Есть ли жизнь после свадьбы (СИ) - Козьякова Наталья Дмитриевна - Страница 15

Малыш уснул быстро и без капризов. Сказался целый день пребывания на свежем воздухе в саду. Обнял обеими ручками медведя, уткнулся в него носом, и посапывает чуть слышно. Сейчас он спит в своей кроватке, однако ночью может перебежать ко мне под бочок. И мне это нравится. Я стараюсь не сюсюкать с ним, понимая, что граф может и не отпустить ребенка со мной, и тогда придется рвать по живому. Но это будет равносильно убийству. Я не знаю всех тонкостей взаимоотношений родителей малыша. Не знаю, почему отец так равнодушен к судьбе ребенка. Жаль, что не знала об этом раньше. Можно же было включить это в брачный договор. Значит, мне нужно придумать — как вынудить графа отдать ребенка мне.

Я поправила одеяло на малыше, и вышла в гостиную. Лита, убрав в ванной, убежала к себе. Я выделила ей небольшую комнату по соседству, чтобы она была всегда под рукой. Хорошая девочка, с Артуром ладит прекрасно. Дети чувствуют отношение взрослых к себе. А Лита и сама недалеко от ребенка ушла… Но хватит уже оттягивать, леди Апрелия! Двери закрыть на ключ, сменить платье на уютный халат, туфли — на тапочки, взять конверт и вскрыть. Магическая печать требует капельки крови. Если оно предназначено мне — вскроется без проблем. Если нет — останется запечатанным… Вскрылось. Теперь устроиться в любимом кресле, придвинуть ближе светильник…

«Здравствуй, моя дорогая девочка! Ели ты читаешь это письмо — значит, пришло твое время. Надеюсь, твой отец сдержал слово, и выдал тебя замуж за аристократа. Со временем ты поймешь, почему я так настаивала на этом. Немного я расскажу сейчас, а все остальное ты узнаешь сама.

Как ты знаешь, я двоюродная тетя твоего отца. И в наших жилах течет кровь Ангелики. Ты понимаешь — о ком я? Даже в письме не стоит называть вещи своими именами. Сведения об этом давно утрачены, единственная, кто еще об этом знает — я. А теперь и ты. Не знаю, который из её сыновей отметился в нашей родословной — но факт остается фактом. Изредка в нашем роду появляются девочки, отмеченные Силой. Вернее, ты — седьмая. И не говори, что ты никогда не чувствовала ничего необычного. Я тогда успела вовремя. Вспомни день, когда мачеха рожала твою сестру. О тебе все забыли, и ты увидела то, что для девочки было не предназначено. Если б не ты — мачеха умерла бы вместе с ребенком. Я не успевала. Когда я вошла в задымленную, провонявшую благовониями комнату — ты сидела за изголовьем кровати, держала мачеху за руку и пела колыбельную. Я видела тоненькие нити твоей силы, перетекающие в роженицу. Я едва успела перехватить их — ты сомлела. Упала в обморок. А я отправила тебя в пансион после того, как вы все оправились от недугов. Ты же помнишь матушку Асию, служительницу Светлейшей в вашем пансионе? Она помогла запечатать твой дар. Она же и унесла эту тайну с собой, когда отправилась к престолу Светлейшей. Не спрашивай — почему я так поступила. Потом ты поймешь это сама. И тогда сама решишь — простить или не простить старую бабку. Теперь о моем завещании. Оно достаточно велико, чтобы ты могла жить на проценты, ни в чем не нуждаясь, и не трогая основной капитал.

Если же твой брак с аристократом будет удачным, и у тебя будут дети — возможно, в одном из твоих сыновей или внуков проснется магия. Тогда эти деньги пойдут на его обучение. Женщине магия не нужна. Уж поверь мне: это лишние хлопоты и заботы. После церемонии в храме ты сможешь пользоваться теми крупицами, что у тебя остались. Для бытовых нужд этого хватит, а целительница из тебя не получится все равно. Я оставила тебе в наследство и всю свою библиотеку — там есть книги, которые помогут тебе совладать со своим даром. Большего, уж прости, я тебе не открою. Для твоей же пользы. Да, не вздумай делиться этими сведениями со своими сестрами: они обе совершенные пустышки.

Должно быть, письмо покажется тебе бессвязным. Возможно, ты обидишься, что я единолично решила твою судьбу. Но я всегда любила тебя, моя девочка, и надеюсь, что тебе удастся то, что не удалось ни одной женщине нашего рода — возвыситься сообразно крови. Прощай же, девочка моя. Будь счастлива. Твоя бабушка».

