Сердце Аспида: Жена поневоле (СИ) - Ермакова Александра Сергеевна "ermas" - Страница 2

— И это дело не только тебя коснулось, — пробурчал княже, так и не дождавшись от меня вразумительного ответа. — Кого запросит Аспид, ту и отдают, — шапку княжью снял, волосы густые взъерошил. — Младшую дочь Усольцева, Южанку ещё прошлым летом забрал. Среднюю Ладыжского весной. Старшую Морозовского, пару лет назад. Боярских десятками забирал. Чего уж там… смерды сами своих за радость отдать…

— Нечестно это батюшка! — взвыла в расстройстве девичьем. — Я же так этого дня ждала. Женихов, игры, испытания, а потом свадьба с избранным…

— Да-да расскажи, навешай лапши на уши, — устало отмахнулся батюшка, вновь шапку на голову нахлобучив, — ведомо мне, что ты уже сговорилась со Светозаром.

Замерла я возле двери в смятении и смущении праведном. Как князь прознал о том? Мы же не светились с княжичем. Я не позволяла вольностей, да и он скромен был. Видились только при нянечке и Микуле, но в них я была уверена, как в себе.

Кто ж такой подлый, что батюшке всё рассказать успел?

— И он, как по мне, — княже с постели встал, полы опашень одёрнул, — не самый достойный из…

— Но батюшка, — слёзно застонала, — так ведь сердечку не прикажешь. Бьётся оно по Свету, что поделать? Сердцу не прикажешь!

— Глупости это, — отмахнулся князь. — Сердцу, может, и не прикажешь, зато заткнуть можно, — рассудил холодно. — Ибо есть ещё слово Аспида, и как раз его никак не обойти!

Глава 2

Вольха

— Но ведь не наша очередь! — напомнила я. — Княжество Муромское должно было невесту давать.

— Тут дело не в очередности, а в обязательствах, — остановился напротив меня батюшка.

— А причём тут я и обязательства? — озадачилась.

— Мы не нарушаем уговоров. Они мир в земли несут. И уговор ещё с отцом Дамира — самый дорогой и ценный. И, ежели по чести, берут они за это малую цену: несколько дев да провизии по требованию. Разве ж это много в сравнение с тем, сколько мы теряли, когда были войны и распри? Когда нас Аспиды нещадно палили? А теперь у нас мир, процветание…

— Отдать единственную дочь на поругание чудовищу — малая цена?! — ахнула я, меня повело от суждений батюшки. Хотя до сего сговор отца Дамира и моего прадеда не осуждала во всеуслышание да и вообще не особо о нём думала. Принимала как должное. Требовали Аспиды провизии — княжества сбор общий делали, кто что может. А надобна невеста — говори, кого отдать!

И как-то раньше меня не волновало, куда пропадали прошлые девицы, хотя люд уверен был, что Аспид их попросту сжирал.

— Бабы, — в сердцах махнул князь. — Всё перевернёте, что бы ни сказали вам. Есть у нас долг огромный перед Дамиром ЯровскИм! И мы обязаны его вернуть. Так что, как бы ни было то больно, тебе придётся быть с ним!

— Вот так? — выдохнула опустошённо, до конца не веря, что судьба моя решена. — Отдашь?

Князь ступил ближе, я было шарахнулась, но батюшка успел моё лицо в ладонях своих крупных и грубоватых придержать:

— Вольха, доченька, молю, не глупи, — во взгляде скользнуло горькое сожаление. — Смирись, нести тебе это бремя, кабы я ни любил тебя, кабы ты заненавидела меня, а понять должна. У нас люда много, земель… и нам нельзя в ссоры вступать да обижать неуважением Аспида. Нынче от тебя зависим: не только ты, я и матушка твоя, всё княжество…

Поджала упрямо губы, в черты родные всматриваясь и слов не находя, а батюшка продолжил:

— Но я всё сделаю, чтобы ты не осрамилась. Уговорю его взять тебя в жёны…

— А что потом? Ежели не убьёт, ежели не умру в родах, и он меня вернёт, как дальше жить? — в сердцах вскричала, уж слезами давясь. — Как честному люду в глаза смотреть? Да кому я потом нужна буду?!

— Сложно, Воль, но жить можно будет! И ежели Дамир великодушно даст тебе свободу, уверен, найдётся желающий…

— Кто?..

— Не лукавь, — к себе махом прижал батюшка, — княжич Венцкой не отвернётся, — горячо заверил. — Он уж полгода как к терему нашему прилип. Как увидал тебя, так с утра до вечера подле и околачивается. Я с ним уже имел разговор. Ждать он тебя будет…

— Так и сказал? — сердечко заполошно билось. Надежда забрезжила.

