Воины Хаоса наводят порядок (книга I) (СИ) - Ульянов Сергей "Контра" - Страница 26

– А так они малыми силами уничтожили колдунов и объект, притом факт диверсии остался недоказуемым, – закончила за него журналистка, помавая рукой в такт словам.

– Вроде того. Речам Раля, что Костик подслушал, можно поверить. Устроенный тарарам, как ты выразилась, было не скрыть. У столицы возник повод расследовать происшествие. Заговорщики заметались: пустили легенду о демонах, вывезли, куда успели, важные материалы, поубивали случайных свидетелей, но всё это не помогло.

– Ты не думал, что вы, ваша группа экспертная, оказались наживкой? Может быть, вас послали туда именно с расчётом, что заговорщики нападут, не имея возможности иначе повлиять на ход расследования?

Кэррот пожал плечами.

– Может и так! Тогда мы, конечно, о таком не задумывались, а теперь и не узнаем: документы все засекречены, я проверял.

– А когда вы узнали, что ситуация гораздо сложней и опаснее, чем вам говорили до этого, что почувствовали? Неужели не испугались? Раз вели себя, как обычно.

– Ну, Констанс переживал, у него воображение хорошее. Мне всё это казалось какой-то захватывающей игрой. Гвайкин просто не мог до конца осознать степень опасности, или не хотел – так ему было легче. Делал вид, что ничего не происходит…

– Поняла. Да, вернёмся к вопросам секретности! Ты специально не называл должностных лиц выше Кильяна Гросса? Пока ты рассказывал, я припомнила подробности этого дела, как пресса их освещала. Там ведь многие шишки лишились постов, но мне кажется, для нашей книги эти детали окажутся лишними.

– Тоже так думаю, – подмигнул Кэррот. – Считай меня ненадёжным рассказчиком, Марья, но в каждой истории я что-то намеренно пропускаю, что-то слегка приукрашиваю, а что-то и попросту забываю. Иногда я вообще несу всякую чушь… вероятно, влияние хаоса… С тем же Костиком мы эту историю пережили совместно, и я вроде бы знаю, что он думал и чувствовал, но уверен, что сам бы он всё изложил по-другому. По-своему. Я живу не задумываясь, а Костик анализирует. Разные взаимодействия!

– Кёрт, а ты понимаешь, что я подниму и другие источники?

– Понимаю. Потому и не плёл тебе всяческих небылиц.

Заспанный халдей заглянул к ним в альков и забрал часть посуды, на ходу протирая кружки рукавом. Мария тотчас превратилась в серьёзную журналистку, не желая казаться какой-то обыденной пьянью.

– Чем для вас завершилась эта история? – строгим тоном спросила она.

– Незабываемой физиономией капитана Зямова, когда он нас встретил! Вести-то в Горку уже дошли! А потом в наших судьбах случились необратимые изменения, наложившие отпечаток на всю дальнейшую жизнь… нам дали звания сержантов милиции.

Мария усмехнулась, опять посмотрев на видавшую виды красную рубаху Олясина.

– Сержанты – неплохо, но Воинами Хаоса вы пока что не стали?

– Не стали. О становлении я поведаю в следующей истории. Что добавить? Фил Гвайкин после пережитого раздумал идти на контракт. Дослужил срочную и с головой ушёл в фермерство, мы с ним дальше почти не общались. Были подозрения, что его болтовня с Гондуром Кряпиным усугубила метания заговорщиков. Наверняка этого мы не знали и никому не сказали, но осадок остался! Гондур Кряпин, как и несколько других местных стражников, во время описанных событий пропал без вести. Может, убрали их, как свидетелей. Может, пустились в бега, граница-то рядом. А возможно, и наши оперативники дотянулись – не случайно они там остались дела завершать.

– А вы с ними ещё пересекались?

– О, об этом в дальнейшем! Не будем вперёд забегать. Сейчас я хочу отоспаться, а уже послезавтра вечером мы можем встретиться, и я продолжу рассказ.

– По одной сказке за ночь… я такое уже где-то слышала. Но давай ради разнообразия попробуем сделать это при свете дня? Погуляем по городу…

– Хм! А договорились. Послезавтра к полудню приеду в Харлону со следующей историей! На площади Несогласия встретимся, давно я там не был. Всё на этом?

– Последнее, Кэррот. Замолоди. Ты напомнить просил.

