Ехал грека через реку (СИ) - "tapatunya" - Страница 49
- Предыдущая
- 49/62
- Следующая
— Правда?
Ася села рядом с ним на пол и вытянула ноги.
— Уже отекают, — пожаловалась она. — Что со мной будет на девятом месяце?
Адам осторожно положил ее ступню себе на колени и принялся легко массировать ее через оранжевый носок.
— В школе я всегда садился на первую парту, чтобы меня не задирали одноклассники, — продолжал Адам. — Чтобы не расстраивать родителей, я всегда хорошо учился, и все просто списывали у меня.
— Вы же все время ходили на спорт? Почему бы вам было просто не поколотить их? — спросила Ася с интересом. — Я была ужасной драчуньей. Моих родителей вызывали в школу через день.
— Они ругали тебя? — спросила Ева.
— Постоянно, — ответила Ася, — я все время была наказанной. То мне нельзя было гулять, то запрещали шоколадки, то отбирали куклы. Я обожала играть в куклы, придумывала множество историй с ними. Однажды мама выпорола меня крапивой, это было очень больно и обидно.
— Ты плакала?
— Вопила на всю улицу, что меня убивают и требовала вызвать полицию.
— Но ты же хорошая, — произнесла Ева, сдвинув свои густые брови, — почему ты вела себя плохо?
— Потому что была глупой, — подумав, ответила Ася. — Только дураки ввязываются в драки. Умные хорошо учатся, как твой папа. Но, Адам, как вас вообще занесло в коучинг?
— Я красивый, — просто сказал он, — людям нравится смотреть на красивых людей. Пожалуй, это была моя суперсила, как вы говорите. Знаете же, что красивым детям учителя поневоле ставят оценки выше, а преподы быстрее принимают зачеты. В университете я переехал в этот стеклянный дом, который ужасно дорого содержать, и почти сразу опять рассорился с отцом. Маме и в голову не приходило давать мне денег, а отец пошел на принцип. Я сдавал первый этаж в аренду, начал продавать рекламные площади для бесплатной газеты, и вскоре выяснилось, что у меня покупают охотнее, чем у других. Так я попал в продажи и маркетинг, а оттуда уже в коучинг. Денег все равно не хватало, поэтому приходилось приторговывать лицом для всяких рекламных съемок. Однажды отец увидел мою фотографию на баннере — это была реклама нижнего белья. Ух, он и разозлился!
— Из-за того, что в исламе запрещены изображения людей?
— Из-за всего. Он просто бесился. Наверное, ему хотелось, чтобы я сидел тихо и не высовывался. А я высунулся. В этом все дело.
— А я красивая? — спросила Ева.
— Самая красивая в мире, — согласился Адам.
— А Ася?
— И Ася самая красивая в мире.
— Пфых! — она дернула ногой. — Мне, в отличие от вас, никаких скидок из-за внешности не делали. Приходилось брать города обаянием.
Адам погладил оранжевый носок.
— Вы очень красивая, — повторил он упрямо.
— Это вы, — заявила Ева и подвинула им рисунок.
Стукнувшись лбами, Адам и Ася посмотрели в альбом.
— Эм, — даже Асина буйная фантазия не могла помочь в расшифровке этих каракулей.
— Палка с арбузом в животе — это вы, — подсказал Адам.
— Это не арбуз, а наша козявка! — объяснила Ева.
— А палка с червяками на голове — это, видимо, я.
— Твои кудряшки, — кивнула его дочь.
— Что мы делаем? — спросила Ася.
— Ругаетесь и смеетесь сразу. Вы все время так.
— Но где здесь Ева? — нахмурилась Ася.
— Спит! Я пошла спать! Сама! Не ходите за мной!
— Детка, но моя кровать рядом с твоей.
— Я уже взрослая. Хочу свою комнату! Вы все время болтаете по ночам!
Ася посмотрела на Адама. Ее глаза смеялись.
— Да у нас здесь бунт, — глубокомысленно сказала она. — Слышите треск пуповины?
— Брр, не говорите таких гадостей, — содрогнулся Адам.
— Спокойной вам ночи, — чинно произнесла Ева, поцеловала их по очереди и отправилась прочь.
— Вот так дела, — Ася захихикала. — Не забудь почистить зубы! — крикнула она вслед. — И почитай себе сказку!
— Я сама все сделаю, — раздалось из игровой комнаты.
— Странно, я читала, что кризис «я сам» приходится примерно на три года. Почему у этого ребенка он случился в почти пять?
