Фабрика мертвецов (СИ) - Кащеев Кирилл - Страница 29

- Ооох! Вы зовете его Сандро! – Лидия прижала кулачки к губам, и уставилась на Митю восторженным взглядом. – Какой он?

- Представлен – не значит, знаком. Мало ли в Петербурге таких… представленных. – вдруг неприязненно пробурчал Ингвар.

- Ах, что вы понимаете! Мы-то тут великих князей не видим! И ничего не видим! Я даже выезжать еще не начала, а ведь мне уже семнадцать. Маменька еще опрошлогодь обещалась меня вывозить, а папенька вдруг решил, что я должна дождаться Зинку и Адку. – в голосе Лидии звучала глубочайшая обида.

- Я говорила маменьке, что вовсе не хочу выезжать в свет. – сухо бросила Ада.

- Меня балы тоже не слишком интересуют. А вот на гонки автоматонов хотелось бы поглядеть! – бодро объявила Зина.

- Вот и сидели бы обе дома! – чуть не взвизгнула Лида. – Из-за вас двоих мне даже туалетов не нашьют!

«Туалетов шить больше, зато приемов давать меньше. У господина Шабельского, сдается, с деньгами худо – иначе не пришлось бы выводить дочек в свет… оптом!» - весело подумал Митя. – «А ведь если я тут останусь… мне на этих приемах бывать». Стало грустно и злобно как-то.

- Даже по дебютному платью для каждой в Петербурге сшить весьма недешево. – вслух посочувствовал он.

- Но… мы будем шить тут, в Екатеринославе. – пробормотала Лидия.

- О! Тогда какая разница, все равно ерунда выйдет. - рассеянно ответил Митя… и тут же спохватился так натурально, что чуть сам себе не поверил. – Ох, простите, ради всего святого, я был груб! Но право, не знаю, что я стану делать, когда вырасту из нынешнего гардероба… я ведь еще расту. – он улыбнулся смущенной мальчишеской улыбкой (три месяца ежедневных тренировок перед зеркалом). – Стыдно признаться, совершенно ничего не понимаю в одежде. Нужды не было: просто знаешь, что верхнее платье надо заказывать у «Генри», перчатки – у «Бойе – Сарда», а мыло – у «Вильямса», и все будет безупречно, хоть сейчас к государю на прием. А здесь… увы, требуется обладать истинным вкусом, чтобы заставить здешних портных сшить… мало-мальски приемлемую вещь. Ваша Одарка мне тут свежую сорочку нашла… когда придут сундуки со станции, я бы хотел возместить ее любезному хозяину утрату. Я взял изрядный запас в мастерской «Калина» - многие ставят его даже выше, чем «Генри»!

- Не трудитесь. – сквозь зубы процедил Алексей. – Я был рад помочь…

Фраза казалась неоконченной, так и напрашивалось продолжение «…сдохнуть в муках!»

- Ох! Благодарю вас, Алексей. Такая… приличная… - Митя оттянул ворот сорочки, будто тот ему чудовищно тер.

Боль вспыхнула следом за скользнувшим по шее пальцем. Опоясала горло, стиснула безжалостным захватом. Митя судорожно сглотнул – и из груди вырвался сдавленный хрип, тут же сменившийся лающим кашлем.

- Вам помочь? – Зинаида привстала со скамейки… и крепкий кулачок ее нацелился огреть Митю меж лопатками. Он едва успел увернуться.

- Нет… Спасибо… - прохрипел он, хватаясь за шпалеры, чтоб устоять на ногах – каждое слово с трудом проползало сквозь горло, точно обдирая там, внутри, свежую, кровоточащую рану.

- Быть может, воды? – обеспокоилась Ада.

- Благодарю… Я… отлучусь… ненадолго… простите… - перхая кашлем, выдавил Митя – впервые в жизни он ненавидел светские условности! И чуть не бегом кинулся по дорожке к дому, слыша как Алексей цедит ему вслед:

- Это манера такая теперь в Петербурге, барышень слюной обрызгивать?

- Алексей, как вам не стыдно! – горячо вмешалась Ада. – Ему же плохо!

- Демонстрировать свои недомогания обществу – вот что плохо. – удовлетворенно возразил Алексей.

Ничего… Он все щеголю припомнит… Потом…

Митя сомкнул руки на шее в замок – сама голова держаться ровно отказывалась, все время клонясь к плечу. Сдается, мертвяк из рощи что-то ему все же повредил… а судя по ощущениям – все! И челюсть сломал, и кадык раздавил, и позвонки расплющил! Ковыляя как древний старик, Митя вскарабкался на подъездное крыльцо, ввалился в переднюю дома. Вокруг было пусто, из челяди – никого, не иначе на кухне барский обед доедают. Поскуливая от боли, Митя навалился на подзеркальный столик ростового зеркала, сплюнул заливающую рот слюну в вазу с цветами, и выдернув булавку с навершием-серпом, рванул шейный платок.

