Хильдегарда. Ведунья севера (СИ) - Шёпот Светлана Богдановна - Страница 39

Глубоко вдохнув, я прикрыла глаза, стараясь успокоиться. В воздухе отчетливо витал запах крови, тонкий, с каждой секундой все более усиливающийся.

Через некоторое время я поняла, что пою. Я совершенно не понимала слов, они словно сами вырывались из моего рта. Открыв глаза, я прикипела взглядом к порезу на руке. Мне показалось, что в мире не осталось более ничего. Весь мир сузился до кровоточащей раны, до алой линии. Она словно росла, превращаясь для меня в глубокий овраг, заполненный дурманящей разум кровью.

Еще спустя то ли вечность, то ли мгновение я поняла, что вокруг меня сплошное красное марево. Оно пульсировало в такт биению сердца. Но еще через какое-то время к красному цвету прибавился золотой. Желтые песчинки постепенно захватывали все больше и больше пространства, пока я не оказалась в ярком золотом свете. Было такое ощущение, будто какой-то сумасшедший заполнил мир мелкими крупинками сверкающего на ярком свете золота.

А потом все прошло. Как отрезало. Вот я только стою посреди золотого хаоса, а в следующий момент уже снова в старом замке около кровати Рагны.

Вспомнив все, я дернулась, желая немедленно остановить кровотечение, но в тот же миг замерла. На руке Рагны больше не было раны.

– Молодец, дитя, ты справилась, – прокряхтела старушка.

Подняв еще недавно раненную руку, она приблизила ее к лицу и тщательно осмотрела.

Я же села на кровать, чувствуя мелкую дрожь в конечностях. И не от усталости, а от нервов. Кто же так делает, в самом деле?! Так можно и сердечный приступ от испуга получить!

– Вот только твоя песня…

Опустив руку обратно на кровать (на которой, кстати, не осталось ни капли крови), Рагна хмуро посмотрела на меня.

– Что с ней? – хрипло спросила я, чуть занервничав.

Если бы меня сейчас кто-нибудь пытал, я все равно вряд ли смогла бы сказать, что я пела и пела ли вообще.

– Это не песнь возвращения.

– А что тогда?

– Не знаю, – Рагна тяжело вздохнула. – Никогда прежде не слышала эту песнь. Да и не песнь это была, а… музыка.

– Музыка? Как можно спеть музыку?

– Голосом, – проворчала Рагна. – Ты играла звуками, не складывая их в слова. Расскажи мне, что ты чувствовала?

Я не стала ничего скрывать. Ни к чему это было. Рагна слушала внимательно, иногда чему-то кивая, а иногда качая головой, словно удивляясь.

– Вот что я тебе скажу, – начала она, после того как я замолчала. – Видно, что твое пение отлично от того, что знаю я. Этому может быть только одна причина: твоя душа – она иная. Подумай об этом. И пой больше. Пой по всяким мелочам, когда надо и не надо. Вкладывай в голос силу. Ты должна развивать ее. Она не должна приходить к тебе спонтанно – только по твоему желанию. А теперь иди, я устала и хочу подремать.

Я поблагодарила Рагну, подумав, что, не будь старушка такой ослабленной, обязательно бы сказала ей пару слов о безрассудстве. Выйдя в коридор, кивнула служанке. Та шустро юркнула в комнату, видимо, совсем замерзла здесь, дожидаясь нас. Неудивительно, учитывая, что в коридоре пар изо рта валил так, словно тут стоял трескучий мороз.

Стражи, неизменно следующие за мной по пятам, оттолкнулись от стены и замерли рядом.

Для чего-то подышав на руки, словно они замерзли, я развернулась и направилась в сторону спальни. При этом начала безотчетно мурлыкать под нос песню. Внутри все слегка вибрировало, будто я едва-едва прикасалась к одной струне.

– Госпожа, – позвал меня стражник.

Я остановилась и обернулась.

Мужчины, увидев, что я смотрю на них, покосились на стены. Я проследила за ними взглядом и удивленно вздернула брови. Но спустя секунду поняла: это я. Вернее, это сделала моя сила. И снова спонтанно, пусть и благодаря моему безотчетному мурлыканью.

