Следователь и Колдун (СИ) - Александров Александр Федорович - Страница 48

— Так вы мой коллега! Ну надо же! За это нужно всенепременно…

— А, господин Матик! — Гузлик важно кивал головой, — знаем, знаем… Суръезный человек!.. А теперь жабры… И вот этой травки ей в брюхо — для запаху…

…К тому времени как щука была готова, вся троица была уже не вполне транспортабельна, однако кулинарный талант господина Гузлика оценила по достоинству.

— М-м-м! Фот это фа! Фкуфнейфая фефь, фто я ел!

— О-о-о!..

— У-у-у!..

Под самогон и стоны блаженства щука была уничтожена до косточек, после чего Фигаро пришла идея выкупаться в озере. Гастон горячо поддержал следователя, и даже помощник старосты, поохав, что, мол, дурная идея, господа хорошие, полез, в конце концов, в воду.

…Лучи утреннего солнца, пробившиеся через полог листвы, осветили следующую картину: на берегу догорал костер, в пепле которого еще можно было обнаружить обломки щучьего хребта, а в нескольких шагах от заметно покосившегося шалаша на земле спала троица: Фигаро, обнявший пустую стеклянную бутыль, Гастон, на носу которого подсыхали клочья бурой озерной тины и Фанфурий Гузлик, строгостью позы (он лежал на спине, аккуратно сложив руки на груди) напоминающий покойника. «Покойник» шмыгал носом и нервно подергивал ногой — очевидно, помощнику старосты снилось что-то беспокойное.

— … о-о-о-х, Фигаро… Неужели на утро ничего не оставили?

— М-м-м-м… Вообще ничего, друг мой… Ох, как же голова болит… Поверить не могу: бутыль же была — на роту солдат хватит! Когда мы ее приговорили?

…У шалаша, опираясь на ствол молодой березки, стоял Фанфурий Гузлик. На лице помощника деревенского старосты застыли смиренье и тоска.

— Э-э-эх… Господа… Господа, могу я, наконец, уточнить: имею ли я честь видеть перед собой достопочтенного господина Фигаро, следователя Деперт… Депурт… Колдуна?

— Я Фигаро, да, — следователь вяло удивился, — а, простите, любезный, как вы…

— Слава небесам… — Фанфурий закатил глаза и испустил сиплый вздох облегчения. — Слава тебе, святый Горний Эфир и чуры-охранители… Если бы Бровар узнал, что я с каким-то встречным-поперечным его гостинец вылакал… Ох-ох-хо… Хм… Значицца, господин-колдун, послали меня к вам вот по какому делу: беда у нас в деревне приключилась. Да такая беда, что только колдун и надобен… Кстати, коли вы, господа хорошие, прямо сейчас соберетесь, то аккурат через часик похмелится успеете — ужо я озабочусь…

Деревенька Топкая Паль привела следователя в экстатический восторг.

Пятьдесят домишек сокрытые от мира в лесном разлоге надвое рассекаемом маленькой речкой (даже, скорее, ручьем), Топкую Паль даже и деревней-то назвать было сложно; такие места в Королевстве было принято называть «селениями». Однако все хатки были аккуратно выбелены, дерн и солома на крышах, похоже, регулярно обновлялись, а плетеные оградки стояли ровно и были украшены развесями вполне канонических расписных горшков. Здесь было несколько огородов, однако же куда больше огромных деревянных рам, на которых сушились выделываемые шкуры, почерневших от сажи коптилен и так называемых «холодных ям» — сухих погребов где годами выдерживалось специально обработанное мясо, местный деликатес. В общем, это была самая обычная охотничья деревенька, коих в окрестностях Нижнего Тудыма пруд пруди.

— Мы сперва в город гонцов отправили, — рассказывал Фанфурий по дороге, — да только там сказали, что почтенный господин Фигаро отдыхают в лесу. А я и спрашиваю: где, в каком? В общем, быстро укумекал, что где-то на Паленых озерах вашсиятельство пьянствуют, то бишь, почитай, рядом с нашей Палью.

