Граничник (СИ) - Останин Виталий Сергеевич - Страница 50

— Вы тут совсем за стенами Святого города на чистоте помешались, — Стеф только что под ноги священнику не плюнул. — Стоит порой в реальный мир выходить… брат.

Лицо ревнителя покраснело, хотя и до этого свидетельствовало о крайней степени раздражения, губы поднялись, обнажая зубы.

— Да как ты смеешь! — выдохнул он. — Я на Москву ходил!

— Это аргумент, конечно, — Стефа эта демонстрация совсем не напугала. Напротив, он сделался еще спокойнее, чем прежде. В голосе его появились интонации, которые больше подходят сельскому батюшке на исповеди, чем арестованному непонятно за что Стражу. — Только… ты же помнишь, что гнев — это грех? А раз помнишь, да к тому же ветераном московского похода себя называешь, так не лай на меня попусту. Если обвиняешь в смерти викария — допрашивай. Только делай это по уставу.

Кирилл захлопнул рот и не меньше минуты сверлил Стража взглядом. Затем повернулся к демону, который все это время провел без движения.

— Это еще кто?

— Одержимый, — отозвался Стеф. — Ночью приходил ко мне, чтобы убить. Надо полагать, за то, что я отравил отца Василия.

Священник скривился, кажется он уже понял, что изрядно погорячился и теперь стыдился своей несдержанности. Ревнители вообще очень гордятся своим самообладанием, их этому учат крепко. Видел я, как они себя вели под Москвой — выдержка впечатляла. А Кирилл, видно, крепко любил своего учителя, раз в разнос пошел и вел себя, как брошенная баба.

— С чего решил, что одержимый? По виду — Страж, причем из ваших, граничников.

— Так он… — закончить фразу Стеф не сумел. Перевел взгляд с ревнителя на изломанное тело одержимого и все-таки не удержался, сплюнул на пол. — Семя бесовское! Сдох!

Демон и правда каким-то образом покинул занятое тело. Может, его отозвал тот, кто внутрь вселил, может, сам научился. Нет большой разницы, как именно Низшему удалось удрать — для нас со Стефом это ни к чему хорошему не вело. Единственное доказательство того, что демоны уже внутри Новгорода, уплыло из наших рук.

— Ты же видел, как он дергался, когда вы все ворвались? — спросил Страж у ревнителя.

— Кажется, да… — не очень уверенно протянул тот. — Но… я не очень внимательно на него смотрел.

Он совершил ошибку, поддавшись чувствам и теперь корил себя. Первое, что он должен был сделать, влетев в камеру — поинтересоваться, что здесь делает переломанное, но все еще шевелящееся тело, а не накидываться на Стража с пустыми обвинениями. Он же этим пренебрег и теперь не мог с уверенностью судить ни о чем.

— Он и правда из наших, — граничник опустился на колени рядом с уже окончательно мертвым телом. — Я его даже знаю, он тремя годами позже учиться начал. Общаться не общались, а потом и возможностей не было. Знаешь же, какая у нас служба. Кирилл?

Ревнитель повернулся к Стефу, вопросительно поднимая брови. Страж тронул указательным пальцем сперва губы, затем правое ухо и проговорил:

— Ты бы гвардию отпустил, а? Ну или давай на дыбу меня, чтобы я признался в том, чего не делал.

Священник долго не отвечал. Замкнулся, лицо у него сделалось такое, словно он глубоко в себя ушел. Вероятно, так и было, он уже холодно и без эмоций пытался оценить ситуацию и наметить свои действия.

— Ко мне пойдем, — сообщил он наконец, ни к кому конкретно не обращаясь. — Там поговорим.

Затем приказал гвардейцам оставаться в камере и никого, кроме дознавательской бригады, которая с минуты на минуту должна была появиться, внутрь не впускать. Сам же, закончив с распоряжениями, поманил Стефана рукой и вышел за дверь.

Через несколько минут блужданий по коридорам подземелья кремля мы, наконец, выбрались на свет Божий. И пошли, как ни странно, вовсе не к зданиям, а прочь из детинца — за стены. Там остановились на обрыве над рекой и долго молчали.