Адам вздохнул и встал. Протянул руку, помогая Асе подняться.
— Для девочки, которая начинала свою жизнь в этом доме с того, что спала в шкафу, это космический прогресс. Спасибо, — он аккуратно, почти по-братски, коснулся губами лба Аси.
— Была у лисы избушка ледяная, а у зайчика — лубяная, — заворковала Ася, — пусти меня, заюшка, хоть на дворик к себе!
— Вот еще, — Адам зашагал к своей спальне. — Сколько раз вы меня шпыняли за то, что я сплю с вами? Сколько раз говорили, чтобы я шел к себе?
— Так вот вы какой, — она скорчила грустную физиономию и вцепилась в его футболку.
— Благодаря вам, я прекрасно разбираюсь в нарративах сказок. И знаю, чем заканчиваются такие истории. Зайчик всегда остается на улице!
— Но вы не позволите беременной женщине спать на диване, — Ася обхватила его руками за живот и теперь шагала следом, как паровозик.
— Вы беременная, женщина, которой ничего от меня не нужно.
— Дурак такой, я ведь прошу вас прямо сейчас, — и он ощутил, как она укусила его за плечо.
Это было уже слишком. И к черту ее Коллонтай.
Вскинув руки вверх, чтобы было проще прокрутиться вокруг своей оси, Адам развернулся в кольце Асиных рук и оказался лицом к лицу с ней. Так близко, что ощутил тепло ее огурцового дыхания. Он поцеловал ее сразу, слету, не давая себе времени подумать, дать извечной нерешительности хоть один шанс. Сердце колотилось, как бешеное, и смятение Аси ощущалось физически — словно воздух стал накаленным и дрожал.
— Ты с ума сошел? — она отпрянула, но так и не разжала обнимавших его рук, и это ее внезапное «ты» тряхнуло его, как дернутый стоп-кран в поезде, и Адам снова припал своим ртом к ее губам, и в этот раз Ася не стала уворачиваться.
Она была крайне решительной особой во всех своих поступках и в то же время и правда похожей на сахарную вату. Эта двойственность заставляла все его мысли разбегаться в самые разные стороны, и все, что оставалось сейчас самым важным в жизни — это то, что Асины пальцы цеплялись за его волосы, и она прижималась к нему все сильнее и сильнее, как будто была намерена слиться в одно единое существо. Адам уже и не помнил, какие оправдания для себя сочинил, чтобы уберечься от неминуемого гнева. Потому что не было никакого гнева.
Только текущее расплавленной лавой по горлу желание.
Никогда в жизни Адам не чувствовал другого человека так, как себя.
Ася целовалась так, как будто рассказывала очередную сказку, с искренним удовольствием и не скрывая этого. И безумное напряжение отпускало Адама, как всегда, когда он был рядом с этой женщиной, ему становилось хорошо и просто. Ее поцелуи были хорошими и простыми, и обниматься было так же естественно, как дышать. Ему хотелось целовать ее сразу повсюду, но он никак не мог оторваться от ее губ, мягких и сладких, и, наверное, он бы и не оторвался до самой смерти, так бы и прожил всю свою жизнь, если бы Ася, коротко выдохнув, не отодвинулась первой. Она опустила голову, уткнувшись лбом в его подбородок, и ее дыхание сбивалось.
Адам бездумно поцеловал ее в макушку, прижимая к себе и пытаясь успокоиться.
Стало страшновато.
Что теперь его ждет?
Как бы она ни была сердита, она же не оставит Еву одну?
На себя, как аргумент, Адам не возлагал больших надежд.
— Дурак, — снова сказала Ася и, оттолкнув его, пошла к выходу.
Адам смотрел, как она удаляется, и от это зрелища разрывалось сердце.
— Ась, — позвал он очень тихо, — не прячься от меня, пожалуйста.
Она остановилась, опустив голову и разглядывая свои разноцветные носки.
— Мы теперь на «ты»?
— Ты первая начала.
Она медленно кивнула, как будто принимая этот довод.
— Разве вам… тебе не хочется извиниться и сказать, что это было ошибкой и что это ничего не значит? — спросила она, не глядя на него.
— Нет, — господи, что у нее за отношения все время были, если она постоянно ждала подвохов и гадостей? Впрочем, он уже видел одного экземпляра. Так себе было зрелище. — Я не хочу извиняться, и это не было ошибкой. Ты нравишься мне. Ты мне сильно нравишься.
- Предыдущая
- 49/62
- Следующая