Его (не)приличная ведьма (СИ) - Созонова Юлия Валерьевна - Страница 27

— Он мой.

Мне не нужно говорить этого вслух. Мне не нужно кричать об этом на весь дом. Мне достаточно зарыться пальцами в короткие темные пряди, провести ногтями по его шее, царапая гладкую кожу. И улыбнуться шире, глядя, как бледнеет ее лицо, как злость сменяет обида и растерянность. А в следующий миг я забываю о ней, дергая волка за загривок, заставляя поднять голову.

Впиваясь болезненным, голодным поцелуем в его приоткрытый рот. Кусаясь, вылизывая, сталкиваясь зубами и задыхаясь от нехватки воздуха в горящих легких, от нестерпимого желания и жара, разливающегося по венам.

Еще один рывок. Меня легко подхватывают на руки, позволяя обвить ногами талию, и несут до ближайшей свободной комнаты. Не обращая ровным счетом никакого внимания на топчущихся поблизости волчат.

Они водят носами, щерят клыки и вжимают головы в плечи, боясь нарваться на гнев вожака. Их злые взгляды и неприкрытое осуждение щекоткой скользит вдоль позвоночника. И ненависть. Густая, липкая, оседающая приторной ванилью где-то поперек горла. Такая жгучая, что невозможно удержаться от искушения и не заметить ее.

Оборвав на полуслове поток неизменных пошлостей, тихо нашептываемых волку, я подняла голову. И надменно вскинула бровь, снова видя перед собой эту чертову волчицу. Зареванную, с размазанной косметикой, в разодранной когтями одежде. Откровенно жалкую и до нелепого упертую.

Хмыкнув, я щелкаю пальцами и беззвучно проговариваю слова заклятья. Ставя жирную точку в этом нелепом, никому не нужном соревновании. Проклиная девчонку до пятого колена, обрекая ее на поиски истинной любви. Без права на секс с кем-то кроме своей руки, пока не найдется ее вторая половинка.

Если таковая вообще существует, конечно же. И мне плевать, насколько это мелочно, низко и подло. В том, что я маленькая, мстительная дрянь, я никогда не сомневалась. А те, кто вздумает усомниться в моей томной, нежной душевной организации…

Что ж, мир их праху.

— Стерва.

Тихий довольный смешок вибрирует в широкой мужской груди, а пальцы сжимают сильнее, оставляя следы на коже. Не удержавшись, провожу носом по его виску вниз до самого плеча и прикусываю кожу, оставляя алый след. Срывая рваный выдох с чужих губ, и остро сожалея, что яркая метка почти мгновенно сходит на «нет».

Но кто мешает поставить еще?

Свободный полет становится полной неожиданностью, как и громко хлопнувшая дверь, отрезающая нас от остального мира. Сдувая прядь волос с носа, я поднимаюсь на локтях, глядя на застывшего у края кровати волка. Напряженного, возбужденного, тяжело дышащего и смотрящего на меня голодным взглядом, полным похоти и откровенного желания.

Взглядом, ловящим отклик где-то глубоко в душе, притупляющим боль от острых когтей гребанной ревности. Но не настолько, чтобы сдаться на его милость здесь и сейчас.

Улыбка. Мягкая, предвкушающая, полная ноток обещания и злости. Откинувшись назад, я прогибаюсь в спине, скользя пальцами по шее вниз, на грудь и обнаженный, подрагивающий живот. Рисуя бессмысленные узоры и знаки, чувствуя повисшее в воздухе напряжение. Острое, одуряющее пахнущее нетерпением и покалывающее кончики пальцев, ледяными искрами магии. Чужие руки дергают пояс джинсов, чудом не выдрав замок с мясом, но я упираюсь обнаженной ступней ему в грудь, совершенно не заметив, когда успела разуться.

— Не-а, плохой во-о-олк…

Тяну гласные, цепляя пальцами край футболки и дергаю его вверх, обнажая тяжело вздымающуюся грудь, шипя от ощущения трения по болезненной, слишком чувствительной коже. Отбрасываю в сторону ненужную тряпку и повожу плечами, чуть прогибаясь в спине. Дразня хрипло выдохнувшего волка каждым миллиметром собственного голого тела.

Отчетливо слыша, как звенят натянутые до предела цепи его самоконтроля.

— Мо-р-р-р…

Рычащие нотки будоражат и дразнят. Горячие пальцы на обнаженной коже заводят еще больше. Я улыбаюсь, довольно и самую малость зло, засовывая пальцы за край собственных джинсов, и медленно покачиваю бедрами, стягивая тонкую, такую ненадежную преграду. Лишь в конце позволяя своему волку маленькую шалость — сорвать брюки с меня окончательно и бесповоротно, отбросив их куда-то в сторону.

