Холодный огонь (СИ) - Танго Аргентина - Страница 16

— Дело не в ненависти, — Бреннон забрал папку, — а в наживе. Сколько они вам платили, миссис Хьюз?

Плач женщины перешел в судорожные рыдания.

— Забирайте, — кивнул полицейским Бреннон. — И позовите кого–нибудь из соседок, пусть присмотрят за ее выводком, пока супруг не вернется.

— Нннееееет! — взвыла миссис Хьюз. — Нет, ради Бога! Я расскажу, только пожалуйста… Мои дети! Ох, Боже, Боже!..

— Я же говорю, чужих не жалко, — пожал плечами комиссар. — Только своих. И то не всегда. Отведите ее в какую–нибудь комнату и присматривайте, чтоб не сбежала.

Лонгсдейл сжал губы. Пес проследил за полицейскими, которые не столько вывели, сколько выволокли миссис Хьюз в соседнюю комнату.

— Вы что? — тихо спросил консультант. — Зачем вы так? Она никого не убивала.

— Вы идиот или у вас память, как у золотой рыбки? — процедил Бреннон. — Вы же сами сказали, что прошлой ночью тварь осталась голодной, а значит, сегодня после заката она снова выйдет на охоту. И у нас осталось восемь часов с чем–то, чтобы узнать, на кого она бросится в этот раз. У меня нет времени на сантименты и уговоры.

Соседней комнатой оказалась крохотная столовая. Миссис Хьюз сидела за столом, на самом краешке стула, комкала передник и шмыгала носом. Кто–то из полицейских пожертвовал ей свой носовой платок. Бреннон с громким хлопком бросил на стол папку, и жена пристава подскочила на стуле, будто ужаленная.

— Ну? — сухо спросил комиссар, нависая над ней. Он уперся одной рукой в спинку стула, другой — в стол, и женщина испуганно сжалась в комочек, отодвинулась от него как можно дальше.

— Я… я ее не знала… — пролепетала она и облизнула губы. — Мистер Маккарти привел ее к нам зимой, с улицы… Хотя она была не уличная, нет! Ну… Не из этих, падших… Наверное, — миссис Хьюз сглотнула. — Она была в таком сером платье, очень скромном, и старом пальто, и шали. Мистер Маккарти сказал, что у нее отошли воды прямо на улице… Я… я не знаю, зачем он ее привел… Зачем он ее привел! — с остервенением выкрикнула она.

— Она родила? — спросил комиссар. Миссис Хьюз кивнула и утерла глаза.

— Да. Мальчика. Я помогала. Мистер Маккарти сказал, что нужна акушерка и велел мне…

— Что с ними стало?

— Я не знаю. Следующим утром ее уже не было. Мистер Маккарти оббегал все соседние улицы, расспрашивал соседей, съездил во все приюты, о которых знал, спрашивал в больницах…

— Трогательная забота. Может, это был его ребенок? Или его родственница?

Миссис Хьюз вспыхнула:

— Как вы можете! Мистер Маккарти никогда бы не опустился до подобного! Он всегда был таким… таким… О Господи, Господи!

— Как она выглядела?

Жена пристава отвлеклась от начинающихся рыданий, поразмыслила и сказала:

— Высокая, светловолосая, с голубыми глазами. Очень молодая, но не наша, иностранка. Симпатичная, — не без зависти добавила она.

— Сможете описать ее внешность художнику?

— Э… д-да, — удивленно ответила миссис Хьюз.

— Отлично. Келли, пришли сюда Эдди. Пусть займется. Заодно прошурши все заявления о пропавших женщинах, может, среди них найдется какое–нибудь от мистера Маккарти. Ищи все, что было, за период… Гм… Когда он ее привел?

— Да разве я помню… Может, двадцать пятого… Или двадцать шестого октября…

— Ладно, Келли, ищи начиная с двадцатого.

— Дата важна, — неожиданно раздалось из–за спины комиссара. Бреннон обернулся. Лонгсдейл подпирал стену у двери. Пес сидел у его ног, а глаза консультанта мерцали в полумраке, как бледно–голубые огоньки. — Мне нужно знать точный день.

— Зачем?

Лонгсдейл подошел, доверительно склонился к миссис Хьюз и уставился ей в глаза.

— Вспомните, — мягко шепнул он. — какой был день? Что вы делали с утра?

— Какого черта вы делаете? — недовольно спросил комиссар. Его проигнорировали. Даже пес.

— День? — растерянно прошептала женщина, завороженно глядя в голубые глаза консультанта. — Какой день? Обычный…

Она как–то странно замерла на стуле, боком, словно хотела встать, но забыла, зачем.