В полумраке собственное отражение казалось темным силуэтом –пришлось придвинуться к стеклу близко-близко. Митя с трудом приподнял голову – на миг в глазах потемнело, так что пришлось вцепиться в раму, чтоб не упасть, и он наконец увидел. Темную, почти черную набухшую полосу поперек шеи и кровавые ссадины там, где впивались когти мертвяка.

- Вернулось…

На попытку заговорить горло откликнулась новой волной боли. Митя согнулся, тяжело, с всхлипом, дыша.

Теперь отец уж не скажет, что нападения не было! Пошатываясь, Митя побрел к курительной, куда обычно после обеда перебираются мужчины – благо, комнату он приметил во время краткого тура по усадьбе. Тканный шерстяной ковер на полу глушил шаги. Голоса он услышал еще на подходе. Из распахнутой двери потянуло сладковатым трубочным дымком и голос Шабельского сказал:

- Однако же сынок ваш видел мертвяка в роще. Вроде бы тот даже на него напал. Вот и выходит, что убийство тех двоих не умышленное, а вовсе случайное! Попались нежити: что ж тут поделаешь, горе, конечно же, однако все под Богом ходим.

- Случайное убийство, дорогой мой Родион Игнатьевич – это когда скокарь с блатыкайной на хазе хабар не поделят, вот он и даст ей с пересердья «хомкой» по башке, а она брык – да и с копыт. – проговорил отец тоном ученого-энтомолога, читающего лекцию в столичном университете.

- Простите? – послышался удивленный голос Штольца.

- Скокарь – грабитель, блатыкайна – скупщица краденного, вот когда они цену за награбленное не поделят, убийственные казусы и впрямь… случаются. – пояснил отец. - Я бы тоже предпочел, чтоб никакого убийства не было. Ограничился бы суровой выволочкой уездным полицейским, а сам занялся имением. Но, увы! Мертвяка, с которым встретился мой сын, просто не был… - отец осекся. Помолчал мгновение и продолжил. – Пережитое нами на станции нападение, возможно, слишком сильно повлияло на юное воображение… и встретив в роще какую-то мелкую нечисть, Митька принял ее за умруна. Иначе куда бы мертвяк делся? Мертвяки, в отличии от домовых или леших, к бесследным исчезновениям на глазах публики не приспособлены. И не стремятся – будь там и впрямь умрун, он кинулся бы на нас. Да и что у вас тут, мертвецы толпами бродят? Они б уже полуезда выели – тогда местные власти под суд отдавать надо!

Кто-то в кабинете нервно вздохнул – не иначе, господин уездный исправник.

 - Упаси Бог, Аркадий Валерьянович, у нас тихо! – уже знакомо откликнулся Шабельский.

- У страха-то глаза велики. – с легким смешком подтвердил Лаппо-Данилевский. – Петербургскому жителю даже лесного нечистика встретить – изрядное потрясение, вот юноше с испугу и померещилось.

- Да еще этот доклад жертвы о состоянии железной дороги… - после недолгого молчания пробормотал отец.

- Что за доклад? – немедленно и шумно заинтересовался Шабельский.

На слова о Митиной трусости отец возражать не стал. Митя стиснул кулаки так, что ногти, отросшие с последнего ухода в салоне Генриха Делькроа, впились в ладони. Он не сомневался, сынок Лаппо-Данилевского скоро узнает, как столичный гость принял простого нечистика за беспокойного мертвеца. И немедленно воспользуется этим для Митиного уничтожения! А ведь он только начал сам уничтожать местного щеголя! Отец всегда… все беды от него! Не заботясь, слышат его шаги или нет, Митя ринулся прочь. Дубовые ступеньки скрипели под ногами – будто вскрикивали. Он пронесся вверх по лестнице, ворвался в отведенную им с отцом комнату и тяжело привалился к двери. Что же ему делать?

Глотать невыносимо больно, оттого желание сглотнуть становилось просто нестерпимым. Все же показать отцу? Нет! Он не желает ничего доказывать человеку, который вот так легко, парой слов отдал его на посмешище врагу. Мысль о том, что отец просто не мог знать о вражде с Алексеем, мелькнула и исчезла. Отец не должен сына позорить! И увозить силой в глухую деревню, только потому, что ему, видите ли, не нравятся образцы, на которые Митя равняется в деле светского обхождения. Еще бы нравились, ведь отец сам – провинциальный дикарь! Полицейский, крапивное семя! Ненавижу! Из горла Мити вырвался то ли хрип, то ли стон… и его снова согнуло от боли.