Я С СССР! Том 5 (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 29

— Вот же подлая сука… — качаю я головой — откуда такие только берутся…

— А мы тебе про что! Его с дружками к вашей свадьбе на пушечный выстрел подпускать нельзя — обязательно нагадят.

— Да, это проблема… Но приглашены все, и формальных причин отменить приглашение Пилецкого и Ко у меня нет. Что ему можно предъявить? Человек захотел помириться и предложил свои услуги по заказу торта. Убить его за это? А Жорик от своих слов быстро откажется. Так что предлагаю подождать с «ответкой», а пока не спускать с них глаз.

*****

После второй пары у нас семинар. Народ отправляется в другую аудиторию, а я прощаюсь с друзьями и исчезаю по-английски. Завтра с утра снова приеду. А пока мой путь лежит в Союз писателей.

У Федина в приемной привычное столпотворение. Но я заранее позвонил Константину Александровичу и договорился о встрече, так что к большому неудовольствию просителей, секретарь запускает меня в кабинет к начальству без очереди.

— Привет, Алексей! — мэтр приветливо улыбается и жмет мне руку.

Вижу, как он незаметно косится на часы. У Федина похоже, тоже аврал.

— Что-то срочное?

— Очень срочное! — улыбаюсь я и протягиваю ему два приглашения. Второе, разумеется, на имя Шолохова

— Свадьба это отлично, хоть какая-то приятная новость за последнюю неделю — устало вздыхает Федин — видел, что в приемной творится? Народ как с цепи сорвался!

— Может, осеннее обострение в Москве? И бросились все писать. Я вон тоже пару сценариев накропал.

— Ну, ты сравнил! Если бы все как ты писали, я бы каждый свой рабочий день приемным сделал, а еще с удовольствием сверхурочно поработал бы. И голова бы у меня не болела, кого на Госпремии выдвигать.

Кто о чем, вшивый о бане! Далась ему эта чертова Госпремия…

— Кстати — спохватывается он — на днях имел разговор со Степаном Денисовичем, а потом еще и с Екатериной Алексеевной по поводу твоего выдвижения на Ленинскую премию. Мезенцев нас убедил, что для начала стоит все-таки ограничиться Премией Ленинского Комсомола. Ты парень молодой, у тебя все впереди.

Я довольно киваю. Действительно ни к чему это, только завистников плодить. Была бы моя воля, я бы от всех этих премий вообще отказался, но ведь не выйдет — у них же план по этим премиям горит.

А вид-то у Федина не просто усталый, а замученный. Хотел ему на рецензию сценарий «Адъютанта…» отдать, но передумал. Даже не буду мужика грузить. Лучше доеду до Баскакова в Госкомитет по кинематографии. В ответ на мою скромную просьбу позвонить Владимиру Евтихиановичу, мэтр тут же берется за трубку. Так что в целом мой визит к Федину прошел удачно и занял всего минут семь, не больше. Тепло попрощавшись, я помчался дальше — теперь в Гнездниковский переулок.

…В приемной руководства Госкомитета народа сидело не меньше, чем у Федина. Такое впечатление, что наши творческие работники полжизни в этих приемных проводят. Ага… а вторую, по вечерам — в ресторане ЦДЛ! Туда точно также не пробьешься. Заметив меня в дверях, молоденькая секретарша расплывается в улыбке

— Здравствуйте, товарищ Русин! Присядьте на минуточку, я сейчас сообщу о вашем приходе Алексею Владимировичу.

Головы всех посетителей тут же поворачиваются ко мне, разговоры стихают. Я смущенно улыбаюсь милой девушке, имя которой даже не удосужился узнать в прошлый раз

— Да, я же вроде не к товарищу Романову. Мне бы к Владимиру Евтихиановичу.

— Нет, нет! Алексей Владимирович хотел лично с вами поговорить.

Ну… поговорить, так поговорить. Под неприязненные взгляды посетителей скромно присаживаюсь на свободный стул в углу. Вообще-то это странно. Какое дело Романову до начинающего писателя? Если только Федин решил мне по доброте душевной помочь?

Председатель Госкомитета по кинематографии оказался ничем не примечательным чиновником лет шестидесяти. Плотный, невысокий, с залысинами, на носу очки в тонкой оправе. Спокойный, как удав. Его с одинаковым успехом можно было представить и в кабинетах ЦК, и в Совмине, и на заседании Верховного Совета. С живым, эмоциональным Баскаковым они представляли разительный контраст.

