Холодный огонь (СИ) - Танго Аргентина - Страница 19

— Но почему в гробу–то?..

— Во–первых, настоящие джентльмены так себя не ведут! Во–вторых, он ужасно бледный, и в-третьих, у него черные волосы. Да, мистер пес?

— Уффф, — потрясенно отозвался Здоровяк. Бреннон провел рукой по лбу.

— Во–первых, он спит в кровати, я сам видел. Во–вторых, разумеется, он отражается в зеркалах, иначе как бы он брился? В-третьих… при чем тут вообще чеснок?!

— Это яд для вампиров, — охотно пояснила племянница. — Вот я и думаю, если дать ему чесночный гренок, мы сразу узнаем…

Пред мысленным взором Бреннона предстала яркая картина: он предъявляет шефу труп Лонгсдейла со следами мучительной смерти и чесночный гренок. Судя по морде пса, он тоже был поражен до глубины своей собачьей души.

— Вы ошибаетесь, мисс, — мягко раздалось у двери. Натан обернулся, краем глаза заметив, как вспыхнула племянница — залилась румянцем от шеи до корней волос. Лонгсдейл задумчиво созерцал девушку.

— Для вампиров вредны не плоды чеснока, а цветы и их аромат.

— А если разжевать головку и метко плюнуть? — задиристо спросила мисс Шеридан. — У него будет ожог? Ведь будет?

— Нет, — отвечал Лонгсдейл. — Хотя вампиры очень чистоплотны, и пока он будет чистить сюртук, вы успеете отбежать подальше.

— Но они ведь спят в гробах?

— Редко. В гробах спят вурдалаки.

Глаза девушки восторженно округлились.

— Это которые едят людей?

— Нет, мисс, людей едят упыри. Вурдалаки употребляют кровь.

— Маргарет, тебе пора, — твердо вмешался Бреннон, пока консультант не поведал юной мисс о степенях разложения трупа. Комиссар был уверен, что будущей жене и матери эти знания ни к чему.

— Но почему? Я нигде не читала про упырей и вурдалаков. Скажите, а если проткнуть их осиновым колом, отрезать голову и набить рот чесноком…

— Маргарет! — поперхнулся комиссар. — Где ты набралась этих отвратительных вещей?

— Я прочла…

— Я скажу твоей матери, чтоб она внимательней следила за тем, какую чушь ты читаешь. А сейчас, будь добра, мы работаем!

Маргарет с явным разочарованием попрощалась. Когда она упорхнула, словно лесная фея, пес ткнул Натана лапой и умоляюще уставился ему в лицо.

— Даже не спрашивай, Здоровяк, — тяжело вздохнул Бреннон. — Нравы нынешней молодежи меня потрясают.

Последняя, пятая, жертва больше напоминала комичную до жути скульптуру, чем труп. Лонгсдейл уже избавился от льда, однако лучше не стало. Кеннеди задумчиво постукивал усопшего пенсне по пальцу.

— Чистый лед, — сообщил патологоанатом комиссару. — Разве что не тает.

Бреннон постучал костяшкой пальца по заледенелому отвороту сюртука. Тот отозвался нежным позвякиванием.

— Боюсь, — сказал Лонгсдейл, — что при попытке вскрытия тело либо раскрошится, либо развалится на куски. И собрать его обратно мы уже не сможем.

— Я все же склонен отпилить один палец и изучить срез, — решительно произнес Кеннеди.

— Но вы хоть можете сказать, что это за хрень?

— Объятие утбурда, — ответил консультант. — Жертвы после него выглядят именно так. Если, конечно, утбурд их бросает. Чаще всего он растирает их в крошку.

— То есть нам еще повезло.

— Именно.

Кеннеди укрепил на носу пенсне, взял пилу и примерился к мизинцу.

— Эй! — рявкнул Бреннон.

— Вам не нужна причина смерти?

— Причину смерти, — процедил комиссар, — я отлично вижу и так. Как вы думаете, что это? — он провел пальцем по извилистой алой ленте, которая тянулась поперек весьма упитанного живота жертвы. На ленте висел золотой медальон.

— Я бы сказал, что это знак отличия какого–нибудь клуба для сливок общества, — Кеннеди склонился над медальоном. — «Сыны Блэкуита». Хм. Может, Бройд его знает? Перед нами мужчина лет пятидесяти или пятидесяти пяти, одетый в дорогой костюм и дорогие ботинки. Рост около пяти футов шести дюймов, лицо багровое, я бы предположил одышку как следствие проблем с сердцем и сосудами; а печень наверняка отмечена следами возлияний.

