив. Твоя структура более гармоничная. К тому же, при определённых условиях и большом везении ещё сможешь родить ребёнка⁸¹, это важно. А вот он — никак и никогда.