Семь камней радуги (СИ) - Удовиченко Диана Донатовна - Страница 22

– Не волнуйтесь, обойдется.

Во дворе около шезлонга нашелся брошенный журнал. Виктория выбежала за ворота и крикнула оттуда:

– Здесь следы!

На одной из клумб, окружавших забор снаружи, все цветы были помяты, а на недавно политой земле виднелся четкий отпечаток конского копыта.

– Ее похитили! - Виктория была вне себя.

– Да что ж вас все время похищают-то?! - возопил Макс в отчаянии, - И где мы ее искать будем?

Тут он вспомнил о странном предложении маленького конюха, и о его не менее странной угрозе. Пожалуй, больше девушку похищать было некому. Макс поделился своей догадкой с Викторией. Та пришла в ярость и выразила желание немедленно пристрелить Аслахана, поджечь конюшни и пойти войной на неведомого шейха.

– Охолонись, девочка, - сказал незаметно подошедший Гольдштейн, - Идти в бой без разведки бессмысленно и неразумно.

– Какая еще разведка? - зарычала Виктория.

– Мы пойдем в гости моему старинному другу Моне Кацу.

– И чем же он нам поможет?

– Моня Кац знает все, - торжественно провозгласил Гольдштейн и направился в сторону города.

Ювелирная лавка Мони Каца располагалась в самом центре торгового квартала. В витрине под стеклом были разложены великолепные украшения. Кольца, серьги, браслеты и ожерелья таинственно переливались и мерцали в бархатных гнездах. Хозяин лавки, древний седобородый старик, выслушал Гольдштейна и надолго задумался, сложив на животе худые узловатые руки и шевеля беззвучно губами. Наконец, он сказал:

– Я ничего не слышал о вашей девочке, но…

– Так я и знала, - перебила его Виктория.

– Но, - неторопливо продолжил ювелир, - Сегодня у меня был евнух из гарема шейха Али Махмуда, он купил много вещей. Самое лучшее ожерелье из сапфиров, в центре десятикаратный бриллиант. А к нему серьги, кольца, браслеты…

Моня Кац замолчал, казалось, он задремал. Через несколько минут, видимо, отдохнув, он снова заговорил:

– Евнух сказал, у шейха новая молодая жена, белокурая и голубоглазая. Ей очень пойдут сапфиры. Поэтому он попросил вот в этой диадеме заменить рубины сапфирами. Я заменил. Сегодня диадему надо доставить во дворец шейха.

– Спасибо, друг! - обрадовался Гольдштейн, - Мы доставим в целости и сохранности, не сомневайся!

– Старый Моня ни в чем уже не сомневается, - меланхолично ответил ювелир, укладывая украшение в бархатную шкатулку и вручая ее Максу, - Доброго вам пути.

Дворец шейха Али Махмуда поражал воображение своими размерами и восточной роскошью. У ворот стояли два янычара со зверскими физиономиями, вооруженные кривыми ятаганами. Гольдштейн отрекомендовался ювелиром, показал диадему, а Макса и Викторию выдал за свою охрану. Янычары отодвинулись от ворот, пропуская их внутрь и опасливо косясь на Роки. Внутри дворец был так же роскошен, как и снаружи. Их встретил пухлый евнух и повел куда-то запутанными коридорами. В очередном темном коридорчике Виктория схватила евнуха за шею и, приставив к его горлу меч, потребовала:

– Веди в гарем.

– Вай, зачем дерешься? - испуганно взвизгнул тот.

– Мы пришли за девушкой, которую сегодня привезли шейху. Отдай нам ее, и останешься жив, - сказал Макс.

Удивительно, но евнух почему-то очень обрадовался:

– Аллах услышал мои молитвы! Забирай! Только ключ от гарема у самого шейха.

– Веди к шейху! - Виктория подтолкнула его вперед.

Через некоторое время блуждания по многочисленным залам, комнатам и коридорам евнух остановился у богато разукрашенных дверей, открыл их и торжественно провозгласил:

– Солнцеподобный, луноликий, мудрый и великий шейх Али Махмуд!

Посреди комнаты на низенькой тахте возлежал в подушках маленький жирный человечек в парчовом халате. Его лысую голову украшал компресс. Человечек удрученно стонал. Рядом сидела молоденькая девушка, разминая шейху плечи. Евнух что-то быстро сказал на незнакомом языке. Шейх оживился:

– Вы пришли за Лейлой?

– Нашу подругу зовут Милана, - ответил Макс.

