Цепи грешника (СИ) - Волков Александр Мелентьевич - Страница 44

Когда Бруна завязала последнюю лямку платья, со стороны Уильяма резко звякнули цепи.

О том, что Уильям имел недюжинную силу, мы вспомнили только тогда, когда он простонал сквозь зубы, и со всей мочи натянул цепи, разорвав звенья. Бруна ойкнула, резко развернулась, и нелепо схватилась за рукоятку ножа двумя руками. Уильяму заклятие плит было нипочем.

— Лучше не надо, девочка, — сердито проговорил Уильям. — Я не хочу делать тебе больно.

— А мне все равно! — смело взвизгнула Бруна, а сама трусилась от страха, и нож держала дрожащими руками. — Я и тебя заколю! — угрожающе насупилась, но пошевелиться не могла.

За окном ослепительно вспыхнуло, а затем раскатисто громыхнул взрыв. Стены дрогнули, шторы всколыхнуло, с потолка посыпалась каменная крошка, а Бруна чуть не упала. Послышался мерный бой осадного барабана. Грешники, похоже, нашли его за стеной, и решили воспользоваться.

Взрыв — не самое страшное, что я услышал. Страшнее оказался мерный звон поющего меча, доносившийся с улицы, и напоминавший звук от прикосновения к поющей чаше. Все же, меч был здесь. Его универсальность давала владельцу огромное преимущество в ближнем бою. Поющий меч — нечто вроде музыкально инструмента, издающего мелодичный звон при каждом взмахе. Зная определенные комбинации, можно было играть мелодии небесной красоты, и вызывать страшные разрушения, совмещая их с атаками в ближнем бою.

До, ре, ми — я отчетливо услышал эти ноты, когда некто трижды взмахнул поющим мечом. На долю секунды замерло все, цвет покоев изменился, став напоминать негативный фотоснимок. Как только мир окрасился в нормальные краски, послышался каскад пугающих предсмертных воплей.

— Изабэль, — напряженно произнес Таламриэль. — Скорее, Уильям! Освободи нас! Она маг времени, и если разгуляется, тут не останется камня на камне!

Уильям бросился к нам, и, к счастью, успел разорвать наши оковы до того, как в ушах зазвенело от очередного взрыва. Напряженное лицо Уильяма отпечаталось у меня на сетчатке как фотография, по щекам россыпью ударили мелкие камни и на зубах заскрипели песчинки. Когда меня швырнуло в сторону, крик Бруны эхом раздавался в голове.

Ощущение падения с крыши, смачный шлепок об пыльную землю, мутная картинка огромной горы перед глазами. Но это оказалась не гора. Статуя Алландела громогласно рухнула на бок, подняв непроглядное облако пыли. Это же сколько дури надо меть, чтобы снести такую махину? У меня сердце от удивления сжалось.

— Давай! — крики Уильяма доносились до меня будто из-под воды, протяжно и глухо. Уильям поднял меня на ноги. — Это твой шанс!

Помните, как вас грузили какими-нибудь задачами после пробуждения? Я чувствовал себя так же. Рассеяно взглянул в указанную Уильямом сторону. В проломе стены, за пределами крепости, перед армией грешников стояла Изабэль, казавшаяся на их фоне хрупкой хрустальной вазой. Вокруг нее в лужах крови валялись разрубленные грешники, и в целом картина напоминала дурной урок анатомии: кишки, испачканные грязью, расколотые черепа, ополовиненные головы с остатками мозга в чаше черепной коробки.

На Изабэль с жутким воем бросилось около пятидесяти разномастных грешников. Она была непреклонна, вытянула меч в сторону правой рукой, затем резко повернув лезвие и исполнив филигранный режущий выпад. Изабэль исчезла, оставив след в виде размытого силуэта с распущенными крыльями, меч зазвенел, и мир вновь стал негативной фотографией. У меня защемило в груди, и я шумно вдохнул, затаив дыхание, будто бы у меня на глазах внезапно сбили собаку.

Я и глазом моргнуть не успел прежде, чем обрубки грешников вздыбило в воздух вместе с землей мощной ударной волной. Комья чернозема и грязь смешанная с окровавленной плотью шлепалась на землю, Изабэль оросило кровавым дождем, и она болезненно расхохоталась. Ее платье выкрасилось в алый цвет, влажным компрессом обхватив рельефную спину. Идеальный момент для высвобождения силы и скрытого нападения.