— Что–то он шибко вырядился. Кеннеди, вы знаете, сколько в городе клубов, где развлекаются эти ваши сливки?

— Довольно много. Думаю, каких–нибудь «Сынов Блэкуита» мы среди них найдем. Считаете, он попал в лед прямиком из клуба?

— Такие важные господа пешком не ходят. Разве что пару ярдов от крыльца до экипажа.

— Но что мешало ему заехать в какой–нибудь бордель по дороге домой?

— Это, — комиссар потыкал пальцем в сюртук. — Костюм. Он без шляпы, трости и верхней одежды. Взгляните на пятна на ботинках. Они промокли насквозь еще до того, как голубчик попал в объятия утбурда. Брюки тоже мокрые до колен. Хоть тут все и оледенело, пятна видны совершенно ясно, — Бреннон побарабанил пальцами по столу. — Лонгсдейл, у него там цепочка от часов видна. Часы никак не достать?

Консультант покачал головой.

— Ладно, к черту. Куда можно пойти в таком виде в ночь, когда язык к зубам примерзает? Лонгсдейл, он мог выскочить из клуба на зов этой гадины? Как Мерфи?

— Вполне.

— Выскочил и бежал. Либо к ней, либо от нее, но достаточно долго. Рожа у него весьма напуганная.

— Если он встретил утбурда — то ничего удивительного, — консультант осторожно провел скальпелем по корочке льда на часах, и труп угрожающе захрустел. — Боюсь, определить время смерти по часам мы не сможем.

— То есть лучше оставить все как есть и надеяться, что он не растает к черту до приезда родственников?

— Он не растает, — ответил Лонгсдейл. — Это я могу гарантировать совершенно точно.

— Ладно. Если вы закончили, я пришлю Эдди — пусть нарисует портрет жертвы. Я отправлю детективов в клуб, но меня до четырех не будет. Так что, ежели они управятся раньше, то вы, — Бреннон кивнул на консультанта, — можете прочесть их рапорты.

— Зачем? — удивился тот.

— Они будут допрашивать прислугу. Не может быть, чтобы табун лакеев и официантов ничего не заметил. Ничего по вашей части, я имею в виду.

— А вы куда?

— По делу, — сухо отозвался Бреннон. — Буду искать женщину.

Дом пивовара Мерфи при свете для выглядел куда приятней, чем ночью. Приземистый и темный, как и многие дома в этих местах, на вид довольно мрачный, но ухоженный. Мерфи–младший чистил резные ставни, на свежевыкрашенном крыльце трепетали черные ленты. Вдова вешала на дверь траурный венок. Бреннон перевел взгляд на портрет незнакомки; ветер с озера сердито дергал бумагу, пытаясь вырвать из рук. Комиссар толкнул калитку и зашагал к крыльцу.

— День добрый, — сказал он, и миссис Мерфи подпрыгнула, как коза. На ее лице промелькнуло такое выражение, будто комиссар едва не поймал ее с поличным.

— Вы! — вырвалось у женщины. — Опять?!

— А то. Знаете эту? — Натан сунул миссис Мерфи портрет белокурой незнакомки. Это был тычок наугад — в основном, от того, что комиссару хотелось нащупать хоть какую–то связь между пивоваром и остальными. Вдова вгляделась в портрет и громко фыркнула:

— Еще бы! — у Бреннона перехватило дыхание. — Эта девка была у нас приходящей горничной. Но я ее выгнала, едва она пузо нагуляла. Взяли моду — чуть что брюхатиться!

— И где она теперь?

— Откуда мне знать?

— Но имя–то вы помните?

— Вот еще. Стану я имена служанок запоминать. Много чести! Я ее звала Хеди. Она и по–нашему то говорила через раз еле–еле.

Бреннон пристально посмотрел на миссис Мерфи. Она покраснела и раздраженно теребила фартук.

— Как в лучших домах, а? — вкрадчиво спросил комиссар. — Всех горничных зовут Абигаль, а у вас–то целый штат прислуги.

Вдова отвернулась к венку и стала расправлять ленты.

— Значит, подозревали супруга. Занятная картинка — девушку вон, мужа на мороз, свидетелей нет, а у вас плохая память…

— Да черт с вами! — взорвалась миссис Мерфи. — Вы же теперь нас в покое не оставите! Да, я так и думала! А что ВЫ бы думали, когда эта свинья только и делала, что глаза на нее пучила?!

— Где вы ее наняли?