Фабрика мертвецов (СИ) - Кащеев Кирилл - Страница 8
- Предыдущая
- 8/77
- Следующая
- На пятерых полицейских, одного мертвяка тоже оказалось достаточно. – разозлился Митя.
- Малокровные… - зло ругнулся дядя и уже совсем печально добавил. – А может, и вовсе бескровные, сейчас их в полиции все больше. А кровных Моранычей, готовых исполнить свой долг, все меньше. Говорят, не comme il faut Кровной Знати превращаться в жандармское рыло.
Митя невольно кивнул – конечно же не comme il faut. Какой Кровный, да даже не Кровный, а просто дворянин, согласится…
- Ну или прикрывают цветистыми словесами свое малокровие. – презрительно закончил дядя. Посидел, явно пытаясь совладать с собой и наконец почти шепотом добавил. – Сила Крови истощается.
- Да, все говорят. – согласился Митя.
- Кто говорит? Где? – стремительно обернулся дядя и глаза его так блеснули, что стало понятно – болтунам не позавидуешь. – Здесь, в Яхт-клубе?
«Донести на Николаева? – подумал Митя. - Фу! Мелко.» - и он покачал головой.
- Каждый извозчик говорит. Во всяком случае, тот, что меня вез.
А что – правда ведь.
Дядя стиснул пальцы в кулак:
- И после такого ты по-прежнему отказываешься? Поехали, Митя… Да и для второго… скажем так, шага… найдем кого подходящего. В тюрьме хотя бы… Мне не откажут. – теперь тон князя Белозерского стал откровенно искушающим.
- Нет! – хрипло выдохнул Митя и по-простецки, ладонью, отер текущий по лбу ледяной пот. Его оказалось так много, словно он водой из графина в лицо плеснул. – Нет, я… не хочу… не буду…
- Твоя судьба, мой мальчик… - мягко начал дядя.
- Моя судьба! – резко и зло отрезал Митя, решительно сжимая губы.
- Хотелось бы мне знать: принципиальность это… или слабость. – откидываясь на спинку кресла, хмуро процедил дядя.
- Полагаете, я – трушу? – звенящим от обиды голосом спросил Митя, но удостоился в ответ лишь равнодушного взгляда – дядя смотрел на него так… как только что на свитских великих князей и это было… отвратительно.
– Тебе решать… - обронил дядя в ответ. – Хотя жаль. Бабушка была бы довольна.
Митю затрясло. Он знал, что сейчас дядя говорит вовсе не о той бабушке, с которой он еще утром пил чай в особняке Белозерских.
- В таком случае, собирайся. Думаю, отец давно тебя ждет. – и дядя поднялся. Мите не осталось ничего другого как вскочить.
Глава 4. Прощай столица, навсегда
Стараясь идти ровно и не пошатываться, Митя следовал за лакеем к выходу. В душе у него все онемело настолько, что он даже не боялся снова наткнуться на великих князей или на кого из свитских, волею дяди изгнанных из Яхт-клуба.
- Пст… пст… - свистящий звук заставил его оглянуться. Ротмистр Николаев выглядывал из-за двери робко, точно мальчишка, отправленный в комнату «подумать над своим поведением». – Димитрий! – ротмистр огляделся по сторонам и поманил Митю за собой. Не сдержав любопытства, тот подошел. – А вот его светлость… господин генерал… - еще раз оглядевшись, свистящим шепотом спросил Николаев. – Он из клуба-то только свитских выгнал? Про меня ведь не говорил?
- Мне кажется, он вас даже не заметил, господин ротмистр. – с усталым безразличием ответил Митя.
- Именно так-с! – тут же повеселел ротмистр. – Главное, в ближайшие недели ему на глаза не попасться, а там, верно знаю, его из Государственного Совета в отставку попросят.
Митя вымученно улыбнулся. Отставка, о которой сам дядя еще только догадывался, была уже доподлинно известна ротмистру. Вот что значит светский человек.
- Не иначе как к армии уедет, тут-то я снова и появлюсь. Мне без Яхт-клуба никак нельзя, я ж не Кровный, чтоб на меня милости государевы сами собой сыпались. – доверительно сообщил ротмистр.
Отставка, ссылка в отдаленную губернию, возвращение к армии… И впрямь, сыплются. Милости.
- Тогда, наверное, и свитские смогут вернуться. – вымученно улыбнулся Митя.
- Э-э, нет! Кто ж князя Белозерского ослушаться осмелится? С его-то… Кровной Родней.
- Так Сила Крови же выдохлась! – не удержавшись, напомнил Митя.