Рота ангелов занималась грешниками. Южнее от Изабэль они обменивались друг с другом заклинаниями: стены почернели и покрылись сколами от взрывов огненных шаров, и дрожали от цепочек ослепительных взрывов, из зубцов выбивало куски ветряными копьями, до ушей доносился звон стали и яростные крики берсерков.

"Бесчестно бить из тени", — мне вспомнились слова Галахада, но в этом бою хороши любые средства.

Я бы напал на Изабэль, если бы не услышал позади себя жалобный стон и крики Бруны: "Кто-нибудь, помогите!"

Оглянулся. Храм стал похожим на огрызок, шаткий и хрупкий, с большой дырой вместо пола. Обломанные стены с грохотом косились в центр остатков здания, и в любой момент могли обрушиться, завалив яму доверху. Бруна была там, скорее всего придавленная обломком, и не могла выбраться.

Если бы мама в детстве не заставила меня помочь мальчику, который упал и подвернул ногу, я бы бросил Бруну. Но мне сызмальства растолковали что такое хорошо, а что такое плохо. "Помогай всем, кто беспомощен и если это не в угоду зла" — говорила мама. Пусть при встрече с Машей в Антерре я пытался сопротивляться этой морали, строя из себя плохого парня, но от воспитания и природы не уйдешь.

Уильяма отправлять нельзя. Если его завалит — он труп. Единственный, кто мог выдержать — я.

— Бегите, — велел я Уильяму. — Бери Барвэлла с Тамом, и валите отсюда!

— Ты с ума сошел?! — вскинулся Барвэлл. — Другого шанса может не быть! Сейчас Изабэль ничего не увидит! Ты прихлопнешь ее без труда и одним махом! Общее дело важнее!

— Если я нападу на Изабэль, то девчонка умрет под обвалом. Ты бы дал ребенку погибнуть? — хмуро возразил я. — Я не могу.

Барвэлл замолчал. Дальние вспышки взрывов отражались в его глазах, и он не смог найтись с ответом.

Я надеялся успеть все сразу, и сломя голову прыгнул в яму, приземлившись на бетонный пол подземного этажа. Бруне повезло — она упала в естественный желоб, но ее так прижало большим обломком стены, что выбраться она никак не могла. Толкалась изо всех сил тонкими руками, тяжело дышала, стонала, и всхлипывала от беспомощности.

Хорошо, что я не отправил Уильяма. Он бы в жизни не поднял такую тяжесть, а вот я вполне мог.

"Ты круглый идиот, — явился внутренний голос. — Если бы существовала премия Дарвина, то ты бы стал первым номинантом. Кто тебе эта девка? Тебе мир спасать надо, бабу свою, а ты занимаешься пустыми геройствами".

"Пошел ты", — нагрубил я, но был рад его слышать.

"Ты рад мне, и я это знаю".

Перевоплощение оказалось не таким болезненным как обычно. Тело постепенно приспосабливалось к метаморфозам. Я вцепился в край обломка, и без труда поднял его, дав Бруне возможность выползти.

Как и ожидалось, стены рухнули в яму, и в последний момент я схватил Бруну, заметив проход неподалеку и рванув в него что есть мочи.

Мы влетели под высокие сводчатые стены вместе с облаком пыли, и Бруна закашлялась, содрогаясь у меня в руках. Она увидела мое лицо, и остолбенела на манер восковой фигуры. Расширенные глаза, полные ужаса. Я отпустил ее, она плавно сделала пару шагов назад, и произнесла:

— Как ты сюда попал….

— Если бы не я, ты бы сдохла, неблагодарная баба, — грубо ответил я. Она не узнала мой новый облик.

— Т-ты же он, — и она указала на статую в конце зала. Статую, которая выглядела так, как я сейчас. Страшные пустые глаза, длинные когтистые руки, и оскаленная клыкастая пасть.

Я дар речи потерял. Статуи было всего три. Первая — моя, статуя Мортуса, вторая Алландела — ангела, чье лицо закрывала маска, а третья, центральная — статуя Маши с шестью крыльями, которая держала в ладони надкусанное яблоко.

Это вообще как?

— Храм Алландела возвели над подземным святилищем Трех творений, господин, — осторожно пояснила Бруна. И да, существовала у ангельских дев еще одна особенность. Они становились до смерти покорны тем, кто спасал им жизнь. Возможно, такой выход из абьюзивной любви даровала им природа, но обычно никому не позволяли их спасать. Ох, несладко же Бруне придется, когда она увидит меня человеком.