Конфайнмент (СИ) - Тимофеев Владимир - Страница 38

— Не понимаю, что это, — закончив читать, он поднял глаза и недоуменно уставился на меня.

— Это твои размышления о природе одного научного феномена и соображения, как лучше собрать устройство для перемещения чужого сознания по оси времени.

— Ты хочешь сказать: это написал… я?

— Ты, конечно. Кто же ещё?

— Но… я не помню.

— Естественно. Как можно вспомнить то, что будет написано через тридцать лет.

Эту сложную мысль Синицын обдумывал долго. А когда закончил, то радостно заявил:

— Я понял. Ты решил меня разыграть.

Я мысленно выругался. Вроде умный пацан, а такую фигню сказал. Придётся помочь.

— Нет, Шур. Я тебя не разыгрываю. Всё это написал именно ты и никто другой. Просто это случилось не сегодня и не вчера. Ты написал это через тридцать лет, в 2012-м. Хочешь спросить, откуда я это знаю? Ответ до безобразия прост: потому что я сам оттуда.

— Откуда оттуда? — вытаращился на меня Шурик.

— Из будущего, откуда ещё? — пожал я плечами…

Убедить приятеля в реальности происходящего оказалось непросто.

Для начала я поведал ему о нескольких любопытных случаях, произошедших с ним до нашего знакомства и о которых он никому не рассказывал… В смысле, пока не рассказывал.

Потом он узнал о своих планах на ближайшее будущее, про которые он тоже ещё никому ничего, но что обдумывал — это точно.

Главным же доводом, что я над ним не прикалываюсь, а говорю абсолютно серьёзно, стало моё объяснение про деньги от Кривошапкина и «неожиданный» лотерейный выигрыш…

— Но если ты всё равно мне не веришь, попробуй сыграть в неё сам, — добавил я напоследок. — В следующую субботу состоится 49-й розыгрыш. Тебе какой вариант интересен, «6 из 49» или «5 из 36»?

— Ну, эээ… пусть будет шесть, там вероятность ниже, — повёлся на подначку Синицын.

— Отлично. Значит, запоминай. Выигрышные номера — 16, 19, 24 и 46.

— Но это четыре номера. А где ещё два?

Я ухмыльнулся.

— Оставшиеся угадывай сам. Но эти — железно, выиграешь рублей сто. И, кстати, номер 16 будет выигрышным и в другой лотерее, где надо пять угадывать.

— А остальные?

— А остальные — нет, больше совпадений не будет.

Шурик почесал за ухом.

— Ладно. Проверю.

— Проверь-проверь. Это правильно. А деньги… — я указал на лежащую на столе пачку. — В общем, оставь их пока у себя.

— Зачем? — не понял приятель.

— Затем, что когда ты поймёшь, что я тебя не обманываю, тратить их будешь ты. Машина времени, она, знаешь ли, удовольствие недешёвое.

Синицын посмотрел на меня таким взглядом, словно очень хотел покрутить у виска пальцем, но побоялся реакции. Что ж, он был не так уж неправ. Я, действительно, выглядел сейчас «немножечко сумасшедшим».

— Ладно, пусть так, — он сгрёб со стола деньги и спрятал в портфеле. — Через неделю посмотрим…

Среда. 1 декабря 1982 г.

Стучат колёса где-то, стучат колёса где-то.

Стучат колёса где-то, простились мы с тобой.

Осталось где-то лето, осталось где-то лето.

Осталось где-то лето, за горой…[2]

Встаю, убавляю у радио громкость, сажусь.

Сашка отправился узнавать, когда будет следующая остановка, а я отхлебываю из стакана чай и гляжу в окно.

Опять за стеклом проплывают города и веси, стучат колёса, покачивается на рельсах вагон.

Снаружи — белым-бело. Снег выпал, как всегда, неожиданно.

Да, лето и вправду закончилось, а следом за ним и осень с предзимьем.

Те, кто всё время живут в Москве, иногда просто не верят, что на свете есть и другие места, и в этих местах всё может быть по-другому, даже погода…

— Брр! Минус пятнадцать уже.

Вернувшийся в купе Лебедев садится напротив, вытаскивает из-под подушки учебник по электросигнальным устройствам, тяжко вздыхает и начинает листать страницы, готовясь к предстоящему на следующей неделе зачёту.

Ему хорошо. Он ещё не знает, что его ждёт в этой жизни. Она у него вся впереди.