Знакомимся. Я даже удостаиваюсь вялого рукопожатия Председателя — неслыханная честь для молодого автора. Нет, пожалуй это Фурцева ему позвонила. Больше некому. Меня сдержанно хвалят, говорят, что мой сценарий получился крайне удачным, принято решение запустить его в производство. Рассматривается несколько кандидатур на роль режиссера, но есть ли у меня самого какие-то мысли на этот счет?

Я теряю дар речи. С каких это пор начинающих авторов здесь вообще о чем-то спрашивают? На мое счастье в этот момент в кабинет Романова заходит Баскаков. Поняв мое замешательство, Владимир Евтихианович спрашивает

— Алексей, ты наверное, предпочел бы кого-то из молодых режиссеров?

— Да, нет — пожимаю я плечами — А можно узнать — чьи кандидатуры вы рассматриваете?

Владимир Евтихианович начинает перечислять фамилии, большинство из которых мне ни о чем не говорит. Но среди них я вдруг слышу главное для себя — Евгений Ташков.

— Если вы не против, давайте остановимся на Ташкове.

— Уверен? — Романов удивленно переглядывается с Баскаковым — Его последний фильм вообще-то комедия.

— Но это же он снял фильм про войну «Жажда»? Значит, справится с таким сложным материалом.

— Ладно — кивает Владимир Евтихианович — пойдем тогда ко мне в кабинет. Не будем отвлекать Алексея Владимировича.

Надо так понимать, что высочайшая аудиенция закончена и дальше судьбой моего сценария будет заниматься исключительно Баскаков. Ну и прекрасно, именно на это я и рассчитывал. Прощаемся с Романовым.

А через полчаса я уже выхожу на улицу, довольно вдыхая холодный воздух полной грудью. С Владимиром Евтихиановичем мы явно поладили. Как я и подозревал, мой сценарий «Города» находится под особым контролем у Фурцевой. Меня теперь считают ее протеже. Ну, и плевать. Лишь бы дело делалось, а протеже — не протеже дело десятое. Сценарий «Адъютанта» я Баскакову тоже вручил. Он прикинув на глаз объем рукописи, обещал прочесть ее в самое ближайшее время.

Так что к своей высотке я подъезжаю в отличном расположении духа. До назначенного времени еще двадцать минут, и я вполне успею забежать в кафе перекусить. Чай, пару бутербродов с краковской колбасой, пирожок с капустой — и можно жить дальше.

Войдя в квартиру, слышу громкие голоса, доносящиеся из гостиной

— Алексеич, ну как же так получилось, а? Перед жильцом ведь неудобно! Обещали все сделать в лучшем виде, а сами напортачили.

— Марина Сергеевна, ну не виноваты девчонки, ей богу — в спальне-то все нормально получилось! Никто же не ожидал, что эти заграничные обои окажутся такими хлипкими.

— А надо было ожидать!

— Да там же ни одной понятной буквы на бумажке, только эти чертовы «роглифы». Кто ж их прочтет-то! Было б хоть на английском или немецком, девчонки тогда бы со словарем перевели, а здесь же одна абракадабра, китайская грамота какая-то — сами гляньте!

Захожу в комнату, вижу, как у окна техник-смотритель и секретарь управдома склонились над упаковкой от обоев — тех, что с листьями бамбука.

— Добрый день!

Оба испуганно оглядываются, Алексеич так и вовсе застывает растерянным сусликом.

— Что случилось?

— Да, вот… девочки обои ваши испортили — вздыхает женщина.

— Все?

— Нет, конечно! Только одно полотно.

— Ну, и не переживайте. Сейчас чего-нибудь придумаем.

Начинаю разбираться, и довольно быстро выясняется, что я сам лох еще тот. Обои в Японии часто делают на рисовой бумаге, и тогда они выпускаются смазанными клеем. Естественно, что и клеить их нужно по-другому — просто смочить стену водой, а потом приложить обои к стене. Откуда это было знать девчонкам, если я и сам не в курсе?

Так что в спальне фотообои они поклеили без проблем, а вот в гостиной ремонт застопорился. Этих обоев и так только-только на отделку хватало, а теперь…