Выбери любимый жанр

Могусюмка и Гурьяныч - Задорнов Николай Павлович - Страница 7


Изменить размер шрифта:

7

А утром, когда Захар ушел, к Настасье собрались бабы.

Настя, коренастая, с широким белым веснушчатым лбом, с румянцем на тугих щеках, со светло-русой, по-девичьи тяжелой косой чуть не до полу, вертелась у зеркала, прикладывая то к груди, то к плечам, то к коленям цветастые материи, привезенные Захаром. Без мужа держалась она куда смелей, смеялась и шутила.

Накинув на плечи кусок шелка, пробежалась по избе мелкими шажками, шлепая босыми ногами по полу, поджимая губы, закатывая глаза и фыркая то направо, то налево.

— Ах, оставьте меня, пожалуйста! Я не заводска, не деревенска, а слободска, городска, оренбургска! Ах, не щиплите меня, не троньте, не щекотите! — взвизгивала она, а бабы покатывались со смеху.

Все они с удовольствием смотрели, как ловко Настя изображает городскую щеголиху.

Глава 5

ГУРЬЯН

Над рекой, над обрывом старый барский дом с фронтоном и колоннадой, оградка, сад. Ржаво-желтые кремнистые утесы падают от его изгороди прямо к воде. А дальше по берегу сосновая роща, потом березник. Река как бы опоясывает тут всю гору с Верхним поселком, с барским домом и с березовыми и сосновыми рощами. Внизу плотина и рядом с ней мост, по которому рабочие ходят на завод. А на той стороне видны доменные печи, сараи, склады, груды руды.

Слышится пение рабочих, тянут «Дубинушку». У моста забивают сваи.

Кипят водопады у плотины на сливном мосту, а дальше река несется вся в пене, бушуя и волнуясь, как на камнях.

Правей огромный синий пруд, а за ним Нижний поселок — целое море сухого почерневшего дерева, дощатых и бревенчатых крыш и заплотов.

А за поселком темно-зеленые горы в густых сосняках, а дальше — горы синие, а еще дальше — голубые.

Настя знает, что река Белая вытекает из тех хребтов, что там дремучие леса и в них курени. Там жгут уголь. В горных долинах — луга. Скоро на покос ехать. Захар и Настя сами косят. Фекла и Санка поедут с ними. Там углежоги томят в кучах уголь для заводских печей, и когда едешь на покос, то навстречу попадаются длинные обозы. Черномазые рабочие везут уголь на завод в коробах или прямо на широких телегах.

На заводе все нравится Настасье.

Росла она у отца на степной заимке, носилась по ковыльному полю на диких конях, пахала, жала, ходила за скотом. Никогда не видала она завода, а на синие горы за степью смотрела, бывало, только издали. Чуть виднелись они слабыми полосками, как восходящая туча.

Настя с детства слышала от отца про железные заводы. Бывало, с уважением толковал он про людей, умевших отковать и плуг, и нож, и оружие.

На заводе жила ее тетка. Однажды летом собралась к ней Настя погостить — и зажилась. Отец не неволил любимую дочь. «Коль нравится, пусть погостит у тебя», — передавал он сестре с попутчиками.

Настя живо познакомилась на заводе с девушками. В березовой роще у ограды господского почти пустого дома собирались они летними вечерами, пели старые песни. Новые, мещанские, городские еще не дошли до глухого завода.

Бывало, стоит Настя над обрывом и подолгу смотрит на зубчатые горы, на широкий пруд, слушает звон и лязг, несущиеся с той стороны реки из-под широких черных заводских навесов на столбах.

«А у нас в эту пору все солнцем пожжет, степь пожелтеет», — вспоминает она, и сердце нет-нет, да и затоскует по скудной, но милой и родной сторонке. А с завода уехать не хочется.

Запоют девушки плясовую, и выступит Настя, выйдет в круг, разведет концы платка, и уж все взоры на ней.

Заводским парням понравилась Настасья. Они приносили ей гостинцы, звали погулять. Настасья гостинцев не брала, от подруг не отходила. Парни играли ей на балалайках, выбирали в хороводах.

— Ты еще на заводе поживешь, тебе от наших парней отбою не будет, — насмешливо говорили ей подружки.

— У нас женихов отбиваешь, лучше поезжай к себе в степь, — полушутя говорила маленькая, пухленькая Олюшка Залавина.

— А что это звенит? — вдруг насторожившись, спрашивала Настя.

— Это кричный молот бьет. Да разве ты не знаешь?