– Что? Ах, да. Воистину ты мнемоник! Объясняю. Замолоди – это тарбаганские сладости, говорят, что их делают аж в самом мистическом Аквонаморе, городе, который то существует, то нет. Я привёз их тебе в подарок. Ты ведь ешь сладости?

– Когда как, – развела руками Мария. – Но раз уж они из Аквонамора… Спасибо!

– До встречи, Марья.

– До встречи, Кёрт.

Ослепительный солнечный свет заливал харлонскую площадь Несогласия. Над столицей стоял душный полдень рабочего дня. Кёрт Олясин в модных брюках с непараллельными стрелками, ярко-синем сюртуке с короткими рукавами и начищенных до зеркального блеска ботфортах встречал по-столичному элегантно одетую Марию Сюрр: тёмно-зелёное платье-колокол, коричневый пиджачок с эполетами и высокие туфли из шкуры полосатого драконоида. Они с журналисткой улыбнулись друг другу, как давние знакомые. Харлона шумела вокруг. Кэррот с любопытством глазел по сторонам, подмечая, что изменилось в столице.

– Года три не бывал здесь, и столько нового! – ностальгически сетовал он. – Всюду приличные люди шатаются! Да и стены побелкой закрашивать стали. Так красивей, конечно, но сколько надписей непристойных, засохших плевков и рисунков утрачено…

– Да, Харлона меняется. Цветёт, загнивает, растёт во все стороны… Мирное время даёт горожанам спокойно работать, плодиться и размножаться, и город… живёт, – рассудительно отвечала ему журналистка. Они остановились под сенью вязов уютного сквера на Табачной улице.

– Мирное время… Знаю тысячи мест, где миром не пахнет! Мы отвоевали у вечности пару лет процветания, но они скоро кончатся… Грядут перемены, помяни моё слово. Всё перевернётся! – Кёрт смотрел на неё, сдвинув брови – непонятно, серьёзно или фиглярствуя. – С каждым прожитым годом я сильней ощущаю, как бежит время! Может, ты тоже почувствовала, это с каждым бывает… Когда я был маленьким, сезон от первой зелени до первого льда казался мне бесконечной историей. Каждый день был большим приключением! А теперь эти несколько месяцев пролетают как дым.

– Восприятие ускоряется, – кивнула Мария. – Информации новой встречаешь всё меньше, и монотонное время проходит быстрее. Тебя это печалит?

– Ещё как, Марья! – признал Кэррот со вздохом. – Ужасно жаль времени. Злит, как оно утекает. Не успеваю всего, что хочу! Видишь, дамы прохаживаются?

– Те ухоженные горожанки среднего возраста?

– Я мог помнить их юными девушками! Как игриво они трепыхали ресницами, звонко смеялись, плясали на праздниках, каблуками выбивая искры из мостовой! Чтоб потом нарожать орущих детей своим скучным мужьям и проигрывать борьбу с лишним весом. Но я-то остался всё тем же! Наверное…

– Чувствуешь себя вечно молодым? – не без иронии спросила журналистка.

– Чувствую себя потерявшимся! – отозвался Олясин. Томно облокотился на чугунную ограду сквера и продолжил:

– Начинается лето, мне скоро исполнится двадцать девять. В девятнадцать я не понимал, что делать со всей этой жизнью. Думал, передо мною бескрайнее море! Сейчас, через десять лет, я всё так же не понимаю, что делать. Но отчётливо вижу, что моря передо мной уже нету.

– И поэтому ты так рвёшься на приключения? – жмурясь от ярких лучей, спросила Мария. Кёрт не ответил, блуждая взглядом в зелёной листве.

– А тебя не печалит, что всё так проходит? – наконец выдал он. – Ты помнишь, как было здесь в двести восемьдесят седьмом? Помнишь стылую снежную зиму и за ней – добела раскалённое лето? Помнишь, воздух пах чангамскими розами на юбилее столицы? Помнишь волоокую Ванессу Ваум, как её рисовали на театральных афишах? Помнишь эпидемию помпонной чумы, когда у людей на головах вырастали красные шары? Помнишь, трубадур Пипифоний пел песню про белую гарпию? Помнишь, срочные мысленные сообщения ещё были неведомой роскошью? Дозорную башню тогда не снесли, и она возвышалась над городом! Эти вывески, намалёванные от руки – сейчас-то повсюду бездушная литография… Тополя вдоль дороги отсюда до Жолвы, высоченные, шумные. Теперь их повырубили, чтобы пух не летел! А молоко в треугольных бумажных пакетах? Зачем, кстати, его заливали в такие пакеты? Ты помнишь?