Рыжик (СИ) - Ионов Павел - Страница 18

У меня теперь и остатков свободного времени больше нет… Все хотят свой портрет. Домой отправить…

Интересно, это Маша училась или это наше совместное творчество?

Перед нашим отправлением на фронт, в полк прилетел комдив сотоварищи.

Построили полк. Все толкнули речи. Дольше всех заливался комиссар с ромбом в петлицах. Бригадный комиссар целый.

Партия Ленина- Сталина, разгромим врага и так далее… Кроме трескучих фраз никакой конкретики.

Наконец и он заткнулся. Стали награждать народ. Командир получил Красное знамя! Наши остальные шесть лётчиков Красные Звёзды! Я все ладошки отбила, хлопая! Они заслужили! Я б вообще Героев бы им дала! Весь старый состав наградили орденами.

А потом почему-то вызвали и меня…

Ого! Медаль «За отвагу»!

Оказывается, командир подал представление на меня за уничтожение фашистов и угнанный самолет.

Я стояла перед строем вся красная, пока зачитывали про мои подвиги. Какие подвиги-то? Со страху же всё и со злости получилось… А тут медаль…

Комдив сам прицепил медаль мне на грудь. Ему по ходу по приколу было меня в краску вгонять…

После меня ещё несколько человек наградили.

А потом нас фотографировали. Всех вместе и каждого награжденного по отдельности. И меня тоже сфотографировали, с новенькой медалью.

Хорошо, что я до этого успела съездить в город. Сапоги супер просто получились! Очень удобные и лёгкие. Дорого за них сапожник взял, правда, но за такую вещь не жалко.

На следующий день привезли уже готовые фотки. Я просто Мисс Вселенная! Никак не меньше! Красивая, стройная! В военной форме с медалью! Аж самой понравилось.

А после обеда мы вылетали на фронт…

Я периодически летала. Возила то особиста по делам, то ещё что. С каждым днём шторьх мне всё больше и больше нравится! Очень сильная у него механизация крыла. И с опущенными закрылками при сильном встречном ветре можно чуть ли не вертикально взлетать! С места! Ну и садиться тоже можно. Футбольного поля ему за глаза хватает…

А недавно в штабе дивизии до меня докопался какой-то тип в форме политрука и в очках. Корреспондент «Комсомолки» оказался. Написать обо мне захотелось ему, видишь ли. Типа он специально приехал, чтоб обо мне написать. Ну да… Конечно… Так я и поверила. Бабу просто красивую увидел, вот хвост и распустил. Я отмазывалась, как могла… И занята, и лететь скоро.

Так он до комдива дошел! А тот мне просто приказал…

Вот и сижу, рассказываю. А тот аж язык высунул, как строчит. Несколько раз щёлкнул на фотоаппарат. Хотел ещё и возле самолёта, но я категорически была против! Примета есть плохая, фотографироваться перед полётом… Вот после полёта можно возле самолета фотографироваться. А ДО полёта — нельзя! И комдив тоже всё это подтвердил. Хороший он все-таки дядька. А ведь другой мог и приказать просто… Отмазалась, короче…

Фашисты снова прорвали фронт. Мы отступаем, пришлось передислоцироваться опять. Стоим теперь в деревне какой-то…

Небольшая такая деревня. Домов двадцать всего. Ну и поле сразу же начинается. Мужиков почти нет. В армии все. Только три старика осталось ну и мальчишки ещё…

А сегодня меня чуть не сбили.

Лечу из дивизии, везу газеты, приказы, ещё интенданты что-то загрузили. В стороне, вижу, летит самолёт. Наш ЛаГГ. Пролетает мимо, разворачивается и в хвост мне заходит. Дурной что-ли совсем? Звёзды же на крыльях. Я по рации его зову, молчок. Или нет рации или не слышит. Я и крыльями качаю, и хвостом кручу. Нет. Стреляет… Я скольжением ухожу и снижаюсь. Ору ему по рации:

— ЛаГГ не стреляй, я своя!

Не слышит. Опять заходит.

Страшно то как! Иду на бреющем, а тот лупит длинными очередями. И сбежать я не могу. Он быстрее меня в три раза. Хорошо, что тяжёлый он, я успеваю отвернуть.