Мне хуже. У меня уже есть опыт. Мало того, я уже в курсе, что войти в одну реку дважды ещё не означает сделать её лучше и чище. Вот поэтому я, наверное, и не буду подробно рассказывать Шурику о его личном будущем, как не буду это рассказывать никому…

В субботу Синицын ушёл из моей «тайной комнаты» без проблем.

Специально следил за ним до метро, а потом ещё сделал пару кругов по району, чтобы узнать, не следит ли кто-то за мной. К счастью ли, к сожалению, ничего подозрительного не обнаружил. То ли у «чекистов» наружка выше всяких похвал, то ли и я, и Синицын оказались для конторы неинтересны.

Если последнее верно, то это, право, обидно. Такую комбинацию выдумать, а потом бросить на полдороге, словно её результат не так уж и важен. Ну, разве что никакой хитровыделанной комбинации не было, и всё, что случилось, случилось само собой. Хотя это вряд ли.

Ни в жизнь не поверю, что Кривошапкин отдал мои деньги Шурику без санкции свыше. Наверняка ведь согласовал или с Ходыревым, или вообще с «Седым». Поэтому, хочешь не хочешь, а ухо надо держать востро. Потому что если слежка была, а я её не заметил, это означает одно — «Седой» не стал держать информацию при себе, а поделился с начальством. Ситуация для меня не самая лучшая. Известно ведь: все спецслужбы прямо-таки обожают эффект неожиданности и начинают «колоть» клиента тогда, когда он этого меньше всего ожидает…

Всё воскресенье рассуждал над этой проблемой, но так ничего и не выдумал. Решил действовать по обстоятельствам. Как будет, так будет. Время у меня ещё есть. Плохо только, что Шуру я уже как бы включил в расклады, и волей-неволей он, если что, тоже окажется под ударом. С другой стороны, денег у него я не взял, наговорил «ахинеи», полный набор для выигрыша в лотерею не выдал, так что отмазка у него есть. Пока мы с ним снова не встретимся и не придём к полному взаимопониманию по всем вопросам, он всегда может заявить: «У товарища Фомина крыша поехала».

Ещё одно моё «слабое» место — Жанна. Вот ей я точно ничего говорить не буду. Что бы со мной ни случилось, она должна оставаться вне подозрений. Хотя… зная её столько лет… нет, она от меня не откажется. Если только я сам её не прогоню и не сделаю что-нибудь подлое и предательское. В принципе, это выход. Но реализовать его можно, только если никаких других не останется…

В воскресенье она на «Подмосковной» не появилась. Конечно, я сам попросил Лебедева, чтобы он через Свету передал моей бывшей-будущей просьбу не приходить в выходные, но всё равно — до самой последней минуты боялся, что она эту просьбу не выполнит. Просто назло, из чувства противоречия. Однако нет. Жанна оказалась понятливой. Раз парень сказал, что занят, значит, не надо ему докучать… Блин! Ну, прямо идеальная жена получается! Хотя о чём это я? Мне же это и так известно…

Наша встреча состоялась днём позже, в понедельник.

После работы я, как и обещал Матвею, прибыл автомотрисой на «Рижскую», оттуда по Каланчёвской линии на платформу «Савёловская», а дальше пешком до Дворца культуры МИИТ.

Матвей с Сашкой встретили меня возле входа.

— Вот тут мы сейчас обитаем, — сообщил Долинцев, когда мы поднялись на второй этаж и вошли в одну студийных комнат.

— Неплохо, — похвалил я.

Помещение было действительно хорошо оборудовано. Аппаратура, конечно, не та, что появится в нашей стране в девяностых-двухтысячных, но тоже на уровне. Микрофоны, динамики, микшерский пульт, усилители, инструменты…

Электроорган «Юность-75». Неплохая машинка. В городе, где я жил до поступления в институт, таких было раз-два и обчёлся.

Две гитары из трёх — бас и ритм — являлись ярчайшими и в то же время типичнейшими образцами музыкальной промышленности стран «восточного блока». Гэдээровская «Musima» и чехословацкая полуакустика «Jolana Special». Помнится, злые языки поговаривали, что и та, и другая не более чем перепевы буржуйских «Fender» и «Gibson». Так это или нет, неизвестно, но что я знал совершенно точно — после отечественной «Аэлиты» играть на таких представлялось сущим блаженством.