Не рычите, маэстро, или счастье для Льва (СИ) - Тур Тереза - Страница 43

И что тут скажешь? Кроме как «спасибо» за то, что выручил с сыном.

Время тянулось. Леве хотелось, чтобы скорее зазвучал оркестр, чтобы они вылетели на сцену. Чтобы все зазвучало. И можно было б рассмотреть маленького слушателя. Самого главного на сегодняшнем выступлении.

Странности начались сразу после первой песни. Нет, наверное, до нее, потому что их никто не пытался накормить пирожками. Вот они же смирились с тем, что зрители из самых добрых побуждений пытаются уничтожить их фигуры. И только стали получать от этого удовольствие! Вкусно же. А тут. Такой облом. Еще Новый год называется! И ничего. А они уже и привыкли, ждали. И были голодными.

Но печаль с несостоявшимися пирожками померкла, когда зрители пошли к Леве. Да не с цветами, а с машинками. Причем пожарными. Красными. Очень красными. Наикраснейшими. Пластмассовые и железные. Коллекционные и китайские. Старинные советские. Разных мастей и размеров. Причем к нему одному… Остальным несли цветы, как и положено.

Он рассеянно смотрел на зрителей. На горку из машинок. Переводил взгляд на остальных. По крайней мере они четверо так точно не понимали, что происходит. И Машка ни о чем подобном не предупреждала. После очередной песни и подношений бас, и оба тенора стали выглядеть обиженными. О чем Артур, пользуясь тем, что концерт вел именно он, и сообщил зрителями:

- Мы тоже машинки любим! Только не в курсе, с чего такой флеш-моб. И… - ревнивый взгляд в сторону недоумевающего Левы, - с чего ему одному?

Машинки стали делить на всех. Лева ревниво отбирал себе те, что получше. Но их несли и несли. И все – пожарные. Красные. Цветов, правда, было немного. Ему лично.  Потом пошли записки. Любопытный Артур не выдержал, засунул нос в бумажку и вдруг стал хохотать, сбивая весь ритм концерта. Лева осуждающе посмотрел на него, но тенор задушенно хрюкнул: «Простите», - и передал записку Ивану. Тот пробежал по ней глазами, загоготал. И сунул в руки Сергею. Все. И этот закатился. Трое выбыли. Они не могли остановиться.

Нет, ну нормальный такой последний концерт в году получается!

Лева пожал плечами. И отправился за рояль. Надо же было как-то спасать концерт.

- Я не знаю, что происходит, - вздохнул он. – Похоже у моих друзей… истерика…

Зал смеялся вместе с троицей из «Крещендо». Похоже, все были в курсе, кроме него. Ну и ладно. Веселым придуркам он открутит голову чуть позже.

Артур только махал рукой – типа, прости, брат. Мы вернемся, но не сейчас. Лева коснулся клавиш. Мелодия поплыла.

- Думаю, мы отпустим наших друзей успокоиться.

Сергей вскинул руки над головой и пожал их. И троица удалилась. Еще б стразу отключили микрофоны, чтоб их.

- Я тоже хочу машинку, - донесся голос Сергей. Громкий такой. Бас же все-таки.

- И с чего только у Левы было тяжелое детство?

Артур-Артур, погоди. И к тебе принесется пожарная машина с полным боекомплектом. Потом шиканье. Ивана. И они, сообразив, отключили микрофоны. Да ну. Свершилось! Профессионалы, а. Ему даже не было интересно, что написано в записке. Он просто хотел петь. Или?

Мелодия счастья, мелодия, которая жила в нем. К которой он так и не решился подобрать слова, потому что они были лишние. Как и попытки разобраться с Ириной в том, что происходит и как жить дальше.

Он играл, вспоминая тот вечер. Их поцелуи. Сашу. Акулу, которая никуда не торопилась. Смех Ирины. Снежинки, что вились вокруг них, словно спрашивая: «Так – хорошо?»

Музыка напевала о счастье. О котором не стоит говорить. О котором не стоит ругаться – тем более. Его просто надо пусть на порог. Помолчать о нем. И принять.

В какой-то момент ему даже показалось, что Ирина здесь. Что она стоит около сцены и смотрит на него. Глаза – на мокром месте. Но в них целый океан любви и нежности. Он доиграл, вздохнул – то ли сам, то ли клавиши под его пальцами… Как жаль, что это видение. Как жаль, что музыка отзвучит, а любимая, что осталась в другом городе, который тоже заносило снегом, так и не услышит…

Аплодисменты были негромкие, словно зрители хотели дослушать мелодию, что еще звучала, потихоньку уплывая вдаль. Он поднялся, поклонился и тут…

- Ира? – выдохнул он против воли, тоже забыв про включенный микрофон. Потому что видение не желало исчезать. – Ира!

