Джулиана, или Ведьминские козни (СИ) - Кальк Салма - Страница 34

— В твоих устах «почти» может означать все, что угодно, — рассмеялась Доменика. — Ну да ладно. Ты-то его любишь?

Элоиза просто молча кивнула.

— Только ты не обсуждай это с роднёй, пожалуйста.

— Всё так серьёзно? — улыбнулась Доменика.

— Я не знаю. Я, в самом деле, не знаю. Я хочу посидеть в тишине и попытаться понять.

— Посиди и попытайся. Вдруг это и в самом деле судьба?

— Да чего сразу судьба, можно подумать, я не влюблялась раньше ни в кого! — вскинулась Элоиза.

— Ладно, может быть и не так. Ты не хочешь рассказать мне больше подробностей?

— Пока нет. Может быть, чуть позже. Сначала я в голове покручу и сама подумаю — вдруг не разучилась ещё?

— Так, постой, а ты говорила, что тебе булавки куда-то там втыкали. Где эти булавки? — вдруг вспомнила Доменика.

— В герметичном контейнере. Я не чувствовала себя в силах их обезвредить. После этих булавок я даже сознание потеряла.

— Ну ни … ж себе! — Доменике случалось не стесняться в выражениях, особенно в процессе затягивающей творческой работы. — А томографию сделать ты не хочешь?

— Сделала уже, — отпарировала Элоиза. — Твой знакомый Бруно осмотрел меня после обморока и заставил на следующий день прийти и обследоваться всеми возможными традиционными методами.

— Ладно, успокоила, — буркнула Доменика. — Но если что — мигом ко мне, ясно?

— Вполне, — хмыкнула Элоиза. — Непременно.

* 48 *

Себастьяно проснулся утром еще с большим количеством вопросов, чем накануне. Точнее сказать, сном это вообще можно было назвать с большой натяжкой — так, иногда мутные мысли сменялись мутными же видениями. И нельзя сказать, что много выпили накануне… нет, совсем немного, но ведь и без выпивки уже хватало всякого и разного.

Когда вчера Лодовико и Варфоломей разложили ситуацию по полочкам, она показалась вполне понятной, и вообще с ними хотелось согласиться. Это было не вполне так, как он привык, именно потому, что не нужно было никуда бежать и ничего делать. Но всё же приемлемо. Утром же дело виделось в ином свете — беспросветно и тоскливо, хотелось немедленно отправляться к Элоизе, тормошить её и добиться-таки понимания, что такое вчера было.

Однако он уговорил себя подождать и не дергаться. Позавтракал у себя, потом огородами добрался до своего кабинета. Звонок Софии застал его именно там.

— Привет, к тебе можно заглянуть вот сейчас?

— Привет, именно сейчас как раз и можно, — ответил он. — Заглядывай. Кофе? Сладости?

— Кофе да, но в остальном я не Эла, — рассмеялась София, — и сладостями не питаюсь.

Она появилась через четверть часа. Вошла и тщательно заперла за собой дверь.

— Привет. Может быть, ты мне скажешь, что у вас с Элой произошло?

— У нас с Элой? — черт возьми, опять весь дом в курсе?

Элоиза права и нужно молчать?

— Ну да, с Элой. Она прибежала ко мне полчаса назад, сунула заявление на неделю отпуска, сказала, что всё со всеми согласовала и убежала. Но вид у неё был такой, будто она ревела всю ночь. Вы поссорились? Ну чего ты на меня смотришь, как будто впервые видишь?

Он вдохнул и выдохнул.

— София, ты меня знаешь уже сто лет как, и местами — довольно близко. Скажи — что во мне не так?

— В тебе не так? — рассмеялась София. — Ну, это как на чей вкус, знаешь ли. Ты больной на всю голову тиран, с тобой рядом ни вздохнуть, ни расслабиться, у тебя неистребимые аристократические замашки. И машину ты водишь как ненормальный, вот, — она улыбнулась, подождала минуту и добавила: — Но сдается мне, что ряд этих вопросов твоей нынешней даме свойственен ровно так же, как и тебе, а остальное вы просто отбросили за ненадобностью. Почему ты спрашиваешь?

— Скажи, она когда-нибудь с тобой обо мне говорила?

— Нет, никогда. Спроси у Анны, может ей больше повезло, мы с Элой вовсе не близкие подруги, так, обо всём и ни о чем. Со мной она не откровенничает. А вы что ли правда поссорились?

— Мне показалось, что да, а свидетелям той сцены — что нет.

— У вас всё, не как у людей, даже поругаться по-человечески не можете, — хихикнула София. — Я прямо остро жалею, что не была в числе свидетелей той сцены. Но она планирует вернуться на работу в следующий понедельник. Глядишь, остынет и всё выяснится.

— Скажи, что ты думаешь про неё и про меня, вообще? Что видно снаружи?

— Снаружи я видела только рождественский вечер. А на нем она была вся твоя, со всеми её странностями. И светилась так, как будто полностью счастлива. Неужели ты не заметил?

— Мало ли, что я заметил, — буркнул он.

— Я в тебя верю, ты умеешь и любить, и показать, что любишь. Жить с тобой жизнь я, конечно, не была готова никогда, но вспоминаю о нашем совместном времени с удовольствием.

— Вот, и она тоже не готова жить со мной жизнь! Только иногда тихо встречаться. Поэтому я снова возвращаюсь к вопросу — что со мной не так.

— О, а ты спрашивал, готова ли? А она знает все твои обстоятельства?

— В общих чертах.

— Ты что ли сам рассказал?

— Что-то рассказал, что-то само выплыло, да еще у нас обоих есть разные родственники, которые, как оказалось, близко знакомы между собой. Так что каналов информации достаточно.

— А ты тоже в курсе про её жизнь до тебя?

— О чем-то, конечно, знаю. Не особенно, на самом деле. То есть, я выяснил факты, но они ни о чем. И ничем мне не помогли.

— Так может быть, вам просто нужно сесть и поговорить? О вас самих? Вам вообще удается разговаривать? Или вам пока не до разговоров?

— Удается иногда, — он не смотрел на Софию, он смотрел куда-то в пространство.

— Так и поговорите!

— Она не хочет, все время уходит от ответа.

— По-моему, ты умеешь быть убедительным. Со мной, во всяком случае, был.

— Спасибо тебе, — он попробовал улыбнуться, но вышло плохо.

— Да ладно, мы же друзья. Если я поссорюсь с мужем, то к тебе первому приду рыдать, — рассмеялась София, поцеловала его в щеку и унеслась по своим делам.

Он долго сидел, смотрел в телефон и думал — позвонить или нет? И не позвонил.

* 49 *

Неделей позже, в субботу днем, Элоиза задумчиво сидела над чашкой кофе в Париже, в городском доме Шатийонов на улице Турнон. Полная изоляция от привычного круга общения сначала злила, так и хотелось позвонить, спросить о новостях, написать… к четвергу злость утихла. Сестрица Марго, зеленоглазая ведьма с рыжими кудрями, всё время пыталась выпытать, что же случилось, и к счастью, она не умела читать мысли. Но Элоиза спокойно отшучивалась, всю неделю ходила с ней на разные тусовки художников и прочих творческих личностей, встретилась с несколькими университетскими знакомыми, а вечером пятницы отправилась посидеть в баре с Адриенной, близкой приятельницей философских времен. Там их разыскала Марго, её сопровождал… ох, и чего его вообще принесло в Париж разом с ней? В общем, человек, с которым Элоиза некоторое непродолжительное время встречалась, пока писала диссертацию. В их общении всегда было больше разговоров, чем секса, они скорее дразнили друг друга, нежели любили. Больше, чем на одну ночь, но меньше, чем на всю жизнь. Вдохновения хватало для обоснования теоретических положений, но недоставало для написания стихов. А после их разнесло по разным частям мира. Впрочем, они переписывались, немногословно, но стабильно, интересовались жизнью друг друга, а встретились лично раза два за все истекшие годы. Встречались, разговаривали, прощались. А вчера…

Конечно, в этой компании все знали всех. Ну, или почти все почти всех — Андре и Адриенна знакомы не были, но это не оказалось проблемой. Сначала Марго выпила пару бокалов и её понесло. Адриенну всегда легко несло и без бокалов, с Марго они всегда с полуслова входили в резонанс… в общем, в итоге все вчетвером отправились домой к Адриенне и устроили вечеринку в стиле «вспомним прошлое». Правда, тогда, много лет назад, был бы сплошной секс, а разговоров и алкоголя меньше. А сейчас… Он сделал ей множество намёков и одно недвусмысленное предложение, но ей не хотелось ни намёков, ни предложений, ни его самого. Пришлось немного надавить на всех, и в итоге Марго и Андре скрылись в спальне, а они с Адриенной прикончили под разговоры бутылку коньяка и взялись за вторую, а потом пришла Марго, присоединилась к ним, а когда и вторая бутылка закончилась — вытащила её из кресла и вызвала такси до дому.