— День, Нэнси, — повторил консультант и осторожно взял ее за руку. — Вздохните и вспомните день. Вы все помните, только вздохните.

Миссис Хьюз откинулась на спинку стула, глубоко вздохнула и обмякла, как кукла. Ее стекленеющий взгляд остановился на лице Лонгсдейла.

— День… — невнятно пробормотала она.

— Он начался, — шепнул консультант.

— До света, — покорно отвечала женщина. — Мы встали, я и дочки, растопили камин, разогрели воду… Чайник лопнул, и я полезла в кладовку… Муж спустился, Дженни пошла растолкать мальчишек…

— Вы завтракали?

— Как обычно, — прошептала миссис Хьюз, — Дэнни уронил хлеб, Мейси чуть не опрокинула кипяток, Сэмми и Джон опять дрались…

— Можно побыстрее? — сквозь зубы спросил комиссар.

— Муж ушел на службу, — бормотала жена пристава, — и повел мальчиков в школу по дороге… Господи, зачем им школа, как будто… как будто… — Лонгсдейл сжал ее руку; она замолчала и наморщила лоб. — А мне нужна вода для стирки. Он забыл ее натаскать, и мы опять с ведрами… В этот собачий холод…

— Вы стирали? — мягко спросил Лонгсдейл.

— Как всегда, в последний понедельник месяца…

Консультант выпустил ее руку и повернулся к комиссару. Миссис Хьюз чуть не свалилась со стула — полицейский едва успел ее поймать.

— Последний понедельник октября, — сказал Лонгсдейл. — Двадцать шестое число.

— Хорошо, — недовольно буркнул комиссар. — Келли, с двадцать шестого октября. Кто–то же должен был искать пропавшую молодую женщину.

— Да, сэр.

— Ну так не стой столбом!

Полицейский выскочил из столовой, на ходу осенив себя крестом, когда пробегал мимо Лонгсдейла. Пес презрительно фыркнул.

— Она прикасалась к ребенку и на ней была кровь матери, — сказал консультант Бреннону.

— Вот почему ваш пес учуял… Ладно. Хотя какая разница, двадцать шестое или тридцатое. Это уже непринципиально.

— Она родила двадцать шестого, а, значит, могла утопить его двадцать восьмого, — Лонгсдейл угрюмо взглянул на комиссара. — Три дня до Самайна.

Бреннон побарабанил пальцами по папке.

— Итак, Маккарти не имеет отношения ни к абортам, ни к зачатию ребенка.

— Ну, она могла сначала обратиться к нему за абортивным средством…

— Он бы не дал ей такого, судя по отзывам его начальства и пациентов. Он двадцать восемь лет работал врачом в муниципальной больнице для бедных. В муниципальной больнице! Вы хоть знаете, что это значит?

— Нет.

— Там лечат нищих, бродяг и малоимущих. А ведь Маккарти после окончания университета получил приглашения в самые лучшие больницы. Вот они, все здесь — он хранил их у себя, на память, наверное. Но так и не ушел.

— Да, — сказал Лонгсдейл, разглядывая портрет девушки, который набросал художник со слов миссис Хьюз.

— Шесть лет назад он перенес тяжелую ангину и больше не мог практиковать. Незадолго до этого он получил небольшое наследство, купил дом и стал его сдавать. Соседи на него молились — не каждый наскребет денег на врача, а он никому не отказывал в совете. Так что он как раз способен броситься на помощь одинокой женщине, даже если увидит ее первый раз в жизни. Чего не скажешь о нашей жертве номер три, — Натан взял со стола листок бумаги и помахал. — Это наша последняя на данный момент жертва.

Лонгсдейл оторвался от изучения портрета.

— Уверены?

— Аптекарь. Джонас Кавана. Его уже опознали мать и брат. Риган продолжает обыскивать его аптеку. В тайнике под полом кладовки уже нашли гору средств для абортов.

Лонгсдейл рассеянно кивнул и отвернулся.

— Я не могу понять только одного. Ну ладно, Колин Мерфи — случайная жертва, тварь была голодна и сожрала первого встречного. Ладно Кавана — он продал матери абортивное средство, хоть оно и не подействовало. Но почему отец Тайн и Маккарти? Они были хорошими людьми… Неплохими, по крайней мере. Так какой смысл…

— Перечитали рождественских сказок? — вдруг процедил Лонгсдейл. Бреннон аж вздрогнул. Консультант швырнул портрет девушки на стол и отвернулся к окну. Комиссар смотрел хищный профиль на фоне темнеющего неба и поймал себя на том, что впервые видит консультанта раздраженным.