О чем думал ревнитель, мне не ведомо. А вот мы со Стефом разговаривали. В частности, обсуждали произошедшее и строили дальнейшие планы. Страж был уверен, что попал в самый центр интриги, которая имеет прямое отношение к Золотоголовому и нашей миссии. Я не спорил, только лишь убеждал его действовать осмотрительнее. Все же, не в обиду моему подопечному будет сказано, он — граничник. А значит, проблемы предпочитает решать радикально. Так уж учили.

— Прости меня, брат, за суждения поспешные, — наконец выдавил из себя ревнитель. — Обезумел я, когда о смерти учителя узнал.

О том, что вычеркнул из списка подозреваемых Стража, он, впрочем, не сказал. Было бы глупо на такое надеяться.

— Бог простит, — отмахнулся Стеф. Он тоже отлично понимал, что виниться ревнитель может сколько угодно, но сам не забывает его прощупывать.

— Сам посуди, как все выглядело, — продолжил Кирилл. — Отец Василий внезапно, никому ничего не объясняя, уезжает в Сосновский монастырь, взяв с собой только Прохора…

— Дьяка? — уточнил Стеф.

— Да.

— Он жив еще?

— Не знаю, как-то не до него было… Что значит — «еще»?

Цепкий ум у ревнителя! Да и Стеф не случайно оговорился. Подбросил ему пищи для домыслов.

— Расскажу, — уверил Страж. — ты продолжай пока.

— Да все уже, что продолжать-то? Поехал за тобой, вернулся и в ту же ночь скончался. Лекарь сказал, от яда. А тебя, как прибыл, в темную бросил зачем-то! Ну я и подумал…

Вот ведь… аббатство! То есть он считает, что викарий нас в каменный мешок упрятал, меж тем, гвардейцы говорили, что приказ шел от самого епископа Нижегородского. К нему отец Василий и отправился разбираться, но ревнитель об этом тоже не знает. Это что же выходит…

— Странные дела творятся в Святом городе, — Стеф, судя по всему, пришел к тем же выводам, что и я. — Приказы от имени епископа кто-то раздает, одержимые в камеры входят, как к себе в дом, викариев травят… Давно у вас так, Кирилл?

— Что ты имеешь в виду?

Но по лицу его, как бы он не пытался это скрыть, было понятно, что слова Стеф правильные сказал. И цели они достигли. Что-то такое ревнитель знал, а если не знал, то догадывался.

— Да вот это все, — Страж неопределенно повел вокруг рукой, вписывая в окружность весь город с окрестностями. — Кстати, каков мой статус? Ты меня из подземелья вывел, но кто я? Арестант? Подозреваемый? И какие у тебя полномочия, что ты так свободно гвардию гоняешь, а узника на волю выводишь?

Ревнитель пожал плечами.

— Не все тут просто… Звание мое — иеромонах, то есть, строго говоря, власти в этих стенах у меня не слишком много. Но вот по должности я являюсь анагностом ревнительского крыла Нижегородской епархии, что делает меня заместителем второго викария. Ты сюда привезен отцом Василием, а стало быть находишься под надзором ревнителей. Выходит, что в моей власти тебя в темнице держать или отпускать. По крайней мере, пока.

— Пока епископ не решит, кто вместо отца Василия крыло ревнительское возглавит? — с пониманием качнул головой Стеф.

— Верно. А епископ в болезни третий день как. Так что…

И он развел руками, как бы говоря «никто не знает, как оно все завтра повернется».

— Но пока ты при должности? — Страж дождался осторожного кивка ревнителя, после чего продолжил. — Значит, ты будешь расследовать смерть викария?

«Осторожнее! — предостерег я подопечного, сообразив, что он собирается сейчас сказать. — Мы не знаем так ли все, как он говорит. И можно ли ему верить. В конце седмицы Трибунал, техник викария нас покрывать не станет, так что придется всю правду рассказывать. Всю, и о твоих новообретенных способностях тоже!»

«То-то и оно, Оли! После смерти викария у нас здесь союзников нет. А тут сам видишь, что творится! Нужно к кому-то прислониться, иначе эта мутная волна внутренних интриг нас просто смоет!»

«Отчего же тогда не к первому викарию? Не к крылу граничному? Ты для них свой!»

Сказал и вспомнил, что приходивший ночью одержимый как раз из Стражей и был. Если продолжить логическую цепочку — не там ли враг наш засел?

«Видишь… — правильно понял мое молчание Стеф. — Выходит, ревнитель для нас сейчас ближе, чем братья из Стражей».