Идущий вопреки (СИ) - Ра Дмитрий - Страница 19

Я осмотрел себя с лучшего ракурса. На мне были одеты белая льняная рубаха и такие же штаны. Ноги босые и рядом не было ничего, что напоминало бы обувь.

С кряхтением я встал. Один шаг, второй. Боль была сильная, но понемногу организм оживал. Поясница болела не из-за полученных ранений, а из-за долго лежания на одном месте. Время сейчас ближе к полудню — свет из окна ровными желтыми линиями ложился на чистый деревянный пол. Маленькие частички муки летали в лучах зенитного солнца. Я не успел дойти до входной двери — она резко распахнулась, чуть не сбив меня с ног. Хорошее было бы начало дня…

— Ух-х-х, смотри-ка ты. Живой. Да еще и гуляешь уже. Ну что? Кашка кишке кукиш кажет поди? — сгорбленный дед с густой седой бородой и лысой головой держал в руках большую тарелку с чем-то желтым, но ароматным. Судя по жилистым и мозолистым пальцам — крестьянин, что в жизни не выходил дальше чем за пару лиг от своей родной деревни. — Потрепали вас, торгашей, бравые ребятки, а? Сядь-ка ты.

Я снова сел на свою теплую и мягкую кровать. Похоже, что встать второй раз сил у меня уже не останется. Дед подставил к кровати столешницу и брякнул на нее железной тарелкой. Желтая кашица немного выплеснулась за край. По запаху — тыквенная каша или суп.

— Лопай, сынок, — седобородый сел рядом со мной на чистую кровать. Грязь посыпалась с его штанов на белый матрац. Я поморщился. — Надоело мне тебя кормить уже. Мне хоть и плОтЮт знатно, но сиделка я так себе. Эх-х, была бы бабка моя жива… Дедом Клошей меня звать. Тебя то как? Так мне и не сказал ведь. Зыркает тока лохматый, мда-а…

— Хеллор, — назвался я выдуманным именем и постарался улыбнуться больными губами. Кавасары имели право называться как угодно за пределами Академии. Лишь бы имя было не сильно вычурное и редкое, чтобы не привлекать лишнего внимания. — Много хоть плОтЮт?

Я задал совершенно ненужный для меня вопрос. Если человек глуп, то он без лишних рассуждений и подозрений мне ответит. Тем самым даст время подумать и понять, кто передо мной и какую линию поведения стоит выбрать. Так я смогу выудить из глупца больше информации, чем он сам захочет мне рассказать. Если же, после вопроса, возникнет пауза и человек будет изучать меня взглядом или выдаст себя дрогнувшими мускулами лица, морщинками или сузившимся взглядом; то можно сделать вывод — его ко мне заслали, либо он просто хитрец с непонятными мне, пока что, помыслами. Неприятный момент этого метода заключается в том, что если передо мной будет стоять, например, Лейнус, то он поймет, что с ним играют и может стать только хуже.

— Дак по десять медяков в день, — гордо выпятил грудь вперед старик.

«Обычный крестьянин», — выдохнул я про себя. Тяжело жить с постоянным внутренним напряжением.

«…или Лейнус», — обратно вдохнул я подозрение. Ладно, наверное, это уже паранойя. Два Лейнуса в одном месте? Но успокаивало меня не это. Тогда в лесу, умирающий и истекающий я, угасающим сознанием увидел лишь одно острое белое перо, что метко пробило сердце Тареку. Перо Лейнуса. Остальные были черными.

— Да-а-а, хорошо заплатили. Отрабатывать придется, — театрально вздохнул я, — Много хоть заплатили уже? А то ведь сам знаешь, Дед Клош… за каждый медяк потом замучают меня.

— Э-э-э, — дед выпятил длинные пальцы и начал их загибать, считая — два… три… Пятьдесят медяков заплатили. Поработаешь, сынок, мда-а, — улыбнулся он, озаряя меня черными гнилыми зубами. Похоже, что старое поколение радовали сложности молодняка. Только я вот не такой уж и молодой по меркам человека.

Мне стало опять тревожно. Старику заплатили за пять дней, а судя по моим хорошо заживающим ранам — я был в беспамятстве или в бреду как минимум две недели. Я прекрасно помню эту сломанную ключицу. Сейчас же, я пальцем руки чувствую выпуклый нарост сросшихся костей. За пять дней это невозможно. Где я был все это время?

— Эххх, много… Надеюсь больше никому не должен? — удручающе вздохнул я.

— Дык вродь и нет. Как пришли сюда, так сразу ко мне проситься стали. Мол, вылечи, пусть отлежится бедолага, а то бандиты потрепали… Вот и лежишь. Че не лопаешь то, а? Ешь! Мне сказали следить, чтоб все лопал или заталкивать в тебя. Заталкивать надоело, — возмущен старик был не на шутку. Видно, эти пять дней он от меня далеко не отходил. Это было видно по моей свежей рубахе и чистой кровати. Уже бывшей чистой кровати.