— Ты дразнишь зверя, конфетка…

— Я знаю.

Опускаю ногу на кровать, раскрываясь бесстыдно и откровенно и, подавшись вперед, хватаю его за шлевки на джинсах, тяну на себя. Заставляю упасть сверху, и он охотно подчиняется, наваливается всем телом, чудом не придавив меня. Его руки по обе стороны от моей головы и дрожат, а взгляд…

Ох. Этот взгля-я-яд. От него можно кончить здесь и сейчас, без рук и хоть какой0то стимуляции. И эта мысль отзывается жадностью и голодом, вспыхнувшим где-то в душе, переплетающимися со звериным желанием присвоить его, заклеймить собою. А кто я такая, чтоб отказать себе в этой малости, м?

Изогнулась, толкнув волка ладонями в грудь. И уселась на бедра, смотря на него сверху вниз. Медленно, вдумчиво скользя взглядом по обнаженным плечам, напряженному прессу, стиснутой челюсти. Прослеживая этот же путь самыми кончиками пальцев, позволяя магии тонкими иглами впиваться под чужую кожу. Точно зная, как жарко и невыносимо ощущаются эти прикосновения, то обманчиво ласковые, то болезненно жгучие.

Подогревающие и без того не угасающее пламя желания, готовое спалить дотла все вокруг.

Наклоняюсь вперед, опаляя дыханием его губы. Переплетаю наши пальцы, стискивая с силой его ладони, до едва слышимого хруста. И тихо, ласково интересуюсь, улыбаюсь шально и зло:

— Скажи мне волк… Сколько?

— Что сколько, конфетка?…

Он вскидывает бровь, дернув меня на себя. И впивается жестоким, колючим поцелуем в губы. Тихо рычит, отпустив одну руку и ухватив меня за шею. Прижимая так близко, что становится нечем дышать. И разорвав поцелуй, стоило мне медленно щелкнуть пальцами, позволяя бурлившей в крови силе вспыхнуть, черным жгутом обвивая его тело и обездвиживая недовольно зарычавшего волка.

Я засмеялась, выпрямившись и облизнув припухшие губы. Провела пальцем по щеке Кайла, наслаждаясь ощущением колючей щетины на коже. Снисходительно наблюдая за тем, как подчинившись моей воле, заклятье оплетает широкие плечи, обнаженный торс, сильные запястья с вздувшимися от напряжения венами и шею волка. Прослеживая кончиками ногтей выступившие на его груди руны, одну за другой, и повторяя свой вопрос, хрипло растягивая гласные:

— Сколько, волча-а-ара? Скольких еще ты успел трахнуть за это время, а?!

У волков нет истинных пар.

ебнутую теорию истинной любви придумали идиоты не сумевшие отвоевать свое право на женщину, уступившие ее тому, кто сильнее. Это Кайл Монтгомери знал с младых когтей, слишком рано вкусив все прелести хищной жизни и ни разу об этом не пожалев. А еще он твердо знал, что волки не имеют дел с ведьмами, но…

Этой ведьме он мог позволить все. И даже капельку больше.

Тонкие пальцы сжались, впиваясь острыми ногтями в кожу на груди. Наклонившись к его лицу, Мор зло выговорила прямо ему в губы:

— Сколько?!

— До хе-ра…

Путы магии стиснули крепче, сдавив шею и ребра до боли и едва различимого хруста костей. Кайл хрипло хохотнул, расплывшись в нахальной, похабной усмешке и даже не пытаясь освободиться. Подался вперед, впившись кусачим поцелуем в припухшие и такие сладкие губы чертовой девчонки. И вскинул бедра, нагло проехавшись болезненно твердым, запертым в гребанную джинсу членом по ее промежности. Проглотив громкий, несдержанный стон ведьмы, осевший горячим колючим комком где-то в груди.

С тихим смешком заявив, глядя прямо в злые, темные и охуительно притягательные глаза Мор:

— Я. Их. Трахал. Всех. Каждую сучку, стелившуюся под меня. Каждую… — Монтгомери скользнул языком по ее подбородку, прикусил его заострившимися клыками. И выдохнул, почти беззвучно. — Но никому из них я не позволил бы трахнуть себя. Никому. Кроме одной… Ведьмы.

Лизнув припухшие от поцелуев и укусов губы Мор, застывшей каменным изваянием на его бедрах, Кайл сделал то, что бульварные мозгоправы советовали всем жертвам сексуального насилия. Он, мать твою, расслабился, закрыл глаза и приготовился получить удовольствие.