Да где ж твои глаза, урод? Звёзды же большие! Куда же ты стреляешь, козёл слепошарый?

Были бы у меня на самолёте пулеметы, я бы ему в ответ очередь засадила! Наберут же придурков по объявлению…

Опять уворачиваюсь. Почти… Зацепил левое крыло. Но вроде не критично. Опять заходит. И до аэродрома мне далеко ещё…

Оп-па! Не стреляет! Никак патроны расстрелял все? Пролетает мимо. Я грожу ему вслед кулаком…

Улетел, слава богу…

Приземлилась дома, а сил вылезти из самолёта совсем нет. Отходняк навалился. Аж жопа в трусах вспотела, не говоря уж о спине. И волосы все мокрые…

Распахивается дверь… Петрович…

— Дочка, ты как? Случилось что?

— Нормально я, Петрович… Крылышко немножко прострелили…

Отстегиваюсь и выползаю из самолёта.

Бляя… Чуть свои не завалили… Потряхивает ещё…

Петрович осматривает крыло. Смотрю тоже. Три дырки… Повезло мне ещё…

— Ерунда, обшивку только. Через час как новенькое будет. Где фриц-то прихватил?

— Если бы фриц… Свой стрелял…

— Как свой???

У Петровича охреневший вид.

— Вот так… ЛаГГ с цифрой четырнадцать на борту…

Петрович срывается и куда-то убегает. Я тоже потихоньку иду докладывать о прибытии.

В штабе меня уже встречают. Кроме командира с начштаба и особистом ещё и Петрович там. Доложила, как всё было.

Обещали разобраться…

Оказывается, в газетах, что я привезла, была статья обо мне и фотография. Фотка, в отличии от статьи, понравилась. Стою я такая, вся целеустремленная, куртка распахнута и медаль видно. Мне персонально одну газету задарили.

А в статье корреспондент наврал много. Из правдивого лишь то, что я дочь погибшего лётчика и что угнала немецкий самолет…

Называлась статья «Рыжик». Я ему не говорила, наверное комдив подсказал моё прозвище.

Комполка и особист куда-то уехали. Вернулись уже под вечер.

Опять вызвали меня. В штабе с ними был ещё и подполковник-лётчик. Перед ним на столе лежит знакомая газета. Докладываю.

— Ты на шторьхе сегодня летала? — это подпол меня спрашивает.

— Так точно! — отвечаю.

— Кто тебя атаковал?

— ЛаГГ, бортовой четырнадцать…

— Ну ссученок… — аж прошипел подпол.

Короче, мне подогнали кучу всяких вкусняшек. Типа отступные. А сами потом коньяк пили… Ну и где справедливость? Стреляли в меня, а пьют они…

Обиделась и ушла спать.

Утром я чувствовала себя звездой эстрады на пике популярности. Хоть прячься…

После завтрака сбежала к самолету.

И ОХРЕНЕЛА!!!

На левом борту красной краской с белой окантовкой идёт красивая надпись:

Сегодня дядя Ваня меня сношал! Как он меня только не имел! Никогда бы не подумала про него такое! Он орал на меня матом, обзывал безголовой курицей и тупой овцой! Грозился выгнать меня из армии в детский сад! И выпороть ремнём!

А я стояла понурившись и молча кивала головой, соглашаясь с ним.

Да, я тупая овца и безмозглая курица. Да, конечно же, я дурочка малолетняя. Да, я безответственная эгоистка и о других совсем не думаю.

Только когда он заявил, что отстранит меня от полётов, я начала лепетать свои оправдания и всё обещала исправить.

— Сейчас же садись и пиши! Вот тебе листок, вот карандаш. Пиши давай!

Надо же! За столько времени ни одного письма не написала! Бабушка там с ума за внучку сходит, а внучка и в ус не дует!

— У меня нет усов, — видя что гроза утихает, возразила я.

…Лучше б я молчала в тряпочку!

Дядя Ваня завёлся по новой! Я пригнула голову и быстро начала царапать письмо.

«Дорогая бабушка. Пишет тебе любящяя тебя внучка Маша. Ты прости, что так долго не писала тебе…»

— А ты куда прёшься? Видишь, я занят! — вызверился дядя Ваня на какого-то заглянувшего в штаб бойца так, что тот пулей вылетел обратно.