— Да тот раз будто не так бил.

— Тогда мастер не тот работал. Каждый по-своему! Это Гурьян Гурьяныч робит.

— Посмотреть бы!..

— Эка невидаль!

— В заводе дым, копоть, окалина.

— Я в степи жила, кроме киргизов и верблюдов, ничего не видела.

— Хочешь, так ступай на завод робить. У нас есть девки-коногоны.

— В заводе не робила, так любо тебе. А ты бы по-нашему с тачкой... Мы гоняли!

— Слава богу, что вырвались!

— При крепостном бы век скоротали в этом заводе.

В пруду поднимали воду. Плотину закрыли. От сливного моста Белая текла слабым ручьем. Из-под воды выступили камни.

Под вечер, в праздник, под скалами, у самой дороги, рассевшись на траве и на камнях, парни играли на бандурках и горланили песню.

— Ах, как тонко Мишутка выводит! — восхищалась Оленька. — Он у нас в церкви поет.

— Пойдемте к нам, девушки, — звали парни. У них наверху составился свой хор.

— А Мишка нравится тебе? — спрашивала Оля у Настасьи.

— Нет!

— И все ей не нравятся!

Подруги пошли вниз к мосту.

— Так не люб тебе Мишка? — допытывалась Олюшка.

— Нет, не люб, — отвечала Настя. — А вот это кто идет?

— Это с кричных...

— Твой жених идет! — с насмешкой крикнула Ольга, и девушки бросились врассыпную.

— Берегись его! Это Гурьян Гурьяныч, сейчас забалует... — закричали они Насте.

С моста в гору брел черный от копоти темно-русый лохматый мужик богатырского вида, в рваной, прожженной одежде.

Настя не побежала. Она искоса улыбнулась, глядя на заводского мастера. Тот раскрыл глаза широко, сверля ее взором, а она, закрывшись краешком платочка, вдруг прыснула со смеху. Лохматый молодой богатырь, пройдя несколько шагов, остановился и оглянулся назад.

— Настя, беги! — кричали рассыпавшиеся по скалам девушки.

Но Настя не уходила. Чуть не целую минуту стояли они, безмолвно глядя друг на друга. Настя — стройная, с лицом бело-розовым, тугим, что называется кровь с молоком, с кораллами на белой шее, с деланно наивным, озорным взглядом голубых нежных глаз. И Гурьяныч — лохматая и темная громадина, словно куском черного железа выкатившийся от всех этих гремящих за рекой печей, из-под навесов.

Настасья прошла мимо, не глядя на Гурьяныча. И тот, как бы удивившись чему-то, покачал головой и пошел своей дорогой.

— Так что же его бояться? — все с той же наивностью спросила подружек Настя. — Он совсем не страшный.

— Вот так «не страшный»! Это тебе обошлось! Погоди, он забалует в другой раз, сажей измажет. Ты не гляди, что у него борода, он еще молоденький, только лохматый, как медведь, из него волос лезет, как из зверя.

— Видишь, его прозвали Гурьяныч, как мужика, хоть ему еще и с парнями можно на улице водиться.

Девушки рассказали, что Гурьян в самом деле молод, ему еще нет и тридцати, и что жил он со старухой, дальней родственницей, да та померла.

— У них вся семья перемерла. Сам он из староверов, но с башкирами якшит — дружит, по-нашему. Свою старую веру позабыл, только за бороду еще держится.

Настя уже слыхала, что староверы с башкирами сходятся; для них что никониане, что мусульмане — один черт.

— Ох, он и здоровый! На ярмарке медведя поборол.

— На пруд купаться ходит. Люди видели, сказывают, как медведь, смотреть страшно, — рассказывала Олюшка.

— Ах, стыд какой! — завизжали девки.

— Этот Гурьяныч, по прозванию Сиволобов, — первый мастер на заводе и всех старых превысил.

— Он не вдовый? — спросила Настя.

— Нет, холостой... А тебе что?

— Да просто так, — не смущаясь, ответила Настя.

— Нет, уж, видно, тебе понравился.

Тут Настя покраснела.

— Как, не боишься?

— Да он, видать, смирный.

— А погляди, как он на башкирских праздниках бушует. Начнет на сабантуе бороться, кидает людей о землю.

— Ты не видала, как башкиры на празднике с завязанными глазами палками бьют горшки? Это у них разные игры такие. Башкиры орут, обвяжут ему лицо — смотреть страшно: все убоятся, что он подглядывает. Все равно Гурьян как дубиной размахнется — черепки летят.

7
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело