Мадонна Фьора, или Медальон кардинала делла Ровере (СИ) - Кальк Салма - Страница 34

Наконец, ее заметили. И естественным образом это оказался Карло.

— О, к нам пожаловала донна Эла! Проходите, посмотрите, что тут творится!

— Спасибо, я уже. Нахожусь под сильным впечатлением.

— Вам не приходилось здесь бывать раньше?

— О нет, я даже и не подозревала, что здесь есть такое… явление.

— Тогда скажите, что же вас впечатлило больше всего?

— Право, я не думала, что современные сокровищницы выглядят именно так.

— Больше напоминает обыкновенный хламовник, правда?

— Что ты называешь хламовником, сын мой? — внушительная фигура отца Варфоломея возникла над правым плечом Карло. — Добрый день, госпожа де Шатийон.

— Такое место, куда годами разные люди складывали всякий хлам, и теперь никто не просто не знает, что где лежит, а вообще не представляет, что именно тут можно найти! — мерзко хихикал Карло. — И где никто никогда не убирался, от пыли не продохнуть!

— Если тебя это беспокоит, сын мой, я с удовольствием поручу тебе решение этой важной задачи. Я сегодня же переговорю с Себастьяно и попрошу его отпустить тебя на пару недель. Ну, или до окончания работы. Как всё вымоешь — так и освободишься, — оказывается, отец Варфоломей умел хихикать ничуть не менее мерзко. — Ночевать тоже можешь здесь, кровати в дальнем углу, — и махнул рукой куда-то в темноту. — Антикварные, между прочим.

— Эй, отче, мы так не договаривались! И вообще, я не сказал ничего такого, чего бы ты сам не говорил вчера или сегодня!

— Так то я, это мое хозяйство, и я тут что хочу, то и говорю. А ты, если не можешь сделать ничего полезного, проваливай. Донна Элоиза, вы желаете нам как-нибудь поспособствовать?

— Если я могу принести какую-то пользу — скажите. Но я на самом деле ошеломлена и пока способна только вертеть головой. Все необыкновенно живописно само по себе, а сосредоточенно работающие люди еще добавляют колорита, — улыбнулась она.

— Вот, а я что говорю! — снова влез Карло. — Сюда нужно пригнать Лодовико с камерой, пусть пофотает, а то он уже от безделья свихнется скоро!

— Изыди, — махнул на него рукой монах.

— Отец Варфоломей, скажите, а как можно было сюда проникнуть, если всё случилось так, как мы думаем?

— Довольно просто, на самом деле. Постов охраны на входах не было, сигнализация только по наружному периметру, то есть со стороны крыши в первую очередь. Открываете замок — и в путь.

— Значит, придется пересматривать меры безопасности?

— Да, я уже озадачил Себастьяно этим вопросом, пусть думает.

— Как ваши успехи?

— Мы нашли много интересных предметов и упоминания о еще более интересных, но пока не продвинулись нисколько в решении загадки. Увы. В нашем деле самое сложное — не отвлекаться на рассматривание всего, что мы находим. Но мы справляемся. Хотите, я проведу вас по хранилищу и покажу что-нибудь? Вдруг вас посетит какая-нибудь дельная мысль?

— Буду рада, спасибо.

Следующие полтора часа Элоиза вместе с отцом Варфоломеем бродила между стеллажами, протискивалась в щели, разглядывала мебель, украшения, оружие, картины, статуи.

— Кстати! А подходящая статуя вам пока не встретилась? — спросила она после того, как запнулась об очередной постамент и едва не упала.

— Кстати есть целых две кандидатуры. Вот, поглядите, те, что справа, — монах провел ее еще к одному пятну света, в котором стояли четыре мраморные статуи. Серена, сотрудница отдела реставрации, счищала с одной из них пыль специальной кисточкой.

Элоиза осмотрела статуи, особенно две потенциальных кандидатуры. Каждая из них была чем-то хороша, но особенно ей глянулась самая крайняя — Серена еще до нее не добралась, и казалось, что мраморная женщина дремлет, а тронь ее кисточкой — откроет глаза, удивленно и радостно, и улыбнется тому, кто ее разбудил, и поцелует его…

Стоп! А это еще что такое? Элоиза внимательно осмотрела мраморную красавицу. У нее в руках не было младенца, в отличие от остальных трех, она придерживала кончиками пальцев складки тяжелого платья. И ей вполне можно было надеть что-то на шею…

Кто-то позвал Серену, она извинилась и убежала к большому столу. Элоиза тут же воспользовалась этим и подошла к мраморной даме поближе, обошла ее кругом, закрыла глаза, сосредоточилась и легко коснулась кончиками пальцев холодного камня. В том месте, где в вырезе платья как раз мог быть медальон…

…и моментально оглохла и ослепла. То есть превратилась в человека с заурядным слухом и закрытыми глазами, что для нее было непривычно с раннего детства. Она испугалась, отдернула руку… и сверхъестественные ощущения вернулись. Положила ее на мрамор — и снова стала обычным человеком. Опустила руку, стряхнула пальцы и подняла глаза на отца Варфоломея.

— Элоиза? — он подошел и заглянул ей в лицо. — Что с вами? Что происходит?

— А ведь тот дух нечистый, ну, который из легенды, он знал, что говорил. Если медальон вправду обладал какими-то необыкновенными свойствами, то, будучи помещен на шею этой милой даме, он переставал ими обладать. И становился обычной драгоценностью.

— Что? — он воззрился на нее, как будто впервые увидел.

— Есть некоторая вероятность, что вот эта мраморная статуя нам подходит.

— Господи, благодарю тебя за то, что привел сюда сегодня госпожу де Шатийон, — шумно выдохнул монах. — Как высока вероятность?

— Я бы сказала, что стопроцентная. Но… мало ли, сами понимаете. Расскажите, откуда к вам попала эта дама?

— Из папского хранилища. Ее никогда нигде не выставляли, потому что она скорее похожа на светскую красотку, нежели на Матерь Божию. Конечно, всякое бывало, вы же знаете, но глядя именно на эту скульптуру, не возникает желания ее куда-нибудь выставить. Скорее, спрятать. Хотя производит впечатление, очень даже. Это конец пятнадцатого века, неизвестный флорентийский скульптор. В сопроводительных документах так сказано, ну и некоторые особенности исполнения позволяют мне согласиться с этим утверждением.

— Ага. Скульптор неизвестен, и ювелир, который сделал медальон, неизвестен тоже. Не в паре ли они работали? И кстати, нет ли у вас с собой фото миниатюры из медальона?

— Есть, конечно же, есть! Что вы хотите?

— Хочу сравнить лицо этой дамы с лицом в медальоне.

Монах с удивительным для его комплекции проворством боком пролез в щель между стеллажами и направился куда-то к столам, лампам и людям. Элоиза же тем временем для чистоты эксперимента прикоснулась пальцами и к остальным мраморным дамам, но такого ошеломляющего эффекта больше не испытала ни разу.

Тем временем отец Варфоломей вернулся с фотографией и фонарем. Они посветили на фото, на скульптуру…

— О Дева Пречистая, сжалься над нами, грешными! Такого не может быть! — прошептал отец Варфоломей.

Несомненно, на миниатюре в медальоне было изображено то самое лицо.

— Мы можем предполагать, что статуя и медальон происходят из одного источника и не разлучались, или надолго не разлучались до того, пока не вмешался господин Моллини? — наморщила лоб Элоиза.

— Можем, Элоиза, можем. Я с господней помощью все бумаги подниму и найду концы, или это буду уже не я! — сверкая глазами, сказал отец Варфоломей.

* 34 *

В понедельник навалилась работа. Элоиза ни с кем не разговаривала, кроме собственных сотрудников, а за завтраком не встретила никого, с кем можно было бы поговорить о медальоне и спросить о последних новостях. Обед ей принесли в кабинет, и ела она его, глядя в монитор. Когда ближе к вечеру телефон зазвонил и на нем высветился портрет Марни, она подумала, что опять засиделась до ночи и бросила взгляд на часы. Ничего подобного, еще даже и пяти часов нет, подумала она и ответила.

— Добрый день, монсеньор. Есть ли новости?

— Да, госпожа де Шатийон, новости есть. Скажите, какие у вас планы на вечер?

— Пока ничего такого, что нельзя было бы подвинуть или отменить.

— Хотите понаблюдать встречу господина Моллини с одним очень колоритным персонажем?