- Так это ж смотря чья Кровь! Этой… и выдохшейся хватит. – грустно пробурчал Николаев и тут же старательно приободрился. – Давайте прощаться, друг мой Диметриос! Счастливой вам дороги в эту вашу… губернию. - снова проявил осведомленность в чужих делах ротмистр. – Не печальтесь, и в провинции люди живут. Хотя как – не представляю. Главное, mon jeune ami, помните – коли желаете быть порядочным человеком: не пейте вин кроме французских, не покупайте икры кроме как у Елисеева… в этой вашей глуши ведь есть Елисеев? Ну и не ездите вторым классом, вот уж это вовсе гадость!
***
Отстукивая тростью по булыжникам мостовой, отец, в партикулярном платье, с портпледом подмышкой и саквояжем в руке, бодро взбежал по ступеням вокзала. Следом, также нагруженный, печально тащился Митя. Над шпилями вокзала трепетали флаги. Пестрая толпа – от мужиков в сермягах до дам и господ в элегантных дорожных нарядах – заполонила перрон: слышался шум, выкрики, бойко наяривал военный оркестр, и тут же все перекрыл рокот паровозного гудка. Митя на мгновение замер, засмотревшись на механическое чудо.
- Митя, ну где же ты? Поторопись, скоро отправляемся!
Митя оглянулся… Отец уже прошел вперед, и теперь махал ему… от выкрашенного желтой краской вагона. Желтого? Митя едва не выронил саквояж. От ярости у него перехватило горло. Отец взял билеты второго класса![9]
Глава 5. Неприятнейшее путешествие в пренеприятнейшей компании
- Так и будем всю дорогу молчать? – устало спросил отец.
- Ну что вы, батюшка. – с предельной вежливостью ответствовал Митя. – Как можно. Об чем бы вам желалось поговорить?
- Как я буду справляться с губернскими властями, ежели с собственным сыном управиться не могу?
- Не беспокойтесь, батюшка, я вовсе не собираюсь вас компрометировать. Обещаю быть покорнейшим из сыновей.
- О Боже, Боже… - лишь снова вздохнул отец, бездумно глядя то ли на мелькающие за окном квадраты полей, то ли на собственное отражение в темном стекле.
Вскоре поля, и без того едва различимые, утонули в чернильном мраке, лишь изредка вспыхивая тусклыми, похожими на мерцание гнилушек в болоте, огоньками деревень. Смотреть стало вовсе не на что.Навряд хоть кто-то подсядет на следующих станциях – тут, сдается, люди и вовсе не живут. Митя бросил разложенный портплед поверх вытертых цветов обивки вагонного дивана.
- Надо же, ты снял сюртук! – саркастически протянул отец. – Я уж думал, он для тебя как вторая кожа.
- Вам стоило только приказать, батюшка. – все также вежливо откликнулся Митя. – Быть может, вашему авторитету перед губернскими властями поспособствует, если я пробегусь голышом по вагону?
Отец молча отвернулся к окну. Митя удовлетворенно прикрыл глаза: он так и знал, что никому не нужен – ни бабушке, ни дядюшке, ни тем более отцу. Того волнует лишь собственная карьера! Он один в провинциальной пустыне, оклеветанный и униженный светом, оставленный семьей: совсем как Манфред или Лара в сочинениях лорда Байрона. «Nor to slumber, nor to die, / Shall be in thy destiny; / Though thy death shall still seem near / To thy wish, but as a fear; / Lo! The spell now works around thee, / And the clank less chain hath bound thee; / O'er thy heart and brain together /Hath the word been pass'd – now wither!»[10] Внутри разливалось жгучее чувство обиды, в своей мучительности даже… слегка приятное.
Герои альвийского лорда-поэта страдали хотя бы среди сияющих пиков гор и бездонных пропастей, а не в вагоне второго класса! Посмотрел бы он, как бы они вынесли подобную муку!Это уж был третий вагон, что они сменили в дороге, и каждый был хуже предыдущего. Нынешний и вовсе считался миксом: наполовину первый класс, наполовину – второй. Отец даже сказал, что уж теперь-то Митя поймет, как глупо тратить лишние десять рублев на каждого, если все равно вагон один и тот же. Микс оказался хуже всех: пах сладковатой древесной гнилью, и кренился на бок под тяжестью здоровенной вагонной печи, отделанной облупившимися изразцами. «Первоклассную» половину отгородило занавесями помещичье семейство с многочисленными детьми: видно их не было, зато слышно – превосходно. Разве что к ночи детские крики и слезливый голос гувернантки сменились сонным бормотанием. Четверо купчиков, отмечавшие некую удачную сделку, пытались вовлечь в свой праздник и отца, но натолкнулись на особенный «полицейский» взгляд и затихли. Зато повадились сбегать из вагона на каждой станции, добирая веселья в станционных буфетах. Сейчас с их диванов доносился раскатистый храп и тянуло омерзительным запахом кислятины.
- Предыдущая
- 8/77
- Следующая