Я дочитала письмо, и оно почти сразу истлело в моих руках, осыпавшись пеплом. Странное письмо. Странные сведения. Ангелика — та самая первая жена короля — основателя Размана Первого. У них было несколько сыновей, один из которых отметился в нашем роду. Бред! Наш род всего-то четыре поколения насчитывает. Первым купцом стал мой прапрадед Александр почти в сорок лет, а до того был простым лоточником. Прадед дело приумножил, дед… Дед все потерял вместе с жизнью. Бабушка воспитала моего отца, дала денег на открытие лавочки. Все остальное отец сделал сам… Или все-таки не совсем бред? Откуда-то взялись и те нити силы, и та искорка, ранившая крысу… И тот день я хорошо помню… Сидела, держала за руку, пела… Так я часто пела матушке. Ей нравилось. Я и сейчас пою колыбельные, когда укладываю спать маленького виконта. Вот про беспамятство ничего не помню, но ведь с тех пор прошло пятнадцать лет, а детская память избирательна. И матушка Асия в пансионе не обращала на меня особого внимания. У некоторых пансионерок были какие-то способности, с ними матушка Асия занималась — это я помню. Две или три из них впоследствии стали служительницами в храме Светлейшей. А меня в шестнадцать лет батюшка забрал домой. Бабушка к тому времени уже стала совсем немощной, но все же приехала. Долго меня рассматривала, обнимала, подарила набор украшений из серебра с бирюзой — серьги, колечко и подвеску. Мне они почему-то не понравились, но чтобы не обижать старушку, я надевала их два или три раза. Потом она о чем-то долго разговаривала с батюшкой, после чего он поссорился с матушкой. И заявил, что его старшая дочь выйдет замуж тогда, когда появится достойный жених. Даже если ей придется просидеть в девках до сорока лет… Жаль, что достойный жених появился всего лишь через десять лет… И что мне теперь делать? Хотя, главное условие будет соблюдено в любом случае: титул у меня останется и после развода. А со своим состоянием я смогу рассчитывать на брак с другим аристократом. И чем не шутит Светлейшая — муж будет владеть каплей магии…

Тьфу! А может быть, мне стоит покопаться в своей родословной? Может быть, стоит узнать — кем была та женщина, в постели которой отметился один из сыновей Ангелики? Вдруг она не из купеческого сословия? Ох, темна вода во облацех… Впрочем — чем еще заниматься новоиспеченной графине, как не разгадыванием семейных тайн. Вышивание — дело хорошее и прибыльное, но ведь и голове занятие нужно. Графу вот только беспокойство — мне ведь придется и с разными людьми общаться, и за пределы имения выбираться. А у него и так чувство собственного достоинства исстрадалось… Эх, бабуля! Лучше б ты мне ничего не писала, и магию, если она на самом деле у меня есть, запечатала полностью. Живут же другие люди без неё, и я бы обошлась…

Речка Вилюйка вполне оправдывала свое название, с легким звоном прыгая с камешка на камешек, прихотливо изгибаясь, виляя, а то и кружась по глубокому руслу, промытому за многие и многие годы. Была она не то, чтобы широка и глубока, но по весне принимала в себя все талые воды с полей и огородов. Наполняла собой широкий овраг с пологими стенами, напитывала землю, уносила с собой разный мусор в реку покрупнее, но не менее извилистую и суетливую. Потом весеннее половодье само собой сходило на нет, Вилюйка возвращалась в привычное русло, и до следующей весны уже не бузила, лениво отражая в себе проплывающие в немыслимой сини облака. Так было множество лет, до тех пор, пока на правом берегу не поселились люди. Не то двести, не то триста лет назад. А людям мало черпать воду из реки ведрами, им подавай и места для купания, и для стирки, и для всяких прочих хозяйственных нужд. Вот и выдумывают запруды, дамбы, плотины, а то и русло спрямляют так, что посреди речки вдруг вырастают островки. Или наоборот — углубляют, и тогда появляются рукотворные омуты. Речка с этим произволом мирилась до весны, а потом сносила все человеческие выдумки начисто. Однако это не мешало людям вновь и вновь устраивать свои затеи. Так и жили вместе речка и люди. То мирились — и тогда в самодельных прудах лениво шевелили плавниками быстро растущие и жиреющие на вольных хлебах караси. То реке вдруг хотелось почувствовать себя грозной — и тогда все запруды размывались, и почти вся рыба уплывала в большой мир. Одно время люди даже стали специально запускать в речку молодь разных рыб, откармливать и по осени вылавливали, спуская воду. Потом этот промысел почему-то себя исчерпал, и теперь в Вилюйке водились в основном гольяны, да шустрые вьюны. Деревенская пацанва ловила её вершами и мордушками, а то и просто — стянутым у матери куском редкой ткани. По углам крепились прочные бечевки, связывались в узел, в середину насыпались хлебные крошки и все. Примитивная ловушка готова. Оставалось только забрести по пояс в речку, опустить снасть, и на какое-то время замереть неподвижно. Матери не ругались: какой — никакой, а дополнительный вклад в весьма скудный летний рацион. Особенно вкусно, если залить мелкую рыбешку взбитыми яйцами и запечь в печке…