– Я назвал ее Лейлой, - возразил шейх, делая наложнице знак поменять компресс, - Она так прекрасна! Я думал, у меня в гареме будет юная гурия, услаждающая мой взор, а она… Шайтан! - по-бабьи взвизгнул он.

– Где она? - грозно вопросила Виктория.

Шейх неодобрительно цокнул языком:

– Вай, женщина! Не вмешивайся в разговор мужчин! Она в гареме. Всех слуг распугала, жены мои плачут, а я сам зайти боюсь. Закрыл гарем на ключ, вот он.

– Что же она такое натворила? - изумился Макс.

– Пошли, посмотрите сами, - Али Махмуд поднялся с тахты и заковылял к двери.

Атмосфера в гареме, судя по всему, царила нервная и напряженная. Откуда-то раздавались визг, плач и причитания. Шейх опасливо выглядывал из-за широких спин молодых евнухов, которых взял для сопровождения. Впрочем, евнухи и сами были чем-то напуганы. Из комнат выглядывали многочисленные зареванные шейховы жены. Одеты они были как-то странно: кто в деловой костюм, кто в бикини, кто в декольтированное вечернее платье, некоторые красовались в джинсах и открытых топах. Мелькали и дамочки в мини-юбках, еле прикрывающих пышные телеса. Европейские наряды совершенно не шли дебелым восточным красавицам. Похоже, женщины и сами были недовольны своим внешним видом. Они делали отчаянные попытки прикрыться чадрами, которые тут же исчезали в воздухе, что вызывало у несчастных новый приступ плача.

– Это у вас гарем, или публичный дом на каникулах? - поинтересовался Макс.

Шейх нервно дернулся:

– Горе мне! Дальше смотри!

Из дальней комнаты раздавался воинственный голос Миланы, выкрикивающий какие-то лозунги. Макс с Викторией побежали туда, и застали чудесную картину: несчастные обитательницы гарема, разодетые по последней моде улицы красных фонарей в Амстердаме, пугливо жались к стенам, а в центре комнаты, на высоком сундуке стояла Милана. В противовес другим женщинам, ее наряд отличался революционным аскетизмом. На девушке была надета черная кожанка, отзывавшаяся скрипом на каждое ее движение, белокурые волосы венчала красная косынка. Всем своим видом Милана напоминала комсомолку с плаката двадцатых годов. Именно такие плакаты и украшали стены комнаты. Милана размахивала красным флагом и вопила во все горло:

– Свободу женщине Востока! Женщина тоже человек!

Макс с Викторией покатились со смеху, ухватившись друг за друга, Гольдштейн украдкой ухмыльнулся. Шейх окончательно расстроился:

– Шайтан! Змея! Ну, чего тебе не хватало? Я тебе такие сапфиры подарил! А ты? Зачем так, а?

– Долой проклятых шовинистов! Даешь поголовную гламуризацию! - ответила Милана новым лозунгом, взмахнула рукой, и шейх предстал перед изумленной публикой в костюме Снегурочки.

Перепуганные жены завыли громче. Евнухи попытались приблизиться к девушке, но тут же украсились кожаными шортиками и задорными розовыми футболочками с изображением плейбоевского кролика на груди. Пытаясь прикрыть жирные ноги, они короткими перебежками двинулись к выходу.

– Заберите! Умоляю, заберите эту ивлисову дочь! - Али Махмуд, сдвинув на лысый затылок голубенькую шапочку с белой опушкой, вцепился в Макса и заискивающе заглянул ему в глаза, - Она мне всех жен уморит!

– Милана, пошли, хватит революций, - со смехом позвала Виктория.

– Не спеши… - задумчиво протянул Гольдштейн, - Мы еще не решили.

Шейх в ужасе повернулся к нему:

– Дорогой, спаси!

– Зачем мне тебя спасать? Она нам и самим надоела. У нас свои дела. Пусть поживет здесь пару недель, потом, может, мы за ней и вернемся. Если успеем. Придется ведь пешком идти, аж к реке Быстрице.

– Зачем пешком? Я коней дам, самых лучших! - торопливо зашептал шейх, - Только вы ее подальше увезите, чтобы никогда не вернулась!

– Товарищи женщины! Предлагаю переименовать ваш гарем в Коммуну имени Клары Цеткин! - завопила Милана.

Али Махмуд задрожал:

– Четыре скакуна, седла и уздечки, украшенные серебром, и сто золотых в дорогу!