Я взял деревянную ложку и попробовал тыквенную кашицу. Губы отдавались терпимой болью. Жевать было тяжеловато и, скорее всего, кормили меня в беспамятстве только жидкой пищей. Вряд ли, в полубреду я смог бы проглотить рваными губами что-то гуще каши или бульона. Горячая и с ароматом трав тыквенная еда приятно растекалась по организму. Только после первой ложки я осознал, насколько сильно проголодался. Дед Клош поставил передо мной круглую миску с краюхами свежего белого хлеба. Оторванной культей я взял краюшку… Что? Я могу поклясться самому себе, что почувствовал отрубленную руку, пальцы, суставы, ногти… Как я обхватил всей пятерней кусок теплого хлеба. Что это было? Память помнит руку? Что сейчас отказывалось воспринимать отсутствие важной части единого организма: разум или тело? Фантомные ощущения меня забавляли, и я попробовал повторить их… Не получилось. Похоже, что осознанными действиями такого не добиться. А если…

Я закрыл единственный глаз под удивленный взгляд Деда Клоша.

Десятки лет я был с руками и ногами. Глаза мои видели, уши мои слышали. Воспринимать мир я привык теми чувствами, что были даны мне силой неведомой и непостижимой. Это было прекрасно и естественно. Но ограничен ли я лишь основными чувствами восприятия разумного существа? Ограничен ли я теперь лишь одной рукой? Или это лишь деформированное восприятие навязанного мне закона этого мира? Смогу ли рассмотреть изнанку привычного восприятия?

Я рисую белыми линиями во тьме закрытых глаз очертания комнаты, деда Клоша, кровать и тарелку с кашей, краюху хлеба. Себя… Я опустил голову и начертал линии ног, торса, шеи… головы. Я вижу себя самым ценным чувством всех разумных существ — воображением. Я воспринимаю себя тем, чем одарен — зрением. Я воспринимаю себя так, как хочу сам, а не так как мне разрешает чья-то воля, порождающая законы моего восприятия в этом мире. Я создаю мир, в котором хочу жить, а не существовать. Я чувствую обе руки… Они сгибаются в локтях, кулаки же сжимаются, и я чувствую боль в обожжённых ладонях. Я протянул правую руку и взял ложку, зачерпнул кашу. Я протянул левую руку и почувствовал тепло свежеиспечённого хлеба. Но эфемерные пальцы прошли насквозь…

Я открыл глаза. Эфемерное чувство. Мне нравится это название новым ощущениям.

Дед Клош смотрел на меня с полуоткрытым ртом.

— Дурачок шо ли? — спросил он меня.

Наверное, первый раз за долгое время я искренне улыбнулся.

Дед Клош ушел и оставил меня в покое. Я наконец-то смог отдохнуть. Выходить из комфортного обиталища мне больше не хотелось — узнал я достаточно.

Я задумался. До Академии примерно три недели пути на лошадях. Я не думаю, что Флест добирался оттуда — слишком далеко. Скорее всего, ко мне послали Лейнуса из ближайшего большого страгосского города Гранора, что в тридцати пяти лигах отсюда. «Оттуда же родом Борак. Где-то на окраине города сейчас его дожидаются жена и дети», — подумал я. Поморщившись, я постарался побыстрее выкинуть лишнее из головы.

Получается, что в дороге Флест и еще несколько кавасаров были около трех дней. Если загнали лошадей, то может быть и два. Я прислушался. Деревня Праско небольшая. Я успел побывать здесь несколько раз, когда Борак отправлял меня за недостающим провиантом. Я прислушался, но коней поблизости не услышал…

«Мы отправляемся обратно в Академию», — подумал я, и мурашки прошлись по всему телу. Возвращаться туда мне совершенно не хотелось. Очень много неприятных воспоминаний у меня связано с этим местом. На переобучение? Что это вообще значит? Флест следил за мной. Он увидел, что я в состоянии был закрыть подсознательное, тем самым избежал множества неприятных моментов при выполнении задания. Большинство Лейнусов и редкие кавасары, в той или иной мере, могли сделать тоже самое — мои умения в этом плане впечатляют, но далеко не самые выдающиеся. Зачем же тогда проходить какое-то переобучение? Первый раз слышу об этом. К сожалению, ответ мне казался очевидным. Я скрыл от Академии свои немудренные таланты, и это им не понравилось. Вероятно, что метку я получил больше за «сокрытие важного», чем за кровавые ошибки. Так вроде выразился Флест. Может быть, мне удастся узнать подробнее об этом у него в дороге. А еще я бы очень хотел узнать, где я был неделю назад в бессознательном состоянии…