— Ага… — Фигаро, расстегнув рубаху, пыхтел, обмахиваясь листом лопуха. — Кстати, объясните мне, любезный: почему у вас тут все такое… м-м-м… паленое? Деревенька ваша — Паль, озера — Паленые…

— А, — махнул рукой Фанфурий, — так это ж еще с тех времен повелось, когда в этих местах углежоги жили. Потом ушли куда-то… а, может, и не ушли — всякое болтают… А названия, вот, остались. Тут еще есть Паленая Слободка, Жженые хутора, Копченый ручей…

Выслушивая все эти жжено-паленые названия, следователь лишь рассеяно кивал, внимательно изучая деревню, к которой они подходили. Не похоже было, чтобы Топкая Паль бедствовала: амулетов над дверями ровно столько, сколько надо, двери-окна не заколочены, «бережных кругов» — следов проведения ритуалов защиты от Других существ не видать, кладбище — маленькое и аккуратное, с белеными оградками и ухоженными могилами — тоже в порядке: земля не разрыта, кресты не поломаны, одним словом, мертвецы мирно лежат в своих домовинах, не тревожа сон честного люда. Правда, венки из цветов и разноцветных лент на всех перекрестках и калитках, но это, как раз, в порядке вещей: тут недавно играли или только собирались играть свадьбу.

…И все же было что-то еще, какой-то тонкий эфирный смрад на самой границе восприятия, похожий на призрачную вонь жженой бумаги. Здесь не так давно творили колдовство, темное, дурное колдовство, которое, впрочем, не почти не оставило следов. Почему? Любопытно, очень любопытно… «А хорошо, что Гастон со мной», довольно подумал следователь.

…По возвращению Фигаро из столицы первым к нему в гости наведался именно зам. городского головы. Они выпили, посудачили о том о сем, и тогда Гастон вдруг попросил следователя выдать ему рекомендательное письмо в ДДД, которое Фигаро уже несколько раз шутливо обещал администратору.

Фигаро растерялся: разумеется, он, как старший следователь, имел право выдавать подобные документы. Но что, черт побери, сподвигло немолодого уже Гастона на столь внезапную перемену деятельности?!

Зам. Матика, немного помявшись, в конце концов, признался, что, на самом деле, уже давно мечтает стать «полноформатным» колдуном, да только никак не может найти в себе храбрости подать заявку на специальные подготовительные курсы. «Понимаете, Фигаро, — краснея и смущаясь бормотал Гастон, — у меня с детства с колдовством нелады: вроде бы и умею чего-то, а так чтобы по-настоящему… Таланта, что ли, нет… Вот если бы вы направили меня к кому-нибудь из знающих людей…»

Фигаро, недолго думая, выдал администратору направление к самому Стефану Целесте, снабдив его сопроводительным письмом, суть которого вкратце была такой: уж если уважаемый магистр не так давно достаточно вольно обошелся с ним, Фигаро (имелось в виду, разумеется, недавнее расследование в Академии Других наук по итогам которого Мерлин, Артур Зигфрид-Медичи, превратил одного своего старого знакомого в вешалку), то он, разумеется, может оказать ему, Фигаро, ответную услугу, и выяснить, что за проблемы у Гастона с колдовскими способностями.

Матик, городской голова, отреагировал на действия своего первого зама довольно бурно, однако препятствий тому чинить не стал. «…если ты, Гастон, станешь колдуном — отлично! Мне колдун позарез нужен, особенно после того как Фигаро упек Метлби на Дальнюю Хлябь. Но если ты, скотина, вздумаешь улизнуть, я тебя и в Академии найду, а как найду, так не обрадуешься!»

Гастон уехал в начале апреля и вернулся в первых числах июня — сияющий аки майская роза, в новом пальто, модных остроносых туфлях и газовом шарфе-«удавке» на шее. Источая запахи одеколона, дамских духов и дорогого коньяка он тут же вывалил следователю все что с ним случилось за время пребывания в Столице. Его рассказ, правда, наполовину состоял из историй ухлестываний старшего администратора за столичными кралями, но и в колдовстве, как оказалось, Гастон достиг небывалого прогресса.

Стефан Целеста подошел к просьбе Фигаро так же, как и к любому другому своему начинанию: с предельной обстоятельностью. Он отдал Гастона в заботливые руки Савелия Качки, магистра трансформации и медицинской алхимии, а тот, в свою очередь, пропустил несчастного администратора через такое количество всевозможных тестов, что к концу их серии бедняга едва ли не ползал на карачках. Однако же проблема «колдовского завтыка» Гастона была найдена — нечто вроде «слепого пятна» на ауре. «Вещь редкая, но не из тех, что встречаются раз в сто лет», как выразился Качка, после чего заместителя Матика подвергли эфирной перегрузке, которая вызвала у него контузию средней тяжести, потерю сознания и, как следствие, полное исцеление. На языке Качки эта процедура носила название «прожигания каналов».