— Так и сказал, — кивнул князь и поцеловал меня в лоб с отцовским чувством: — Хорошо всё будет, Воленька. Ты только Аспида не дразни.

— Ух, сбегу я, бать, — пригрозила, лбом утыкаясь в плечо родителя. — Аль убью его. И всем хорошо станет… не буде он больше девиц неволить!

— Угомонись, девка неразумная, — беззлобно проворчал батюшка, продолжая в объятиях топить. — В тебе норов буйный говорит, а не разум… Больно много тебе было дано свободы, вот и не думаешь, что мелешь.

Насупилась я, уже ненавидя весь белый свет за то, что проклятие Аспида меня не миновало.

— Княже! — в дверь суматошно постучали. — Княже!!! — в комнату прислужница матери заглянула: — Княже, худо супружнице вашей! Кабы сердечко выдержало.

— Беда, беда, не приходит одна, — чертыхнулся батюшка, меня отстраняя и широким шагом из комнаты спеша: — Не топчись здесь, — рыкнул на прислужницу, — Белогорью зови скорее!

— Уже, княже, уже, — тараторила Тамила, за князем едва поспевая. Ну и я за ними следом, слёзы утирая и носом шмыгая. У матушки ведь приступ опять, и чего не хотелось вовсе, чтобы слегла она из-за случившегося. Надо бы заверить, что не страшусь я более судьбы…

— Радима, душа моя, — подле княжьего ложа остановился батюшка. Осел на край да ладошку матушки в своих зажал. И так тепло, мягко на жену поглядел, что я опять слезу глотнула. Любовь у них сильная, крепкая, вон уж сколько лет, а они по-прежнему друг другом дышали.

— Ингвар, не переживу я того, — слабым голосом отозвалась матушка. А я рядом топталась, места не находя и не зная, чем подсобить, лишь бы матери легче стало.

— Что ты такое молвишь, — ворчливо возмутился князь. — Глупость какая, — жевал слова, сам волнуясь и время растягивая до прихода знахарки.

— То и говорю, — выдохнула шумно матушка, — ежели не изменить уж ничего, поведай ей правду, того глядишь… — сглотнула натужно и умолкла, явно из сил выбившись.

— Что рассказать? — подступила я ближе, готовая на что угодно, лишь бы боль матушки облегчить.

— Воль, — строго протянул князь да покосился мрачно. Так грозно голубые глаза сверкнули холодом, что до печёнки пробрало. — Шла бы ты, у нас с твоей матерью разговор важный, — припечатал властно. — Семейный…

— Я что ж, не семья вам? — сморгнула непонимающе.

— А ну дайте пройти, — в комнату шаркающим, но быстрым шагом вошла знахарка. Прислужников, что подле двери стояли, протаранила, словно хозяйка в этом доме, да прямёхонько к постели двинулась: — Прочь все! — Она и впрямь здесь была частым гостем. И на особом счету. Никого так не уважали из простых, как эту бабку лесную. Поговаривали, что ведьма сильная, ведунья мудрая, потому даже вояки матёрые Белогорьи сторонились.

— Свежего воздуха надобно, а вы… как всегда… — бубнила, князя от больной отодвигая. Батюшка в свою очередь нас всех из комнаты:

— Потом договорим, — мягко за плечи меня подтолкнул к выходу да дверь перед носом затворил. Не успела я отойти, как голос матери услыхала:

— Белогорья, почему ты не предупредила, что Аспид нашу девочку себе на растерзание затребует? — упрёком бросила.

— Не ведомо мне то было, — отрезала бабка. — Да и спасти дочь хотели, я вас не неволила, совет дала.

— Но как же так?!.. Получается, он спас, дабы потом забрать? Где справедливость? — рыдала матушка.

— Не трави душу, Радима, — кипел от чувств и князь.

— Вам бы о себе сейчас подумать, — резонно подметила знахарка.

— Воль, — меня за рукав потянула Варварушка.

— Чшш, — шикнула я, жестом красноречивым требуя умолкнуть, и вновь жадно прислушалась к разговору в опочивальне батюшки.

— Как же о себе, когда доченьку забирают? — негодовала княгиня. — Ох, Ингвар, боги нас за то невзлюбили…

— Что ты говоришь, женщина?! Буде тебе! — не то вскричал в сердцах князь, не то прорычал с болью душевной. — Живи! А Боги смилостивятся… Лишь бы живой, здоровой…