Она стояла у сцены. И просто смотрела.

Лева вскочил. И разом забыв и про концерт, и про тысячи глаз зрителей, и про то, что остальные солисты за сценой – кинулся к ней.

Зал замер, боясь даже вздохнуть, чтобы не спугнуть совершенно фантастическое зрелище. Лева спрыгнул – идти к ступеням справа или слева от сцены сил не было совсем – и бросился обнимать Ирину. Та прижалась к нему. И они застыли. Слепые, глухие и неподвластные всему, кроме своего счастья.

Кто ж смотрел на то, что на сцене появились остальная троица, которая сначала совершенно растерялась. Казалось: вот новогодний сюрприз для верных фанатов – так сюрприз, пока не раздался еще один голос. Детский, звонкий. Полетный.

- Мама! Папа!

И к паре подлетел мальчика лет четырех-пяти. С пожарной машинкой в руках.

- Пап, и я тебе машинку принес! Мам, а ты что без машины?

Лева подхватил Сашу на руки – и прижал к себе.

- Я вас люблю, - проговорил он как будто бы тихо. Но отчего-то эти слова услышали все.

Зал вздрогнул от аплодисментов. Ира, Саша и Лева разом очнулись. И безумно смутились. Заозирались, словно не понимая, кто все эти люди и как они попали на их семейное торжество.

Но повинуясь взмаху руки Артура, заиграл оркестр. К Леве спрыгнули остальные, передали микрофон. Зрителям на миг показалось, что Сергей буркнул: «Пой, урррод!» И Лева мгновенно включился. Но этого, конечно же, просто быть не могло. Просто массовая слуховая галлюцинация.

Концерт потек своим чередом, с необычайным подъемом. Потом был антракт, в котором народ просто бурлил. И никто не обратил внимание на разборки среди одной весьма пафосной пары, что сидела на концерте в первом ряду.

- Вот скажи мне, Олег, что ты к этому безобразию не имеешь никакого отношения! – выговаривала красивая дама в умопомрачительных бриллиантах представительному господину.

- К приезду Иры – конечно, нет. И с мальчиком обошлось без меня, - посмеивался господин.

- А с машинками? – отчего-то хмурилась дама.

- Ну, с пирожками я прокололся, ты узнала, - пожал широкими плечами под безупречным смокингом господин, не демонстрируя ни тени смущения или раскаяния. – Надо же было придумать что-то еще для твоих любимцев. Так что…

- Олеееег.

- Что Олег. Морды набить нельзя – им работать. И ты рассердишься, счастье мое. Но и остаться в стороне я не могу. Что-то ж надо придумать, раз моя душа просит. Ты и так с ними больше времени проводишь, чем со мной. Я, может, ревную!

- Олееег. Что с машинками дурацкими. И что было в записке?

- Почему машинки дурацкие? - обиделся господин. – Они пожарные.

- Ладно, я тебе тоже такую куплю, не переживай. А что было в записке?

- Ну, что Левушка игрушек в детстве отродясь не имел. Максимум – деревянные кубики, прибитые к полу.  Тяжелые воспоминания, понимаешь. Душевная травма. Поэтому надо спасать любимого артиста. Он ведь очень стесняется, но хочет пожарную машинку. Ну, какой он был лишен в детстве. Когда еще пожарником хотел стать.

- Кто пожарником, - вдруг стала смеяться Олеся. – Лева?

- Ну, мало ли…

- Ты кровожаден!

- А то! – оскалился господин.

А вот фанатам было не до этих двоих. Ревнители, ценители и почитатели гудели, как растревоженный улей.

- Странно вообще, что никто ничего не знал.

А глава фан-клуба печалилась. Такая информация – и мимо! Как так-то!!!

- Я же знаю все! По дням. А тут…

- Как это зачатие мимо тебя прошло? – ей подали бокал шампанского. Надо ж как-то утешить человека.

- Это мальчику сколько?

- Около пяти. Где это их носило в тот момент?

- Где то ж носило.

- Ох ты-ы-ы-ы…

- А я вот думала, что выступление мальчика на корпоративе – утка.