Все стены позади нас были покрыты витиеватыми ледяными разводами. Видимо, от холода, царившего в коридоре, я вспомнила про узоры, которые мороз рисует на окнах.

– Не стоит волноваться, – сказала я, подходя к стене и прикасаясь пальцем к одному из белоснежных завитков. Он даже не подумал растаять. – Это просто магия.

– Ваша? – чуть неуверенно спросил стражник, переступая с ноги на ногу.

– Моя, – ответила я, улыбнувшись.

На следующее утро пришло время попробовать окрашивание. Замоченные травы отдали все свои красители, поэтому вода в тазиках была различных насыщенных цветов.

Естественно, нам понадобился огонь, поэтому мы забрали приготовленные к покраске ткани, таз и направились на кухню. Ингрид это очень не понравилось. Она ворчала, бросала на нас гневные взгляды, делала вид, что не понимает, когда мы просили ее о чем-либо. В общем, всячески давала понять, что наше присутствие на кухне ее выводит из себя.

Это заметила не только я, но и остальные женщины. Многие поглядывали на Ингрид недоуменно, изредка бросая на меня опасливые и любопытные взгляды, словно хотели узнать: когда же мне это надоест?

И мне надоело.

– Советую тебе перестать вести себя так, как ты себя ведешь, – спокойно сказала я, палкой переворачивая ткань в большом казанке.

Изначально ткань была белой, сейчас же ее цвет стал изумрудно-зеленым. Если после этого ее не стирать, то окраска такой и останется. А если выстирать, то полиняет до едва заметно зеленого.

Ингрид замерла. Я даже слышала, как она скрипнула зубами. Не пойму, в чем, собственно, дело? Это ведь не нормально, настолько неуважительно себя вести. Неужели причина просто в дрянном характере? Или же такому поведению есть иное объяснение?

– Прошу прощения, госпожа, просто если мы не успеем приготовить обед, то ярл будет винить меня.

– Не стоит волноваться, я ему все объясню, – отозвалась я, окинув Ингрид взглядом. Сомневаюсь, что она волнуется именно об этом. Скорее уж едва терпит мое присутствие рядом. Личная неприязнь? Вполне возможно.

Пока ткань окрашивалась, я решила, что самое время помочь девушкам с приготовлением обеда. Мы и в самом деле занимали место над огнем, да и к тому же отвлекали их и мешали.

Когда я предложила всем принять участие, женщины с энтузиазмом отозвались. Всё-таки здесь почти нет развлечений, так что люди хватаются за любую возможность заняться чем-нибудь интересным.

Времени до обеда осталось мало, а приготовить нужно было довольно много.

– Сегодня мы будем готовить бешбармак, – оповестила я всех, а потом быстро пояснила, что это такое.

С тестом мудрить не стала, взяла самое что ни на есть простое, состоящее из воды, соли и масла. Им занялись сразу несколько человек, так как народу в замке жило немало. Еще несколько женщин мелко порубили мясо и репчатый лук. Отправили все это жариться. Казан с тканью на время убрали, а вместо него на огонь поставили большой котелок с водой.

Раскатывать сочни слишком тонко не стали, а затем порезали еще и на удобные ленты. Некоторые предпочитают тонкое, почти прозрачное тесто, которое после готовки расползается на вилке, но я так не люблю.

К обеду новое для этого мира блюдо было готово. Самое простое, но сытное. Сваренное тесто выложили на большие продолговатые блюда, сверху добавили жареного мяса с золотистым луком. Конечно, кроме этого были еще и неизменные каши и хлеб.

Когда мы все сели за стол, я заметила, как женщины, участвовавшие сегодня в приготовлении обеда, с нетерпением поглядывают на мужчин. Те оправдали все наши ожидания. Сначала многие удивились, начали переговариваться, осторожно пробовать, а потом с удовольствием уплетать. Женщины заулыбались, довольно переглядываясь.

– Твоя работа? – спросил Тор, накладывая себя в тарелку тесто с мясом и луком.

– Мы все готовили, – ответила я.

– Этому тоже на западе учили? – поинтересовался он, прожевав. – Это ведь тесто? Неожиданно, но вкусно.

– Не совсем, – ответила я туманно. – Просто я наблюдательная и любознательная. Если меня что-то интересует, то я не боюсь задавать вопросы.

– Это замечательно.